Прогулки с Робертом Вальзером - Карл Зеелиг
Однажды Роберт несколько недель жил на вольных писательских хлебах в Мюнхене и посетил Октоберфест вместе с Альфредом Кубином. Кубина представил ему обходительный Франц Бляй.
XXXXII
Рождество 1954
Херизау
Редко одиночество и отчуждение ощущается несемейными людьми сильнее, чем на Рождество. Во время утренней прогулки мы как раз говорим об этической ценности семьи, когда Роберт толкает меня в бок и указывает на двух женщин, проходящих мимо:
— Вы заметили, как презрительно они посмотрели на нас? Словно мы какой-то сброд?
— Или мудрствующие сектанты.
— Да, для женщин мы просто бракованный товар. Придется примириться, — Роберт смеется.
Из Херизау мы направляемся к руинам замка на возвышенности. Когда я схожу с поезда, как по команде начинает идти снег. Правая нога болит из-за растяжения сухожилия; но я не хочу лишить Роберта радости рождественской прогулки. По тихому снежному полю к нам мчится очаровательный колли и высоко подпрыгивает, будто давно нас ждал. Роберт пытается оттолкнуть его от себя: «Поди прочь, дурак!» Но интерес собаки не угасает. Вскоре она, принюхиваясь, несется вперед, затем обратно к нам, и спустя несколько минут Роберт привыкает к ней. Когда я говорю ему, как элегантно он сегодня одет, новое серое пальто и новые ботинки, он отвечает молчанием. Затем мы долго говорим о Кляйсте. Я рассказываю о лекции, в которой Томас Манн сказал, что первый акт трагедии Роберт Гискар был настолько удачным, что Кляйст не мог его превзойти. Роберт считает это ошибочным. Гискар не был хорошей пьесой. Кляйст слишком рано растратил себя и почувствовал преждевременный крах. То, что Гёте отверг эту беспокойную комету, было совершенно нормальным. У мира гармонии есть законное право отталкивать дисгармоничное.
Когда Роберт расспрашивает, как мне доводилось праздновать Рождество, я рассказываю, что однажды отправился на лодке вместе с британским миссионером на остров Малекула в Южном море, жители которого, по слухам, были каннибалами. Когда мы направлялись вглубь острова, из кустов показались несколько вооруженных людей дикого вида, в широких носах торчали куски стеблей бамбука. Они были обнажены, если не считать листьев, прикрывавших бедра. Туземцы строили совсем не по-рождественски свирепые мины. Однако миссионеру пришла в голову забавная мысль вынуть свою вставную челюсть, которая до такой степени изумила суеверных островитян, что они ошеломленно уставились на моего спутника и показали знаками, что не замышляют ничего дурного. Во всяком случае, они отказались от идеи приготовить из нас праздничное блюдо.
— Вообще, так называемые злые люди часто бывают вовсе не такими злыми, как так называемые хорошие. Несколько дней назад я принял участие в праздновании Рождества в цюрихской тюрьме Регенсдорф.
Во время ужина с директором и гостями я узнал следующее: в 1914 году после воскресного богослужения директор сообщил заключенным, что планирует организовать тюремный хор. Тот, кто хочет принять участие, должен известить об этом дирижера Эрнста Хонеггера, чтобы тот проверил слух и голос каждого претендента. После этого он представил директору десять лучших певцов. Тот сделал испуганное лицо, отвел Хонеггера в сторону и сказал: «Как странно! Вы хотите создать хор из десяти убийц?»
— Вряд ли это случайность. Большинство убийств совершается в состоянии аффекта. Но что такое большинство художников, как не аффективные натуры? И разве певцы не относятся к числу художников?
— Позже дирижер признался, что часто сожалел о том, что теряет самых одаренных певцов после отбытия ими наказания. Однажды у него был басист с зычным голосом, который мог бы петь вместе с хором донских казаков. Другой заключенный, который убил мать и был его лучшим лирическим тенором, после освобождения сделал карьеру музыканта в Риме.
— Это могло бы стать основой новеллы или даже оперы: тюремный дирижер настолько влюбляется в голос, что подстрекает его обладателя пойти на преступление, дабы заполучить его в хор. К слову, такого рода талант часто передается из поколения в поколение. В нашей семье не только я писал стихи. Мои братья Эрнст и Херманн тоже были заражены лихорадкой поэзии, как и моя невестка Фридолина. Видите ли: такой романтизм может распространяться как эпидемия. Еще при жизни братьев Шлегелей, Тика и Новалиса из них вышли чудесные многолетние цветы, в выращивании которых роль женщин была не меньше, чем мужчин.
ХХХХIII
8. апреля 1955
Страстная пятница
Херизау
В марте поступили тревожные сообщения. Вальзера пришлось доставить в больничную палату из-за пневмонии, вызванной гриппом. Высокая температура и кровянистая мокрота; быстрое снижение жара благодаря лечению пенициллином, затем рецидивы с повышением температуры. Врачи рекомендуют мне гулять с ним только по территории лечебницы.
Как же я удивлен, что Роберт в черном пальто стоит на вокзале! Но он, смеясь, соглашается идти медленнее обычного. Мы неспешно поднимаемся к лесу к руинам, которые посетили в прошлый раз. Этот путь особенно им любим. Поднимаясь, он тяжело дышит; за всю трехчасовую прогулку он, вопреки привычке, выкуривает всего две сигареты. Когда я сообщаю, что недавно меня пригласили в Варшаву, Москву, Иркутск и Пекин, выясняется, что среди наших общих фаворитов — Записки из Мертвого дома Достоевского. Роберт с умилением вспоминает эпизод, в котором грубые каторжники из жалости сбрасывают с вала степного орла, у которого подбито крыло и который прожил с ними три месяца, и смотрят с тоской, как он убегает прочь по осенней степи...
Роберт сообщает, что с большим удовольствием перечитал четырехтомный роман В угловом окне хамбургского матроса и хозяина гостиницы Фридриха Герштэккера, а также Детей капитана Гранта Жюля Верна. На новость, что молодой английский поэт Кристофер Миддлтон, преподаватель литературы в Лондоне, с восхитительной чуткостью перевел на английский язык Прогулку и Кляйста в Туне, он отвечает односложно: «Так, так!»
Перед отъездом я посещаю д-ра Штайнера, который говорит, что настоятельно советовал Роберту не покидать территорию лечебницы. Однако тот настоял на том, чтобы встретить меня на вокзале. Поскольку состояние его сердца внушает опасения, он рискует при сильном напряжении получить сердечную недостаточность. На мой вопрос, был ли Роберт во время недомогания более доверчив к медсестрам, чем к остальному персоналу и пациентам, он отвечает: нет, чаще всего он отворачивался к стене и, несмотря на жажду, отказывался от соков. По его мнению, воды вполне достаточно.
XXXXIV
17. июля 1955
Занкт Маргретен — Вальценхаузен — Вольфхальден — Райнек
