Александр Сладков - Обратная сторона войны
– Да не паникуй!
– Не паникую.
Тот самый Кильченко. Он заменил пятнадцать генералов
А в Грозном, на секундочку, одних только полковников восемьсот человек находилось, четырнадцать генералов и целый генерал-полковник одного силового министерства. Пуликовский возмущался:
– Вы же все офицеры! У вас такая сила в подчинении, солдаты, прапорщики! И вы думаете, кто-то вас должен защищать? Почему у вас на погонах «звездочки»? Должны быть лупы – такие эмблемы, если вы опера, сыскари. А в бою солдат ищет, крутит головой, где офицер, чтоб он в бой их повел, а тот не умеет!
Старший лейтенант решил отбиваться сам. Да вот попалась под руку связь ВЧ, закрытая, правительственная. И позвонил Кильченко из разбитого здания прямо Пуликовскому. И началась уже другая война. Со своими неожиданными выводами. Решениями. И последствиями. А Кильченко вскоре ушел со службы. Наверное, человек, один раз попробовавший, как стрелять короткими очередями в настоящем бою, никогда не захочет стрелять длинными. На полигоне.
Афганистан. В ожидании США
(очередь пятая)
Пинг-понг
Две тысячи первый год, сентябрь. Это сладкое слово «побывка». Я, Галанов и Еловский прилетели из Чечни в Москву. На недельку. Получили багаж и как раз покидали здание аэропорта. Звонок из «Вестей»:
– Сладков?
– Я!
– Едете в командировку.
– Ошибаетесь. Наоборот, еду из командировки.
– Едете. В загранку!
– Какую загранку?
– В Афганистан. Через два дня вылет.
– У меня паспорт уже закончился заграничный.
– И опять ошибаетесь. Мы уже сделали вам новый паспорт.
Вот так. В Афганистан полетели в том же составе. Оператор, Саша Галанов, по возрасту он был старше всех. Лет сорок пять. Невысокого роста, худенький, русоволосый. Глаза живые, серые, нос уточкой. Симпатяга. У Галанова было две отличительные черты. Первая – тонкое чувство юмора, элегантная ирония, не опускавшаяся до сарказма. Вторая – бывало, он нервничал, стараясь не показывать это.
А ведь со стороны видно, когда человек нервничает, но делает вид, что спокоен. Мы даже прозвали это состояние «Спокойствием Галанова». А впрочем, Сашка был человек компанейский, надежный, комфортный. И оператором он был весьма неплохим. Окончил ВГИК, служил в ЦСКА оператором, потом много работал на Киностудии Минобороны.
Стас Еловский по виду – громила. Слава богу – характер у него покладистый, и сам он не буйный. С его комплекцией для окружающих буйность была бы опасна.
Галанов. Сколько помню, он все время улыбался
Еловский во время переправы через пограничную реку Пяндж
Хотя Стас упертый и в обиду себя не дает. На колкости всегда отвечает колкостями. Внешность. Рост где-то метр восемьдесят, кость широкая, грудь колесом, большая голова, сидящая на мощной шее. Большие кулаки. И абсолютно белые короткие волосы, стоящие торчком, как щетина у вепря. Да он и сам похож на этого представителя фауны. Стас служил три года на флоте. В «Вестях» работает с начала их образования. Деталька: Стас называет Галанова Галанычем, а тот его – Стасио. То есть гармония в их профессиональных отношениях есть.
Мы прилетели в Душанбе и отправились на перевалочный пункт, в гостиницу «Таджикисто́н», хотя мне привычнее ее называть «Таджичка». А там, как говорят на Украине, – «гай-гуй»! Людей море. В основном репортеры, отправляющиеся «за речку». Наши, западники. Шатры какие-то у входа накрыты, арки-руси (русская водка) рекой. Шашлычки местные маленькие, но вкусные. В общем, праздник.
Мы меняли группы Андрея Кондрашова, он уже вывел ее в Таджикистан. Встретились, обнялись. Андрюха работал кором «Вестей» в Казахстане. Потом его перевели в Москву. Замечательный человек. И классный репортер. Мы в Чечне вместе работали несколько раз. Ну и тут на радостях закинули по рюмашке. Да так хорошо пошло!
Сидели, беседовали, дыню ели. В приятном томлении, так сказать. И тут Андрюха мне и говорит:
– Саня, будь аккуратнее.
– В смысле?
– Талибы могут наскочить в Ходжабахауддин в любой момент.
Мы уже сидели, уперев локти в стол, для равновесия.
– Как?
– Да вот так. Вот тут вошли в соседний кишлак, собрали золото, баб отпустили, а мужиков изнасиловали!
– Кошшшшмарр.
Ночь я не спал. Мне снились мешочки с золотом и талибы, бородатые, в своих шальвар-камизах, но почему-то в фашистских касках и говорящие на немецком языке.
Я боялся попасть в плен. Боялся больше смерти. Даже во сне.
За утренним чаем я уточнил у Андрея:
– И че, прямо весь кишлак?
– В смысле?
– Изнасиловали.
– Саня, ты о чем?
– Да ты мне сам ночью рассказывал.
– Блин, я уже ничего не помню. Я о таком не слышал.
Вот так. Тут от одних слухов поседеть можно. Мы наняли «таблетку» – бывший медицинский «уазик», нагрузили его лапшой быстрого приготовления, кетчупом, одеялами, палатками, спальниками, аппаратурой. Львиную долю багажа занимала бутилированная вода. Мы ее увязали в огромную пачку на верхнем багажнике. К вечеру наш дилижанс, весьма похожий на транспорт североамериканских переселенцев, появился у КПП Фархор-Кокуль. Границу охраняли еще наши пограничники. В отряде нам поставили штемпели, и мы перегрузили наш скарб на дизельный паром, который в течение пяти минут доставил нас в Афганистан.
Афганистан. Еловский и Галанов «на производстве»
Я уже не помню, какое это по счету мое посещение сей страны. И добирался я всегда по-разному. Однажды летел из Душанбе на вертолете, забитом оружием и боеприпасами. Приземлились в Панджшере. Моджахеды быстро выгрузили предназначенную им «гуманитарную помощь», и мы вместе с ними отправились по делам.
Другой раз летел по тому же маршруту, но на мешках с деньгами. Это были «афошки», или, если официально, афгани, изготовленные у нас на Урале, в Перми. Их, кстати, и раньше там делали. Потом приходилось добираться через Иран. Прибыли в Тегеран, перелетели в приграничный с Афганом город Мешхед. По договоренности с людьми Ахмад Шаха Масуда на аэродроме пересели в старенький «Ан-26». Афганские летчики говорили на русском. Правда, в основном матерились. Я все думал, как мы полетим. Падают самолеты чаще от перегрузок. Этот был пуст. Нас было четверо, и мы расположились в грузовой кабине, как короли. Борт стал выруливать, готовился к взлету.
И вдруг остановился. Рампа его опустилась. Я выглянул в иллюминатор и обмер. К нам неслась толпа человек в сто. С огромными баулами на горбах. Все эти люди вломились в салон и улеглись в нем в три слоя. Меня лицом вжали в иллюминатор, и я так и летел два часа придавленный, словно промышленным прессом. Нынешний путь в Ходжабахауддин был относительно комфортным и безопасным. Все-таки по земле.
Четвертым членом нашей группы стал переводчик Мухаммед, бывший оператор корпункта «Вестей» в Таджикистане. Он примкнул к нам в Душанбе.
– Мухаммед, что это за город такой, Ходжабахауддин?
– Не знаю. Временная столица Афганистана, пока в Кабуле талибы.
Столица оказалась обыкновенной деревней. Большим кишлаком. Бесконечные высокие заборы-дувалы, глиняные хибары. Правда, попадались и домишки из самодельного обожженного кирпича. А в центре города располагался огромный рынок. Из-за него, собственно, Ходжабахауддин и образовался.
Все, мы приехали. Не жизнь, а пинг-понг. Сегодня там, завтра здесь.
Бумажка с яйцом
Ходжабахауддин больше напоминал не столицу Альянса, а Мекку мировой фронтовой журналистики. Возле каждых ворот машины с наклейками, в каждом дворе передающие тарелки и бивуаки. Тут русские, там поляки, немцы, англичане, опять русские, американцы. Я увидел даже двух парней из ЮАР. Они добирались сюда из Претории ровно месяц. Загорелые, в шортах (о ужас, афганцы от них шарахались), с серьгами в ушах, с сигарами в зубах и вечно поддатые. Но парни были отчаянные. И опытные. Свое дело знали. То там их можно было видеть, то здесь.
Наш лагерь располагался в огромном дворе между госпиталем Красного Полумесяца и тюрьмой. Описываю: огороженный высоким дувалом пыльный квадрат. Посередине колодец с резиновым ведром. В углу небольшая глиняная постройка. На улице большая тарелка, под навесом длинный стол. Все. Нас уже ждал экипаж тарелки и старший их команды Андрей Прокопов, начальник службы безопасности ВГТРК.
Мы разгрузились. Еловский деловито поинтересовался:
– А сортир где?
Прокопов похлопал по плечу стоящего тут же немолодого афганца.
– Вот он сейчас сделает.
Афганец, действительно, набрал воды, вылил ее на землю у забора, снял сандалии и начал голыми ногами эту воду месить. Скоро образовалась грязевая жижа. Она становилась все плотнее, плотнее. Афганец вылепил из нее несколько кирпичей и уложил прямо на грунт. Еще, еще. Через пару часов у нас появился свежеглиняный закуток. Его и пользовали.
