Роберт Фулгам - Все самое важное для жизни я узнал в детском саду
Что же в этой песенке такого? Ведь мы не только сами ее помним, но и детям своим поем. Паучок-то в ней представлен храбрым и веселым. И кто ее поет, тот уже не станет кричать: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!» Кроме того, в ней просто и незатейливо говорится о том, как интересно жить на свете. Крошечный любознательный паучок ищет приключений; ему попадается водо сточная труба — длинный тоннель, ведущий наверх, к свету. Но паучок об этом даже не думает и просто лезет в трубу. На него обрушиваются всевозможные напасти — ливень, потоп, слепые силы природы. Его смывает и выбрасывает из трубы еще дальше того места, откуда он начинал свой поход. И что же паучок? Разве он говорит: «А ну это все к шуту!»? Нет! Солнышко вышло, все высушило, и как только сам паучок обсох, он снова направляется к водосточной трубе, заглядывает в нее и решает, что он действительно хотел бы знать — а что же там, наверху? Только теперь он действует осмотрительнее: прежде всего смотрит на небо — нет ли туч? — выбирает маршрут понадежнее и, прочитав паучью молитву, лезет вверх, через таинственную темноту, вперед — навстречу свету и неизвестности.
Издавна все живое на Земле поступало так же. Наперекор напастям, неудачам и бедствиям. Мы с вами — потомки тех, кто выжил. И мы учим своих детей умению выживать и идти вперед. И пауки, может быть, тому же учат паучат — по-своему, по-паучьи.
А соседка моя не только переживет эту напасть — теперь, отправляясь на работу и выходя из дому, она будет осмотрительнее. И паучиха, если останется жива, тоже станет мудрее и осторожнее. Если же ей повезет меньше… Что ж, на свете останется много других пауков, и они об этой истории непременно услышат. Да и как не услышать, когда так кричат: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!»
У жителей Соломоновых островов, что в западной части Тихого океана, есть любопытный способ заготовки дров. Если дерево настолько большое, что топором его не срубить, туземцы валят его криком. (Клянусь, я это вычитал в одной статье, только не помню в какой.) На рассвете лесорубы, обладающие особым даром, осторожно влезают на дерево и неожиданно кричат на него что есть мочи. Так продолжается тридцать дней. Затем дерево погибает и падает. Согласно поверью, крики убивают дух дерева. Туземцы утверждают, что способ действует безотказно.
Ах, эти бедные, наивные туземцы! Какие милые, оригинальные обычаи джунглей! Кричать на деревья — фу, как примитивно… Жаль, у них нет наших преимуществ: современной технологии и научного склада ума.
То ли дело мы. Сам я кричу на жену. На телефон и на машинку для стрижки газонов. И еще на телевизор, на газеты и на своих детей. Иногда, потрясая кулаком, кричу даже на силы небесные.
Сосед, к примеру, часто кричит на свой автомобиль. А этим летом я слышал, как он добрых полдня орал на стремянку. Мы — современные, цивилизованные, воспитанные люди — кричим на транспорт, на арбитров, на счета, на банки и — особенно на механизмы. Больше всего достается им и родственникам.
Какой от этого толк — даже и не знаю. На механизмы и прочие предметы все ра но не действует. Пинки и то не всегда помогают. Что касается людей, то здесь туземцы с Соломоновых островов, возможно, в чем-то правы. Если кричать на живое существо, то действительно можно убить его дух. Говорят, слово не обух, в лоб не бьет. Верно, не в лоб оно бьет, а в самое сердце…
Видели когда-нибудь счеты? Они похожи на сороконожек с тельцем из деревянных костяшек. В Америке они обычно продаются в сувенирных магазинах среди прочих привозных безделушек, в качестве настенных украшений. Но на самом деле счеты — это арифмометр, калькулятор и даже компьютер. Что, впрочем, тоже не совсем верно. Ведь счеты — всего лишь видимая картина вычислений, которые счетчик производит в уме.
В Азии многие и поныне пользуются счетами изо дня в день. И так — две тысячи лет, а то и больше. Счеты не только полезный, но и красивый предмет обихода, их приятно держать в руках, приятно трогать дерево, латунь, слоновую кость. Чем старее счеты и чем дольше служат, тем приятнее становятся — гладенькие, потемневшие, отшлифованные. Их хватит на всю жизнь, их не нужно усовершенствовать; все необходимое программное обеспечение расположено у вас между ушами; ну а сломаются — их легко починит даже первоклассник, вооружившись простейшим инструментом.
Благодаря счетам можно иначе взглянуть на некоторые стороны технического прогресса. Вспоминается мне один случай. Некий американо-японский компьютерный концерн начал усиленно проникать на китайский рынок. Чтобы показать преимущества своих карманных калькуляторов, концерн предложил устроить соревнование: широко разрекламированную «дуэль» калькуляторов и счетов. Победил конечно же счетовод, китаец из Гонконга по имени Чан Кай Кит — старший клерк в одной из судоходных компаний. Оператор мини- компьютера быстрее — на целых 44 секунды — обработал пакет бухгалтерских документов. Но ответ компьютер выдал неверный. Наверное, оператор спешил продемонстрировать великолепие своей машинки и ввел в нее не те данные. Престиж концерна был подорван.
Только не поймите меня превратно. Карманные калькуляторы есть и будут, они прочно вошли в нашу жизнь. Ведь я же не луддит какой-нибудь! Я же понимаю, что механизмы ни в чем не виноваты. И потом, как знать — может, с карманным калькулятором тот аккуратный и внимательный счетовод-китаец работал бы еще лучше… Просто я всегда умиляюсь, когда вижу, как руки и разум человека творят настоящие чудеса. И разве не отрадно, что и перед мудреной, изощренной, сверхсовременной электроникой не спасовали все те же руки и все тот же разум? И разве плохо, что человечество может двигаться вперед, по-прежнему пользуясь древнейшими и привычными путями?
Как любопытно, что старинные, видавшие виды счеты в XX веке заняли почетное место в наших домах среди произведений искусства и диковинок; и эта безделушка мила нам, потому что и польза в ней есть, и пользоваться такой красивой вещью приятно. У меня есть старая деревянная плошка и старый — хоть и моложе ее — большой столовый нож, и никогда никакой кухонный электрокомбайн с ними не сравнится. В общем, совершенно то же самое.
В конце апреля 1757 года воинский отряд, которым командовал полковник Диего Ортис де Парилья, и пятеро священников отправились из Сан-Антонио в заданный район на берегу реки Сан-Саба среди холмов центральной части земли Tejas (это твой Техас, гринго). Они прибыли, чтобы расширить границы испанского владычества, обратить в христианство всех встретившихся по дороге язычников. Чтобы истребить индейское племя апачей (естественно, уже после обращения в свою веру). Ну и самое главное — отыскать сокровища, спрятанные, как гласило предание, среди окрестных взгорий.
Построили они на берегу форт и миссионерскую церковь. И стали ждать, когда же придут индейцы — за утешеннем и успокоением — и принесут сокровища. Испанцы коротали время, выпуская рукописные журналы, которые сохранились и по сей день, — сейчас они в библиотеке Остина. «Скромная красота здешних мест возвышает мой дух, — пишет падре Молина. — Однако где же индейцы?» А вот что пишет Диего Ортис де Парилья: «Страна эта чудесная, но где же индейцы? И где же сокровища?»
Ответ на один из вопросов они получили почти через год, в марте, — когда появились команчи, которых позвали на подмогу апачи. Две тысячи команчей в боевой кроваво-черной раскраске, с недобрыми намерениями.
После этого в Сан-Саба на время воцарилась тишина: форт, церковь и большинство любителей приключений из числа бравых идальго были стерты с лица земли. А оставшиеся в живых, но без сокровищ, в беспорядке бежали назад, в Сан-Антонио, и в Сан-Саба больше не возвращались.
Эту историю мне поведала нынешней весной мемориальная доска на главной площади Сан-Саба. К доске имелось приложение в виде двух пожилых джентльменов, которые пришли посидеть-поплевать на скамейке перед зданием городского суда. Как мне растолковали; техасцы изгнали мексиканцев вместе с индейцами и забрали себе то, что по праву им принадлежало. И в техасском городке Сан-Саба теперь царят мир и спокойствие. «Столица орехов пекан и козьих родео», — утверждает газета «Звезда Сан-Саба и новости», а она издается вот уже сто одиннадцать лет.
В Сан-Саба я прибыл по простой причине: «припасть к норням». Раньше приезжал из своего родного Уэйка на выходные — повидаться с подругой по имени Луиза. Когда же Луиза совершила большую ошибку и ушла к другому, я по-прежнему еще не раз наведывался по выходным в Сан-Саба. Во-первых, здесь можно было купить пива. У нас в округе действовал сухой закон — впрочем, чего еще ожидать от округа, где уйма баптистов. А во-вторых, здесь было маленькое козье родео, а козье родео — уверяю вас — увлекательнейшее зрелище. Выпущенные из загона козы не бросаются к перегородке на противоположном конце арены. Они скачут как ополоумевшие: то вытанцовывают кругами, то влево метнутся, то встанут как вкопанные, то кинутся вспять, прямо к арканщику. Да еще боднуть норовят, когда их норовят связать. С козами ухо держи востро! Ради козьего родео стоит и дальний путь проделать. И ради пива тоже. Когда тебе восемнадцать. К тому же, как знать — вдруг Луиза одумается.
