Николай Прокудин - Рейдовый батальон
– Товарищ лейтенант! Ротный зовет! – Меня за ногу теребил унылый солдат. Грязные потоки пота струйками стекали по его лицу.
– Солдат! Ты почему такой грязный? Салфетка есть освежающая?
– Есть.
– Ну так физиономию и руки протри. А то так заразу какую-нибудь быстро подхватишь. Ты – Свекольников или привидение?
– Так точно! Свекольников!
– Хочешь быть здоровым и выжить, «не чмырей», «не будь чмошником», а то задолбят сержанты и старослужащие. Ты, наверное, бывший студент?
– Да, почти год учился, пока не забрали. А в Афган я добровольцем, сам рапорт писал.
– Придурок!
– Почему?
– Потому что, значит, не я один такой чокнутый «дятел». Есть еще добровольцы на этой войне.
Солдатик грустно засмеялся.
– Как зовут тебя, не помню?
– Витька.
– Эх, Витька-Витька, Виктор – победитель! Мойся, стирайся, не унывай, не отчаивайся, и все будет хорошо. Домой вместе уедем. Понял?
– Понял, товарищ лейтенант!
– Чего тебе от меня надо?
– Командир роты зовет.
– В Кабул? В медсанбат? К своей малярийной инфекции?
– Нет, на высоту, на КП роты.
– На высоте сидит зам. комроты. Но вообще, ты прав, в данный момент он – ротный. «И. о. ротного» не звучит, а зам. комроты не понятно, ведь я тоже зам. ротного.
– Вы же замполит?
– Эх, Витька, это и есть зам, но только по политической части.
– Понятно, а я думал, как это «замполит»?
– Не поймешь: где тебя готовили и чему учили? Ни стрелять не умеешь, ни обратиться, как положено. Чего это «длинному» нужно от меня?
– Не знаю, он не сказал. А мы вместо подготовки в Туркмении дома строили.
– Да это я так, сам с собой рассуждаю. Знаю сам, как обучают, участвовал в этом процессе. Ну, иди, скажи: сейчас приду.
Грошиков встретил меня радостно.
– Ник! Жив и не ранен! Везучий! Как они все старались и лупили по тебе. Живучий, гад!
– А ты что хотел, что б попали?
– Что ты, что ты! Собирать тебя надо было бы по частям. Вниз тащить. Головная боль только лишняя и морока. Живи.
– Сволочь ты! Вместо сочувствия – издеваешься.
– Почему же издеваюсь? Я откровенно рад, что ты жив и не являешься в данную минуту «грузом 200».
– А уж как я этому рад, ты и представить не можешь. Это ты, наверное, их на нас навел. Самому до меня не дострелить, да и из вертолета ракетой надежнее!
– Х-ха-ха-ха! Молодец, не унываешь. Но тебе везет. Не убьют – будешь жить! Точно! Это я тебе говорю. Чаю хочешь?
– Чаю, чаю. Надоело уже чай хлебать.
– Ну, извини, водки нет!
– Да не люблю я эту заразу. Я коньяк люблю.
– Вот еще и носом крутит – коньяк подавай.
– Но ведь и водки у тебя нет, да и в этом пекле водку пить – самоубийство!
– Баночку сока хочешь в виде премии за живучесть?
– Конечно, хочу! Спрашиваешь.
Грошиков достал из мешка стограммовую баночку яблочного сока, пробил дырки, и мы распили ее на двоих.
Вдруг раздался сильный грохот. В долине, где ползала наша техника, к небу взметнулся столб черного дыма и пыли. Сергей схватил наушники радиостанции и стал напряженно вслушиваться в эфир.
Повернувшись ко мне, с побледневшим лицом произнес:
– МТЛБ на куски. Старший лейтенант Быковский и еще два «карандаша». Всех грохнуло. Фугас! Суки! Давай, дуй к взводу, комбат будет по точкам на связь выходить. Быстрее.
Я бежал к взводу и соображал: «Сашка! Сашка! Мы ведь почти вместе в полк приехали. Такой здоровый парень, жизнерадостный! И вот его нет. А ведь еще пару дней назад за одним столом завтракали в столовке, анекдоты травили. Фугас заложили солидный – метров на тридцать столб дыма поднялся».
Комбат спросил, как обстановка, как дела, как самочувствие после обстрела вертолетами. Приказал усилить наблюдение, повысить бдительность и т. д. и т. п.
Ночь прошла спокойно, день – тоже. Сходил к Корнилову, поиграли в карты, поболтали.
– С-слушай, Ника, душа требует разрядки. Пострелять, что ли, в ущелье? А то по нам лупили, а мы даже ни р-разу не выстрелили.
– Давай сделаем так: часов в двенадцать ночи из всех стволов жахнем в ущелье. Сначала я, потом ты поддержишь. Для успокоения нервов. А то у меня на душе так гадко.
– Д-давай. Повеселимся.
Ровно в полночь со всех постов принялись молотить в ущелье, с Саниной задачи также присоединились все огневые точки. Постреляли минут пять, пустили для вида пару осветительных ракет. Тут на связь вышел комбат.
– Что за стрельба?
– Да часовой что-то в лощине заметил, – ответил я.
– Ну, так вот, в пять часов сбор, на точке оставить по одному бойцу тебе и соседу. Проходишь мимо него, и все вместе – на мое КП. Полная выкладка, ничего не оставлять. Развеетесь, прогуляетесь, заодно и проверите, что в лощине творится. Времени на передвижение – один час. Опоздаете – будете тренироваться. Сейчас оружие почистить. Прием.
– Вас поняли, – вздохнул я и отправился к Корнилову.
– Ну попали, завтра «вдует» на всю катушку. Короче, говорим, что тебе тоже было видно какое-то движение.
– Да, понятно-понятно. Почудилось, – согласился Сашка.
– Почудилось, причудилось, привиделось. Но вот, скажу тебе: пару магазинов выпустил, швырнул гранату, хоть знал, что никого внизу нет, а чуть-чуть на душе после гибели наших полегчало. Вроде как будто кого-то завалили.
– Мне т-тоже полегче стало. Ну что, утром в путь?
– Жди, только не стреляй в меня!
В пять утра бойцы засуетились, подгоняемые двумя сержантами. Все барахло сложили еще с ночи. Осталось только бушлаты да плащ-накидки приторочить к мешкам.
И в путь. В предрассветных сумерках идти неудобно. Кроссовки скользят по сырым камням, идем, то и дело спотыкаясь и чертыхаясь.
Дубино костерил на чем свет стоит себя, солдат, комбата. Меня тактично не упоминал.
Корнилов с взводом уже ждал, сидя на мешках.
– Ну, погнали?
– П-погнали.
Нам еще повезло, что КП было в принципе рядом. На высоту впереди нас я послал в дозор двух бойцов. Под их прикрытием поднялись, затем спустились и вновь поднялись. Забрезжил рассвет, лучи солнца играли на вершинах. Еще не жарко, но уже не прохладно. По склону, поднимаясь к лежбищу управления, мы брели под насмешливыми взглядами охранения.
На камнях укрытия сидели и пили чай командир взвода связи и прапорщик, начальник батальонного медпункта.
Прапорщик Айзенберг почесал переносицу, снял с длинного носа очки, подул, протер их и, усмехаясь, спросил:
– Ну что, соколы-орлы, запыхались?
– Да, есть немного. Доложи комбату – прибыли, – тяжело выдохнул я.
– Босс сказал – не беспокоить. Встретить вас и засечь время прибытия. Уложились вовремя. Передаю приказ: вернуться на позиции, организовать наблюдение, осмотреть склоны, собрать трупы врагов. Если обнаружатся. Больше не чудить. Это все.
– Т-так, Папа, – так его звали все офицеры, – а лекарство от нервов, граммов двести, 96-процентного, не выделишь?
– Нет, не выделю. Кто лечится даром, тот лечится – даром. Как сказал комбат: «Гуляйте в зад». Могу дать из сострадания сигаретку.
– Спасибо, не курю.
– Я тоже не курю, – подал голос Сашка, – но рюмку хряпну.
– А как же борьба с алкоголизмом? Согласно постановлению ЦК КПСС и Правительства, в Советском Союзе весь народ в едином порыве начал борьбу с пьянством.
– Так это в Советском Союзе. Вот как приедем в него, так и начнем бороться, – засмеялся Сашка.
Мы дружно посмеялись, перекинулись еще парой фраз.
– Ну ладно, Сашка! Бежим отсюда, пока командир не проснулся и воспитывать не начал.
– А чего тебя воспитывать? Ты же замом его числишься в этом рейде. Штатный Сидоренко болен, так что воспитывать будут только взводного, – улыбнулся в усы связист, старший лейтенант Чичин.
– Н-ну, я так и знал. Снова взводный – крайний. Маленького все обидеть норовят. Все, быстро сматываемся, – пробормотал Сашка.
И мы уныло побрели обратно на задачи. Солнце начало припекать, чтоб не «свариться», нужно было спешить.
* * *Несколько дней мы медленно «варились» и «поджаривались» под палящим солнцем, а по ночам пробивала дрожь от холода. В горах стояла тишина. Время от времени что-то происходило в эфире, нас это не касалось. Техника вся работала в кишлаках, поддерживая десантников местной бригады. Однажды рано утром получили приказ на спуск. Броня, бросок к площадке подскока – и вертушками в горы. Едва высадились, как по площадке ударили из эрэсов. Реактивные снаряды с какой-то крыши пускали по наклонной доске.
Рассредоточившись, установили пулеметы и АГС, минометы, и из всего, что стреляло, рота принялась молотить по кишлаку. «Духи», наверное, уже и пожалели, что связались с нами. У роты и задачи не было чесать «зеленку», сами нарвались.
«Духи» отвечали огнем из стрелкового оружия – эрэсы, наверное, кончились. «Утесом» мы придавили всех, кто пытался бегать по кишлаку.
Грошиков подозвал меня к себе:
– Ники! Возьми пулеметчика Мурзаилова и держи под контролем ручей. К тебе со всех взводов спустятся за водой. Смотри, чтоб не обошли и не накрыли. У нас все внимание на кишлак, будь осторожен. Водой-то нас не успели снабдить, а что будет дальше – неизвестно.
