Александр Сладков - Обратная сторона войны
– Стой! Оружие в оружейку!
Инструктор посмотрел на меня:
– Нормально?
– Вполне.
По плацу тем временем, прикрывая друг друга, переползали бойцы. Прям по асфальту. С ними тоже занимались инструкторы, то и дело подсказывая и поправляя. Между стоящих по кромке плаца грузовиков, БМД, БМП и БТРов тоже мелькали бойцы. Все было в движении. Но в моих наблюдениях меня поразило не это. Чуть раньше, в казарме, я увидел, как в импровизированном спортзале, среди атлетических станков, нагромождений матов и коней для опорных прыжков, маневрировал человек. Он был полностью экипирован, в руках держал пулемет. Человек перебегал, совершал кувырки, перекатывался, вставая на колено, «холостил», щелкая спусковым курком, имитируя выстрел. Он то прятался, высовывая для стрельбы только ствол, то выскакивал на открытое место, затем незаметно для «противника» пробирался за матами и появлялся в неожиданном месте. Потом человек вдруг выходил, делал серию быстрых приседаний с пулеметом на вытянутых руках и снова прятался. Он тренировался сам, по своей инициативе, без принуждения, чтоб там, в аэропорту, или в Авдеевке, в Песках, не умереть, а победить. Как я заметил, в «Спарте» все этому подчинено. Моторола тогда, у «девятки», мне сказал, а я запомнил:
– К нам приезжает много людей. И многие с боевым опытом. Мы их готовим, потом постепенно вводим в строй. В конце концов они оказываются в настоящем бою, и восемьдесят процентов из них собирают вещи и уезжают.
– Почему?
– Да потому что здесь идет настоящая война. Это не спецоперация. По нам бьют минометы, пушки, танки, ракеты. И сильно бьют. И против нас не дети воюют, не боевики, а настоящая армия, бывшая советская. Такое не всякий выдержит. Уходят люди. Зато с теми, кто остается, можно идти хоть в огонь, хоть в воду.
Если Моторола – Чапай, то его заместитель по прозвищу Воха – его Петька. Арсений Павлов без него никуда. Замкомбата – молодой парень. Он ходит в маске и в шлеме поверх. Часто Воха натягивает нижний срез «окна» маски на подбородок, и тогда вы можете видеть бесстрастные серые глаза, немаленький ноздреватый нос, бородку и лихо закрученные вверх усы. Воха пришел в отряд Моторолы еще в Славянске. Вернее, приехал на своей машине. Делал все для революции: возил, воевал, грузил. Потом стал заместителем Моторолы. Они вместе гоняют на квадроциклах с развивающимися флагами «Спарты» и ДНР, вместе воюют, вместе ходят в гости. Они дополняют друг друга. Моторола ранен в левую руку, Воха в правую. У замкомбата на его квадроцикле даже пулеметная станина сделана так, чтоб стрелять с неудобной руки.
Да ну, фрондеры какие-то и не более – так скажет иной обыватель. Не торопитесь. Вы оцениваете таких, как Гиви и Моторола, сидя в кресле-качалке, у камина, где-нибудь в Москве или в Питере. Это вполне реальные персонажи, способные влиять на историю. И не только Новороссии, Украины, а даже самой России, находясь в центре событий, будоражащих наши новости и Интернет.
Но что с ними будет дальше? С командирами? Это только в песне «есть у революции начало, нет у революции конца». Я вспоминаю Таджикистан. Были там два самых известных полевых командира, державшихся политики Душанбе. Как только власть Эмомали Рахмонова окрепла, показались они в этой власти лишними. И вдруг трагедия. Надо же, в один день они взяли и застрелили друг друга. При загадочных обстоятельствах.
Чудо? Я не уверен. Скорее всего, филигранно выполненная ликвидация. Героям революции всегда стоит опасаться не врагов своих, а именно ее, революции.
Еще примеры? Посмотрите на наших героев Афганистана или Чечни.
Ни одного знаменитого командира под забором вы не найдете. Все при деле. Этот в фонде, этот общественник, этот в палате какой-нибудь. Они хороши, когда рядом, по нашу сторону баррикад. А в забытьи и нищете очень быстро дурные мысли приходят в голову. Особенно людям решительным, привыкшим ставить свою жизнь на кон. Возьмите Буданова. Он убил чеченскую девушку. Отобрали ордена, посадили. Все логично. Вот только что с ним делать после тюрьмы? Это же готовый мятежный командир, если что. Если оппозиция уговорит. Застрелили. Суд постановил, что чеченцы…
А что в Донбассе? Как ни странно, я представляю Гиви вернувшимся на завод. Мне это не кажется необычным. А Моторола… Война его поглотила в прямом и переносном смысле. Что она с ним сделает? Пережует? Выплюнет?
А может, я сгущаю краски? Война-то еще не закончилась. Перемирие – это «сказки для старших», как пел Высоцкий. Батальоны «Спарта» и «Сомали» вошли в армию ДНР. Может, их командиры так и будут воевать, а потом служить. У каждой войны есть не только дети, но и родители. И во многом судьба детей зависит от того, будут они слушаться своих родителей или нет.
Фото с вкладки
Ноябрь 1994 года. Граница Северной Осетии и Ингушетии. Черменский круг. Мы с Рыбаковым перед въездом в Чечню. Там нас сразу арестуют боевики, по подозрению в шпионаже в пользу Кремля. И чуть не расстреляют.
Май 1995 года, Чечня, Ханкала. Возвращение с задания. К тому времени, внешне, мы уже мало чем отличались от солдат . Только за плечом у меня был не гранатомет, как в юности, а штатив от камеры.
Моздок, 1995 год, . Пресс-центр группировки. Одно из знамен, с которым федеральные войска штурмовали Грозный.
Чечня, 1996 год. Освобожденный от боевиков Бамут. Я и не думал, что все-таки окажусь в центре этого села и сделаю стендап. И что Вадик вместо штатива будет использовать танк , на котором мы атаковали.
Дагестан, 1996 год. Период проведения операции по освобождению заложников захваченных чеченским полевым командиром Салманом Радуевым. Это город Хасавюрт. Я и наш водитель Сергей Окунев, исполнивший роль вампира во время прямого эфира, так напугавшего всю Германию
Афганистан, 2001 год. Наш репортерский лагерь в ставке антиталибской коалиции в городе Ходжабахауддине
Мои персональные апартаменты в Ходжабахауддине
Афганистан, 2001 год. Репортерский обед без разносолов
Афганистан, 2001 год. Переходим линию фронта в районе реки Кокчи. Слева Галанов, справа я, а Еловский со штативом за плечами по центру
Афганистан, 2001 год. Линия фронта. На позициях моджахедов из Панджшера. Один из них – наш добровольный помощник
Афганистан, 2001 год. На рынке в Ходжабахауддине. Я пробую сухие пайки, которыми американцы бомбили местные кишлаки перед тем, как вторгнуться в эту страну
Афганистан, 2001 год. Тюрьма в Ходжабахауддине. По правую руку от меня начальник тюрьмы, далее переводчик Мухаммед и охранники
Афганистан, 2001 год, город Ходжабахауддин. Чем больше пыли, тем чаще приходилось мыться
Афганистан, 2001 год. Связь с семьей мы поддерживали по спутниковому телефону, раз в сутки. С «Вестями» общались чуть ли не каждый час
Афганистан, 2001 год. Линия фронта. Еще 12 лет назад моджахеды воевали с советскими войсками, теперь с талибами. И русские репортеры для них – желанные гости
Афганистан, 2001 год. На пограничной реке Пяндж. Афганские солдаты досматривают наш скарб
Афганистан, 2001 год. Тюрьма в Ходжабахауддине. Бере м интервью у пленных талибов
Афганистан, 2001 год. В Ходжабахауддине нас подкармливал и сами афганцы. Они приносили кипяток и называли его «чой» . И рис, называли его «плов». А еще круглые хлебные лепешки –«нан». Не ресторан, но было вкусно
Таджикистан, 2013 год. Я оказался на Памире 20 лет спустя. Я изменился, а горы вечны
Таджикистан, 2013 год. В гостях у героя обороны 12-й заставы Мирбоко Додокалонова. Я с его сынишкой на руках
Афганистан, 2001 год. Мы в гостях у афганского генерала Атикулло Бариаллая, с которым сдружились на той войне
Сирия, 2013 год. Воюющая окраина Дамаска. Сирийские солдаты злы на боевиков и рвутся в бой. Мы идем с ними
Сирия, 2013 год. Воюющая окраина Дамаска. Бойцы Асада показывают нам добытые за день трофеи
2015 год, Донецкий аэропорт, злосчастная РЛС. Начало марта , но никакого перемирия. Идет бой, и мы под обстрелом. Рядом со мной легендарный репортер Семен Пегов
Примечания
1
«Монтаж, наговор, перегон» – профессиональные манипуляции, связанные с обработкой снятого материала и передачи его в Москву в штаб-квартиру «Вестей».
