Гарри Картрайт - Грязные деньги
Как и предполагалось, несколько представителей властей показали, что прибыли в аэропорт вовремя и собственными глазами видели, как контрабандисты разгружали самолет. Когда же Ли уличил их во лжи, попросив назвать точное место, с какого они вели наблюдение, некоторые из присяжных прыснули со смеху: указанное место находилось более чем в полутора километрах от действительного места разгрузки. К тому же высокий холм вообще закрывал видимость. Ли повернулся так, чтобы можно было посмеяться вместе с присяжными. Его глаза прямо-таки искрились радостью. Когда один из свидетелей агента Бердсонга сказал, что нашел крошки марихуаны под грузовым отсеком "ДС-4", Ли задал ему очевидный вопрос: почему же тогда свидетель не потрудился собрать эти крошки и представить суду в качестве вещественного доказательства? Один присяжный — старый фермер — так расхохотался, что чуть не свалился со стула. В числе присяжных была и одна хорошенькая женщина, все время строившая глазки Джерри Уилсону.
Было ясно, что обвинение в лучшем случае могло рассчитывать на то, что голоса присяжных разделятся. Если бы оно сразу сосредоточило свое внимание на четырех водителях, то могло бы отправить в тюрьму хотя бы их. Обвинители, однако, решили "засадить" всю десятку, рискуя при этом вообще проиграть дело. После двух дней совещаний присяжные дали знать, что окончательно зашли в тупик: восемь против четырех считали подсудимых невиновными. Судье не оставалось ничего другого, как объявить, что присяжные не смогли вынести единогласного решения, и на этом все закончилось. В тот же вечер был устроен праздничный ужин, на котором присутствовало несколько присяжных, включая и ту, что строила глазки Джерри Уилсону. "Я уверена, — сказала она Ли Чагре, — что они действительно все это сделали. Но ведь этого никто не доказал!"
Ли приходилось тратить гораздо больше сил и энергии в некоторых других случаях и добиваться блестящих побед. Но такой победы у него еще не было, если учитывать необычайные обстоятельства дела, большую шумиху вокруг него и поразительные результаты. Разумеется, это еще не было окончательной победой, так как он был уверен, что обвинение предпримет еще одну попытку упрятать в тюрьму "эльпасовскую десятку", но Ли уже не сомневался в исходе и повторного судебного разбирательства. Теперь все они были у него в руках, и это подтверждалось документально. Кто-то передал ему бутылку шампанского, но Ли лишь отмахнулся: оно ему было теперь не нужно. Несколько позже позвонил Джимми и поздравил с успехом. По просьбе брата тот держался на всякий случай подальше от Ардмора. Джимми хотел было переговорить еще с пилотом-асом Джерри Уилсоном, но тот уже исчез куда-то вместе с красоткой-присяжной.
Два месяца спустя состоялся повторный судебный процесс, в ходе которого к старым своим промахам обвинители добавили новые. Чагра не оставил от их доказательств камня на камне. В своем заключительном слове окружной прокурор признал, что расследование велось "с поразительной небрежностью", но он все равно взывает к гражданскому долгу присяжных и их чувству ответственности. "Одно то, что полицейские были небрежны в выполнении своих служебных обязанностей, — сказал он, обращаясь к присяжным, — не должно давать вам оснований для признания подсудимых невиновными". Но этот аргумент в данном случае звучал неубедительно: в том составе присяжные с самого начала были на стороне подсудимых. Но не одни полицейские были повинны в провале дела. К очередной неудаче приложило руку и обвинение. Это случилось еще тогда, когда оно подбирало присяжных, хотя окружной прокурор, видимо, этого так и не понял. Так, по каким-то непонятным причинам обвинение не отклонило кандидатуру старого контрабандиста, в свое время занимавшегося нелегальной торговлей спиртным и отсидевшего за это положенный срок. Заняв место присяжного, он был только рад отомстить судье за годы собственных лишений и страданий. Другой присяжный был явно "хиппи". Невольно возникал вопрос: кто же тогда, по мнению обвинителей, курил всю эту марихуану? Еще одним присяжным была мать молодой девушки, которая лишь недавно предстала перед судом в этом же зале по обвинению в хранении небольшого количества марихуаны.
"О таком судебном процессе любой адвокат мог только мечтать, — вспоминал Ричард Эспер, сменивший в бригаде адвокатов Кларка Хьюза, который к этому времени уже стал судьей. — Присяжные с готовностью делали все, что предусматривалось сценарием. Они вели себя так, словно участвовали в массовке на съемках картины, в которой кинозвездами были подсудимые".
После оправдания "эльпасовской десятки" обвинители и агенты из Управления по борьбе с наркотиками еще долго спорили, стараясь найти виновного. Вернувшись в Эль-Пасо, они свалили все на привычную некомпетентность жалких провинциалов из Оклахомы. Но это было слабым утешением: ведь дело было проиграно. И проиграли они не кому-нибудь, а Ли Чагре.
И тогда Джеми Бойд и Джеймс Керр решили действовать по-другому.
13Братья Чагра были не единственными адвокатами, не ладившими с Вудом. Вот уже четвертый год сохранялись натянутые отношения между судьей и другим местным адвокатом. Реем Кабальеро, и напряженность эта непрерывно росла. Летом 1977 года, т. е. примерно в то же время, когда братья Чагра очутились в центре внимания прессы в Ардморе и Колумбии, страсти накалились так, что взрыв был уже неминуем.
Кабальеро, в свое время служивший в Вашингтоне в министерстве юстиции, а позже в федеральной прокуратуре Западного округа штата Техас, имел неопровержимые доказательства, свидетельствующие о расистских наклонностях судьи Вуда. Правда, достоянием гласности он их так и не сделал. А дело было так. Кабальеро и его жена Дороти попытались как-то купить участок земли в Ки-Аллегро — курортном городке неподалеку от Рокпорта, где Вуд любил проводить с семьей уикенды и отпуска. Когда Кабальеро вносил задаток в две тысячи долларов, он еще не знал, что Джон Вуд был членом правления "Ки-Аллегро канал оунерс ассошиэйшн", да если бы и знал, то не придал бы этому никакого значения. Кабальеро был из семьи ранних переселенцев, и вся его родня жила в Эль-Пасо еще с той поры, когда дед спустился туда с гор северной Мексики во время Мексиканской революции. Вот уже более полувека семейство Кабальеро было хорошо известно в деловых кругах города. Когда его просьба о приобретении земельного участка в Ки-Аллегро была отклонена, Кабальеро ушам своим не поверил. Причину отказа он узнал лишь несколько месяцев спустя, ознакомившись со следующим положением местного законодательства: "Ни одна часть вышеназванной недвижимости, равно как и ни одна ее доля, находящаяся в совместном владении, не должна передаваться в собственность, аренду или каким-либо иным образом человеку, не принадлежащему к белой расе. Точно так же ни один человек, не принадлежащий к белой расе, не имеет права занимать какую-то часть указанной недвижимости, за исключением домашней прислуги, проживающей на территории, где она в данное время служит".
Уже то, что этот запрет сохранился в силе до 1977 года, было диким само по себе. Еще более невероятным было то, что запрет этот применил теперь федеральный судья.
Кабальеро уже участвовал в ряде судебных процессов, происходивших под председательством покойного Эрнеста Гуинна, поэтому высокомерие судей было ему не в новинку. Однако уже первое столкновение с судьей Джоном Вудом оказалось для него потрясением, запомнившимся на всю жизнь. Его тогда назначили защищать студента, задержанного на мосту при попытке тайно перенести немного марихуаны, спрятанной в сапоге. Хотя речь шла о сравнительно мелком правонарушении, обвинители разбили его на три пункта, предъявив отдельные обвинения, что влекло за собой пять лет тюрьмы по каждому пункту. Присяжные признали его клиента виновным по всем трем пунктам обвинения. Кабальеро думал, что Вуд разрешит отбывать наказание по трем пунктам одновременно или даже вынесет условный приговор, но тот дал студенту пятнадцать лет.
"Сначала мне даже показалось, что я ослышался, — вспоминал впоследствии Кабальеро. — Я сказал: "Судья, вы действительно приговариваете его к пятнадцати годам?", на что он ответил: "Я дал бы ему намного больше, если бы только мог". За все годы своей работы сначала в качестве прокурора, а затем адвоката Кабальеро не встречал еще столь откровенно жестокого судьи.
Второе серьезное столкновение между судьей Вудом и адвокатом Кабальеро произошло в декабре 1974 года. Гуинн к тому времени уже умер, и Вуд орудовал в суде с таким рвением, словно хотел рассмотреть все скопившиеся дела сразу. Утром 6 декабря 1974 года Кабальеро явился в суд, где ему предстояло выступать в роли защитника по двум отдельным делам. По первому проходил некий Джеймс Горди, который обвинялся в хранении десяти килограммов марихуаны в одном из шкафчиков камеры хранения в Эль-Пасо. Обстоятельства дела были таковы. Администратор камеры хранения, заподозрив неладное, подобрала ключ к шкафчику и обнаружила там марихуану. Она тут же позвонила в полицию, и ей было велено вести наблюдение. Прошло пять дней, но хозяин шкафчика не появлялся. Тогда "травку" изъяли, а на шкафчик повесили новый замок. На другой день пришел Горди, который и был арестован при попытке перекусить дужки полицейского замка кусачками. Ему было предъявлено обвинение по двум пунктам: хранение марихуаны и сговор с целью ее распространения. Все это выглядело довольно странно, учитывая, что никакой марихуаны в шкафчике в момент ареста обнаружено не было. Но Вуд признал законным оба обвинения и, как положено, привел жюри к присяге.
