Юрий Никитин - Галоши для La Scala
Руководство демонстрирует несгибаемый оптимизм, новоиспечённый застройщик обещает в довесок понастроить домов и заводов, а медиапространство заполняется тем временем такого сорта аллилуйщиной, что хоть святых выноси. Но не проходит и двух лет, как вице-губернатор Константин Маркелов говорит о «звёздном» застройщике на заседании правительства области: «Там тёмный лес. Нужно подробно и серьёзно разобраться с этой организацией». Достраивать, а заодно и перестраивать пришлось астраханской фирме.
Чтобы завершить техническую часть, скажу, что площадь астраханского музыкального театра сопоставима с площадью Большого, а оснащённостью своей может последний и превосходить. А может, и нет… На всегдашний в нашем отечестве вопрос «Где деньги, Зин?» ответят другие. А может, и нет…
Меня же интересует совсем иное: что с нами произошло в последние десять лет и отчего мы, ранее более склонные недооценивать себя, чем переоценивать, превратились вдруг в отчаянных бахвалов? Причин здесь много, но одной из главных, на мой взгляд, является извращённое толкование понятия «амбициозный» применительно как к действиям, так и к людям. Амбициозный руководитель, амбициозные планы – это звучит похвалой с самых высоких трибун. А теперь посмотрите вариант в переводе с Ожегова: «Обострённо самолюбивый, спесивый, чванливый руководитель с точно такими же планами». Неужели, прежде чем вводить в концептуальное употребление то или иное слово, трудно на всякий случай заглянуть в словарь? Там что, китайцы в советниках и референтах? Вот потому и выросло амбициозное поколение, которому неведомы ни сомнения, ни раздумья, ни честь, ни совесть.
Признаться, меня порадовало намерение президента Медведева покончить раз и навсегда с «потёмкинскими деревеньками». Полагаю, он имел в виду не только заборы, яркие полотнища и прочие приспособления, призванные прикрыть наш срам. Ну разве не «потёмкинская деревенька» этот крупнейший в Восточной Европе астраханский музтеатр, когда в самом сердце города на улице Ленина между администрацией губернатора и центральным офисом астраханского «Газпрома» через четверть часа после начала отнюдь не ливневого дождя уже намечается лёгкий потоп? Притом за кованым забором всё в порядке – там и дренаж, и травка, и фонтаны, а по эту сторону забора – рукотворное море. Мы действительно живём в разных странах. Их страна называется Россия – «Газпром», наша – просто Россия…
А чем мы, собственно, хуже Баден-Бадена и Ливерпуля?
Когда я говорил о несусветной аллилуйщине, сопровождающей сооружение театра, то подразумевал и всякого рода сравнения – типа того, что вынесено в подзаголовок. Мол, и Баден-Баден, и Ливерпуль тоже невелики числом жителей, а театры-то там полны. Такую компанию Астрахани подобрал один очень серьёзный и знающий музыкальный мир руководитель. Вот, мол, и нам нужно сделать так, чтобы посещение театра стало модным.
И ведь сделают! Будут дамы пошивать себе платья: персикового цвета – к Чайковскому, бежевого – к Массне, а уж стального – так непременно к Вагнеру! Потом модным станет разведение карликовых обезьян, и платья с досады повесятся в шкафах. Нам либо потребность духовную в людях надо воспитывать к серьёзному искусству, либо перестать смешить публику рассуждениями о том, что строительство нового музтеатра в Астрахани – вопрос не только региона, но и всей мировой культуры, что в будущем театре будут заложены глубокая генетическая память народа и современное прочтение художественных традиций Серебряного века вкупе с сохранением национальной идентичности.
Читая подобные перлы, волей-неволей подумаешь: не иначе как слямзить чего-то собрались. Уж больно сладко поют… Тут если и есть основание для вовлечения Астрахани в мировое культурное пространство, так относится оно к географическому и геополитическому положению города, расположенного в дельте великой Волги, символа России, на перекрёстке мировых экономических дорог, что роднит его с такими знаменитыми дельтовыми городами, как Александрия (Нил), Роттердам (Рейн), Новый Орлеан (Миссисипи), Калькутта (Ганг), Гамбург (Эльба)… По сути, это города-музеи под открытым небом, накопившие многовековой опыт этнической и религиозной толерантности, разнообразия культур и традиций.
Группа наших энтузиастов занимается этим вопросом уже много лет, есть специальная программа международного сотрудничества в рамках издательско-культурологического проекта «Дельтовые города мира», но все попытки привлечь к этому проекту внимание мэра Астрахани закончились ничем. Видно, так уж повелось, что идеи, достойные воплощения, рождаются в головах высших сановников и их приспешников. Скажите на милость, найдётся ли в России ещё один такой чудо-мэр, который бы, подобно Боженову, игнорировал уникальную возможность приобщить город к перспективному международному проекту, сулящему немалые выгоды, в том числе и лично ему – в виде входного билета в приличное общество?
Однако вернёмся к театру. Слыша иной раз, как некий чиновный дядя или культурная тётя с важным видом размышляют о выдающихся явлениях театрального мира, именуемых Grand Opera, La Scala или Covent Garden, применительно к астраханскому недострою, понимаю, что ни дядя и ни тётя не осознают главного – театр мирового уровня являет собой не только и не столько выдающееся архитектурное сооружение, сколько выдающуюся творческо-духовную субстанцию, до которой пытаются дотянуться люди избранные, штучные, платьев не пошивающие и на лепнину из стеклофибробетона изумлённых взглядов не пялящие. Хотя… откуда в Grand Opera стеклофибробетон?
А ещё я вспоминаю один эпизод более чем двадцатилетней давности. В понизовом селе выступал с предвыборной речью областной начальник, впервые на альтернативной основе участвовавший в борьбе за место в Верховном Совете РСФСР. Говорил он прекрасно, с цифрами и фактами, о космосе, о демократии, но главным образом о том, как стремительно меняется к лучшему наша жизнь. Слушали его внимательно и хлопали по делу, особенно тогда, когда начальник спросил, не надо ли чем помочь. В конце встречи от имени сельчан выступил аксакал: «Твоя всё хорошо говорила, моя всё понимала. Все за тебя голосовать пойдём. Ты нам только галоши пришли в сельпо, а то не дойдём, в луже застрянем».
Нам не надо стесняться этих галош. Уровень наш, если изъять из обихода нефть с газом, вполне им соответствует. Нас просто судьба решила побаловать временно за долгие мытарства, а мы почему-то подумали, что это навсегда.
Гуляя по загаженной волжской Венеции, глядя на наш La Scala, расположенный на месте вырубленного парка и издали напоминающий вокзал, а затем и на преступно изуродованную центральную площадь города, ранее служившую образцом гармоничного сочетания исторических традиций и современных новаций в городской архитектуре, я с горечью думаю о том, как неумно и распутно потрачены огромные юбилейные деньги. Захотели сделать себе и людям красиво, так воссоздали бы тот, ажурный, известным на весь мир деревянный театр, тем самым принеся ему извинение за постыдную утрату и восстановив связь времён. У России-то ведь душа берёзовая, а не стеклофибробетонная. Вот где была бы настоящая, а не придуманная «глубокая генетическая память народа и сохранение национальной идентичности». С другой стороны, будут же ещё юбилейные даты, хотя где гарантия, что не приедет лет через двадцать ещё какой-нибудь Генрих Грех и не скажет, глядя на местный стадион: «Это не стадион, Гаврила Иванович! Это недоразумение на палочке. Давай построим такой, как в Рио-де-Жанейро, чтоб тысяч на двести, только ещё лучше».
Срок отмерен, часы затикали. Если театр не будет сдан в эксплуатацию к намеченному дню в начале июля, могут последовать оргвыводы. А могут и не последовать. Но уж что точно последует, так это широкомасштабная проверка всего связанного со скандально известным новоделом. Боюсь, эти крайние и решительные сроки не доведут до добра. Придут суета, нервозность, неразбериха, что неизбежно скажется на качестве работ. Где-нибудь не тот крепёж поставят, чего-нибудь куда-нибудь не доложат или переложат…
Не деньги сейчас требуются театру, а тишина вокруг него. Пусть себе ещё хоть год поработают, сто раз проверят всё, двести раз отмерят. А так что подучится? Ну откроют его, пригласят персону ранга Гергиева, наговорят три бочки арестантов и тихо снова прикроют – для доделки, которая невесть сколько продлится. Когда же, наконец, всё будет позади, объявятся другие проблемы, не менее сложные, связанные с финансированием жизнедеятельности театра. Зарплата немалая для почти тысячи человек творческого и технического состава, декорации и костюмы, соразмерные заявленному мировому уровню, огромные коммунальные расходы – счёт, скорее всего, на сотни миллионов пойдёт. Останется ли что-то в казне для остальной культуры в крае? Профессионалы предрекают ещё такой вариант – возможно, новый театр станет либо прокатной площадкой, либо чьим-то филиалом.
