Юлия Началова. Письма отца к дочери - Антонина Васильевна Владимирова
Глава 2
Беседа – всего лишь иллюзия.
Розалин Уэст
15.03.2019
Юля,
ты в больнице на Октябрьском Поле, в глубоком сне, но мы все молимся за тебя и надеемся на твое выздоровление. Кажется, весь мир молится за тебя. Мы с Таей не выходим из клиники, и врачи обнадеживают нас.
– Выдержала первую волну заражения – значит, будет жить, – успокаивают они.
Я стою около тебя и глажу твое лицо.
– Юля, ты ведь видишь и слышишь меня, правда? – спрашиваю я тебя. – Ты – боец. Ты победишь свою болезнь. Все будет хорошо. У нас впереди еще столько…
И вдруг я вижу, как из глаз твоих катится слеза.
Почему ты плакала? Ты знала? Знала, что уйдешь от нас?
Почему же не предупредила, Юля?
15.03.2019
Юля,
ты знаешь, я подумал, что раньше никогда не видел твоих слез. Когда ты родилась, твоя тетя Антонина посвятила тебе стихотворные строки:
И не плачь, ты слышишь?
Только смейся звонко…
Мы еще напишем
О тебе, девчонка!
И ты не плакала.
Не плакала, когда в большом городе на гастролях мы потеряли тебя. Ты умела, необыкновенно подвижная, юркнуть в толпу, стоило нам утратить бдительность хоть на миг. Но уже тогда, в свои четыре года, ты проявляла и сообразительность, и стойкость. Помню, как, испуганно оглядываясь по сторонам, мы пытались понять, где ты, и вдруг увидели тебя на плече незнакомого человека! Ты была так довольна собой и так радостно махала нам своими ручонками, что не было сил даже как следует отругать тебя.
Поняв, что потерялась, ты подошла к незнакомому мужчине и спокойно попросила:
– Дядя, поднимите меня повыше, чтобы мама и папа увидели.
В ответ на его удивленный взгляд спокойно объяснила:
– Я потерялась.
И добавила рассудительно:
– Вы же вон какой огромный!
Ты всегда умела найти выход из трудного положения.
В школе многие не могли и не хотели понять твоего желания петь, твоей занятости. Завидовали. И наказывали. Кто как умел. Учителя – за пропуски, когда мы гастролировали по стране и миру:
– Никакого послабления! Двойка!
Ты не плакала.
– Я докажу им, что не отстала, я исправлю все двойки, – говорила ты мне. И получала пятерки. Твоей работоспособности и упорству – вот чему можно было позавидовать.
Одноклассницы, косясь на твои прически, наряды и высматривая тебя по телевизору, тоже пытались как-то задеть, например, исключить из своей компании.
– Представляешь? – говорила ты, звонко смеясь, и тут же решала: – Буду дружить с мальчишками.
Мальчишки всегда боготворили тебя… С рождения – и до смерти.
Ты не плакала и позже, получив хорошую порцию известности и признания, когда какая-нибудь бездарность, пробиваясь локтями на вершину шоу-бизнеса, нагло, любыми способами вытесняла тебя со сцены как опасную конкурентку.
Ты не плакала.
Во всяком случае, никто не видел твоих слез – такого удовольствия ты не доставляла никому. Вести бессмысленную войну? Тратить на это силы?
– Ну, уж нет!
Ты сжимала кулаки и шла дальше. Писала новые песни. Снимала новые клипы. Ты знала себе цену. А я…Я всегда был рядом, как и мама, мы во всем поддерживали тебя.
– Это моя семья! – говорила ты в своих интервью. – Моя обитель!
Ты не плакала, когда, записав альбом с продюсером, имя которого известно во всем мире, гордясь собой и понимая, что это вершина музыкального творчества, что в нашей стране такое могут сделать немногие, слышала в ответ от музыкального редактора телевизионного канала:
– Нам это не интересно…
– Представляешь? – удивлялась ты. – Уолтер говорит, что у меня невероятно свободные, ненадуманные мелизмы, подвижный голос, потрясающий субтон, своеобразный песочный тембр… А им не интересно!
Но не плакала.
Ты пела, и твой голос не мог потеряться в эфирном пространстве, потому что как солнце нельзя прикрыть рукой, так и талант нельзя сделать безмолвным. Всегда найдутся те, кто поможет ему зазвучать с новой силой.
Часто ты бывала недовольна собой: своей внешностью, студийной записью, очередным выступлением, неправильно сыгранной ролью в кино – и мучилась переживаниями.
Но не плакала.
Ты любила повторять слова любимой актрисы Фаины Раневской, сказанные по этому поводу:
– Талант – это… мучительное недовольство собой… чего я никогда не встречала у посредственности.
Ты не считала себя посредственностью, потому что не была ею.
Ты не плакала, когда узнавала об измене или предательстве. Любимого. Близкого друга или близкой подруги…
Ты не плакала.
Но и не прощала. Просто шла дальше, глубоко в сердце спрятав свои обиды и незаметно для всех зализывая душевные раны.
Как сказал твой двоюродный брат Игорь в интервью Первому каналу, жила не напоказ. Колесико твоей яркой жизни быстро катилось дальше, а ты уверенно и мелодично пела:
Катись, колесико, катись, колесико,
Туда, где я была, я не приду,
И пусть простят меня, кого я бросила,
И пусть найдут меня, кого я жду.
Михаил Танич, замечательный поэт и психолог, разгадал твою душу.
Ты никогда не плакала…
Почему же сегодня я увидел слезу, катившуюся из твоих глаз, Юля?
15.03.2019
Юля,
я нисколько не сомневаюсь в том, что ты победишь свою болезнь, ведь ты ничего не боишься и способна на самый отчаянный поступок.
Помнишь, как во время наших гастролей ты гостила у бабушки в деревне и в свои пять лет не побоялась одна пойти к деду, который был в это время на работе? Километра за три от нашего дома?
Подсмотрев, куда бабушка прячет ключ, уходя на работу, ты, маленькая ростом, встала на стул, достала ключ, чтобы открыть входную дверь. Ты прекрасно понимала, что эту самую дверь надо потом запереть, и, собравшись в дальний путь, решила оставить бабушке записку, чтобы она, вернувшись домой, не волновалась. Ты всегда заботилась о других больше, чем о себе. И, вырвав листок из тетради, в которой писала свои первые слова, нацарапала неумелым детским почерком: «Бабушка Аня, я пошла к дедушке Васе на работу. Ключ в тапке».
Бабушкины тапки всегда жили в одном месте – во дворе на пороге, возле входной двери. В них ты и спрятала ключ, чтобы защитить дом от воров и разбойников, о которых бабушка Аня часто рассказывала тебе в своих сказках-былях. А чтобы
