Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений
Суверенная демократия не только замышлялась как противовес «Программе свободы» и контридеология, заслон на пути попыток Запада продвигать демократию. Суверенная демократия составляла также сердцевину задуманного Россией проекта использования мягкой силы; такого рода рассуждения должны были подорвать представления об универсальности евроатлантического исторического опыта и доказать, что российская политическая система, основанная на уникальных традициях страны, не менее легитимна, чем американская или какая-либо из европейских. Иными словами, чтобы доказать миру, что «наше не хуже». На пресс-конференции в преддверии саммита «Большой восьмерки» Сурков заметил: «Когда нам говорят о демократии, то думают о наших углеводородах»{356}. На саммите G8 Путин развил эту мысль: «Нам бы не хотелось, чтобы у нас была такая же демократия, как в Ираке». На что Буш ответил: «В России есть демократия российского стиля, и я понимаю, что она не должна быть точно такой же, как в США»{357}. Годом позже Буш выразился более определенно: «Если говорить о том, можно или нельзя перепрограммировать нечто, что составляет основу русской ДНК, а именно централизованную власть, то сделать это трудно»{358}.
«Суверенная демократия» превратилась в мантру российского политического класса. Тем не менее сам Путин не всегда однозначно высказывался по этому вопросу. На встрече с участниками Валдайского клуба в сентябре 2007 года в Сочи он разъяснил: «Суверенная демократия, на мой взгляд, это спорный термин. Это все-таки небольшое смешение. Суверенитет – это нечто такое, что говорит о качестве наших взаимоотношений с внешним миром, а демократия – это наше внутреннее состояние, внутреннее содержание нашего общества». Проливая свет на смысл «суверенной демократии», он ясно дал понять, что здесь ключевым термином является суверенитет, а не демократия. «Если совсем откровенно говорить, не так уж много сегодня в мире стран, которые имеют удовольствие и счастье заявить, что они являются суверенными, их можно по пальцам пересчитать. Это Китай, Индия, Россия и еще несколько стран. Все остальные находятся в определенной и очень существенной зависимости либо друг от друга, либо от лидеров блока. Это не очень приятно, но это мое глубокое убеждение и это правда»{359}. Иными словами, истинным суверенитетом обладают только крупные страны, свободные от пут различных союзов, – разумеется, за исключением США.
Россия продемонстрировала свой укрепляющийся международный статус во всей красе в 2006 году, когда впервые принимала у себя саммит «Большой восьмерки» – это было нечто вроде первого бала дебютантки, – причем было это в родном городе Путина, Санкт-Петербурге. Путин желал продемонстрировать со всей убедительностью, что Россия «вернулась» в круг равных после более чем десятилетней слабости{360}. Россия не пожалела сил, чтобы произвести впечатление на участников G8, и потому местом проведения встречи выбрала Константиновский дворец в Стрельне – образец архитектуры барокко, – и поразила гостей красотами санкт-петербургских белых ночей, как и год назад на празднествах по случаю трехсотлетия города{361}. Буш встретился в приватной обстановке с Путиным, а после провел встречу с активистами-правозащитниками, о чем заранее проинформировал Путина, дабы не проявить неуважения к российскому лидеру{362}. Хотя ряд американских парламентариев – и прежде всего сенатор Джон Маккейн – настаивали, что Россию следует исключить из рядов «Большой восьмерки», собравшиеся на саммите сосредоточили внимание на широком спектре глобальных вызовов, от «жестких» военных проблем и вопросов безопасности – Северной Кореи, положения на Ближнем Востоке, энергетической безопасности – до более «мягких» вопросов, касающихся наркотрафика и образования. Российско-американская риторика была в целом довольно сердечной. Участники саммита пришли к общему мнению, что Россию следует «как можно быстрее» допустить в ВТО. Кое-кто в России задавался вопросом, какой смысл в элитном клубе G8. Но для большинства россиян участие их страны в «Большой восьмерке» служило доказательством, что с Россией теперь считаются как с уважаемым глобальным игроком, который вернул себе место на мировой арене.
После саммита «Большой восьмерки» российская сторона принялась зондировать почву в администрации Буша относительно новой встречи двух лидеров. Белый дом предложил Бушу сделать краткую остановку в Москве по дороге на ноябрьский саммит АТЭС в Ханое, чтобы дозаправить «борт № 1». Та встреча во Внукове была краткой. Российская сторона подготовила обширную повестку, но Буша слишком заботила ситуация в Ираке, чтобы вникать в интересовавшие Путина проблемы нераспространения ядерных вооружений и вступления в ВТО. Старший директор по делам России в Совете национальной безопасности Том Грэм придерживается мнения, что из-за озабоченности Белого дома чем угодно, но только не Россией Соединенные Штаты упустили ряд хороших возможностей наладить с Москвой более продуктивные отношения{363}. С этим соглашается бывший посол России в США Юрий Ушаков. Со своей стороны, россияне жаловались, что Буш часто держится на встречах довольно безучастно и что хотя Путин желает более длительных бесед, позволяющих добраться до сути вещей, американский президент всегда требует неукоснительно соблюдать график и ограничивает дискуссии с российским лидером более общими темами{364}.
В поисках преемника
Американо-российские отношения, безусловно, в определенной мере зависели и от внутриполитической ситуации в каждой из стран. По мере приближения конца второго президентского срока Путина на двусторонних связях все больше сказывались интриги по поводу выбора преемника российского президента, а также неопределенность в том, как именно Кремль организует вторую по счету в посткоммунистической России передачу власти. Согласно российской Конституции, Путин должен был оставить президентский пост, хотя ему не возбранялось в последующем снова претендовать на него. Система преемственности власти на протяжении тысячелетней российской истории была сложной. В царские времена трон переходил по наследству сыну или дочери царя (или царицы), хотя порой преемником оказывался кто-то другой вследствие заговора придворных или убийства законных наследников. В советскую эпоху пять лидеров страны занимали свой пост вплоть до смерти, одного – Никиту Хрущева – сместили собственные соратники в ходе переворота, и еще один – Михаил Горбачев – подал в отставку, поскольку государство, которым он руководил, перестало существовать. Были надежды, что в постсоветское время процесс передачи власти в России станет наконец прозрачным и получит институциональное закрепление. Хотя Путин и был формально всенародно избранным президентом, его кандидатуру заранее подобрала «семья» Ельцина в ходе совсем не прозрачных процедур и ему была гарантирована победа на выборах.
В период второго президентского срока Путина Кремль порядочно встревожили «цветные революции», и все внимание власти было сосредоточено на том, чтобы исключить малейший шанс, что народные волнения ослабят жесткую хватку Кремля. Процесс выбора преемника начался на фоне укрепления «вертикали власти» и растущей нетерпимости властей к критике. Ограничения на свободу печати и деятельность иностранных неправительственных организаций быстро усиливались. Те, кто позволял себе критиковать действия власти, исчезали с каналов государственного телевидения, а деятели оппозиции подвергались устрашению.
В 2006 году случились два резонансных убийства, вновь поставивших перед международной общественностью вопрос: куда же все-таки идет Россия? 7 октября 2006 года была застрелена Анна Политковская, влиятельный оппозиционный журналист и правозащитник, бескомпромиссный и последовательный критик российской политики на Северном Кавказе. Она была убита в подъезде своего дома, когда возвращалась с покупками из овощного магазина. Убийца явно был профессионалом. Запугать Политковскую пытались не раз, а двумя годами ранее, когда она летела в Беслан освещать захват в заложники учеников местной школы, ее попытались отравить. Особенно резко она критиковала жестокий режим, который установил в Чечне Рамзан Кадыров. Рамзан, только что отметивший тридцатилетие, стал по решению Кремля руководить разоренной войной Чечней. Он жестокими, диктаторскими методами насаждал порядок, опираясь на верные ему отряды силовиков, и особенно люто ненавидел Политковскую. Хотя многие горячие поклонники Политковской в России и за рубежом громко выражали негодование ее убийством, Путин вначале обошел это событие молчанием. Затем, через несколько дней, он высказал предположение, что журналистку убил кто-то из противников режима, чтобы бросить на него тень, а потом высказал во всеуслышание, что думает об Анне Политковской: «Ее влияние на политическую жизнь в России было минимальным… Это убийство наносит действующей власти больший урон и ущерб, чем ее публикации»{365}.
