Христофор Колумб - Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы

Индейцы тех горных селений и города Семпоальяна, прежде весьма боявшиеся мексиканцев и полагавшие, что великий Моктесума пришлет несметное воинство, чтобы их истребить, увидав, как родичи великого Моктесумы пришли с описанными мною дарами и объявили себя слугами Кортеса и всех нас, поразились и стали говорить один другому, что мы наверняка теулы, раз сам Моктесума нас боится и шлет нам золото и подарки. И ежели о нас и раньше шла слава как о могучих воинах, то отныне и впредь нас стали почитать еще больше.

о том, как толстый касик и другие сановники пришли с жалобой к Кортесу

Не успели мы проводить мексиканских послов, как явился к нам толстый касик со многими другими знатными особами, дружественными нам, просить Кортеса, чтобы он немедля отправился в селение, именуемое Сингапасинга, примерно в двух днях пути от Семпоальяна, то есть лигах в восьми-девяти, — там, сказали они, собралось множество воинов, индейцев кулуа, как они называют мексиканцев, и войско это разоряет их посевы и усадьбы, грабит подданных и творит всевозможные другие бесчинства.

Кортес, слыша их взволнованные речи, поверил им, — они горько жаловались, умоляли о помощи, а он-то ведь прежде обещал им помогать и убивать всех кулуа и прочих индейцев, которые станут им чинить обиду; и тут он не знал, как ответить, если не обещанием выступить в поход и послать солдат, чтобы прогнали их врагов. Раздумывая над ответом, он, смеясь, сказал нескольким товарищам, в том числе и мне, стоявшим рядом: «А знаете ли, сеньоры, сдается мне, что во всех этих землях о нас идет слава как о могучих воинах, а теперь, когда эти люди увидели, как было дело со сборщиками дани, нас и впрямь считают богами или чем-то вроде их идолов! Вот я и подумал: надо, чтобы они поверили, будто одного из нас достаточно, дабы разогнать всех тех воинов, их врагов, которые, по их словам, собрались в крепости. Давайте же пошлем аркебузира старика Эредиа, баска с безобразным лицом, длинной бородой, шрамом через всю щеку, кривого да еще и хромого».

И, велев его позвать, Кортес приказал: «Идите с этими касиками до реки (а река была от нас в четверти лиги) и, когда к ней подойдете, притворитесь, будто хотите попить и вымыть руки, и сделайте выстрел из ружья, тотчас я пришлю за вами. Я это задумал, чтобы они поверили, будто мы боги, каковыми нас называют и почитают; а у вас-то лицо столь обезображено, что они поверят, будто вы и есть самый настоящий идол». И Эредиа сделал все так, как было ему велено и приказано, ибо человек он был понятливый и разумный и когда-то воевал в Италии.

Тут Кортес велит позвать толстого касика и всех сановных особ, ожидавших от нас помощи и спасения, и говорит им: «Вот я посылаю с вами этого моего брата, чтобы он поубивал и прогнал всех кулуа из вашего селения и привел мне пленниками всех, кто не захочет уйти». Услыхав такое, касики остолбенели, не зная, то ли поверить, то ли нет, и вглядываясь в лицо Кортеса, истинно ли он говорит правду. Затем старик Эредиа, отправляясь с ними, зарядил свое ружье и по пути все стрелял в воздух, чтобы индейцы видели это и слышали. И касики послали известить людей в других селениях, что они, мол, ведут туда теула, который перебьет мексиканцев, собравшихся в Сингапасинге. Я об этом пишу здесь, чтобы посмешить и чтобы вы знали, каковы были повадки Кортеса.

Когда Кортес понял, что Эредиа, как было сказано, уже дошел до реки, то немедля послал звать его обратно, а когда касики и старик Эредиа возвратились, Кортес вновь повторил касикам, что, питая к ним добрые чувства, он, Кортес, с некоторыми своими братьями хочет оказать им помощь и посмотреть на их земли и крепости, и пусть ему поскорей пришлют сотню носильщиков тамеме нести наши тепуске, сиречь пушки. На другой день утром носильщики явились, и в тот же день мы должны были выступить в поход — четыреста солдат пеших, да четырнадцать всадников, да арбалетчики и аркебузиры — все были наготове. Некоторые же солдаты, приверженцы Диего Веласкеса, заявили, что не желают идти и пусть, мол, Кортес идет с теми, кто согласен, а они хотят возвратиться на Кубу.

о том, как некоторые солдаты, приверженцы Диего Веласкеса, сказали, что они хотят возвратиться на остров Куба

Когда капралы пошли торопить солдат, чтобы те с оружием и лошадьми — кто их имел — готовились в поход, некоторые, не желая подчиниться, отвечали, что ни в какой поход не пойдут, но желают воротиться в свои дома и усадьбы, оставленные на Кубе; им, мол, довольно потерь, понесенных из-за того, что Кортес увел их из дому, и к тому же он обещал им еще на том песчаном берегу, что каждому, кто пожелает уехать, даст на то дозволение, предоставит корабль и матросов. И таких солдат, пожелавших возвратиться на Кубу, было семеро.

Узнав об этом, Кортес велел их позвать, и, будучи спрошены, почему они решились на столь подлый поступок, они, немного смутившись, ответили, что дивятся желанию его милости основать поселение там, где, по слухам, живут тысячи индейцев и есть большие города, а нас-то всего горстка, и что они, мол, все хворают и устали переезжать с места на место и желают возвратиться на Кубу в свои дома и усадьбы, и пусть он тотчас даст им дозволение, как обещал.

Кортес спокойно ответствовал, мол, правда, что он это обещал, да только поступают они не по совести, оставляя без защиты знамя своего капитана; и он велел им, не медля ни минуты, идти на корабль, который назначил, и приказал дать им лепешек из юки[108], и бочонок с маслом, и овощи из наших запасов. И когда они уже собрались поднять паруса, все мы, солдаты, алькальды и рехидоры нашей Вилья-Рики, потребовали от Кортеса, чтобы он ни в коем случае никому не давал дозволения уезжать, ибо это будет в ущерб Господу Богу нашему и Его Величеству, и человека, который этого потребует, следует, согласно закону воинскому, признать достойным смертной казни, ибо он во время войны и опасности хочет оставить без защиты своего капитана и знамя, тем паче что вокруг, как сами они говорят, такое множество селений с воинственными индейцами. Кортес сперва сделал вид, будто все же намерен дать дозволение, но в конце концов отказался от своего слова, и остались они в дураках, да еще и опозоренные.

о том, что с нами произошло в Сингапасинге, и о прочих событиях

Когда те семеро, что желали вернуться на Кубу, угомонились, все мы, пешие солдаты и верховые, отправились на ночлег в город Семпоальян, и к походу вместе с нами были готовы две тысячи воинов-индейцев, разделенные на четыре отряда. В первый день мы в добром согласии прошли пять лиг и на другой день, как свечерело, добрались до усадеб возле города Сингапасинги, жители коего были извещены о нашем приближении.

И когда начали мы подниматься к крепости и домам, стоявшим меж высоких скал и утесов, навстречу нам вышли с миром восемь знатных индейцев и жрецов и, лия слезы, обратились к Кортесу: почему он хочет их убить и уничтожить безо всякой их вины; ведь о нас идет слух, что мы всем творим добро и отмщаем обиды тех, кого грабят, и что мы взяли в плен сборщиков дани, посланных Моктесумой; а те воины-индейцы, что идут с нами, они, мол, с жителями Сингапасинги состоят в давней вражде из-за земель и границ и теперь, при нашем покровительстве, пришли сюда убивать и грабить; да, правда, что мексиканцы держали в их городе свой гарнизон, однако же несколько дней тому, узнав, что мы захватили в плен сборщиков дани, они убрались восвояси, и теперь жители Сингапасинги просят и молят не доводить их до беды и оказать им наше благоволение.

Когда Кортес с помощью наших толмачей, доньи Марины и Агилара, досконально понял их речи, то, не медля ни минуты, приказал капитану Педро де Альварадо и нашему командиру, а им был Кристобаль де Олид, и всем нам, солдатам, его сопровождавшим, удержать индейцев Семпоальяна, чтобы не шли дальше, и мы это сделали; но как ни спешили мы остановить их, многие успели прорваться в город и стали грабить жителей. Сильно осерчав, Кортес велел тотчас позвать вождей, коим под команду были отданы индейцы из Семпоальяна, и обрушился на них с гневными речами и угрозами, приказывая немедленно привести к нему захваченных в плен индейцев и индеанок, принести одежды и кур, которых награбили в здешних усадьбах, и запретил кому бы то ни было заходить в город, сказав: мол, за то, что они ему солгали и на самом-то деле искали нашей поддержки, чтобы убивать и грабить здешних жителей, они заслуживают смерти. Ибо король наш и повелитель, чьими вассалами мы являемся, послал нас в эти края не для того, чтобы мы чинили подобные злодейства, и пусть они хорошенько остерегаются, как бы вдругорядь не совершить нечто подобное, ибо тогда никому из них не сносить головы.

Тотчас касики и вожди из Семпоальяна отдали Кортесу все награбленное — привели индейцев и индеанок, принесли кур и затем вернули все добро хозяевам; и тут Кортес с гневным видом приказал им всем убираться прочь и ночевать под открытым небом, что они и сделали. И когда касики и вожди того города и их соседи увидели, сколь мы справедливы, и вспомнили, какие дружелюбные речи говорил им через наших толмачей Кортес и какие, по нашему обычаю, давал наставления в святой нашей вере, — чтобы они перестали приносить в жертву людей и грабить друг друга и отказались от мерзости содомии и чтобы не поклонялись своим нечестивым идолам и еще многие другие добрые поучения, — они прониклись к нам доверием и тотчас отправились созывать окрестный люд, и все обещали повиноваться его высочеству и тут же стали высказывать премногие жалобы на Моктесуму, вроде того как жаловались нам жители Семпоальяна, когда мы были в Киауицтлане.