Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - Давид Симанович
Однажды летом я шел в поле, рядом с железнодорожной насыпью. Сбавляя скорость, приближался к станции товарняк. На пустой площадке стоял тот человек. Я даже не увидел его, а только услышал громкое "жид". Это он вдруг закричал, когда состав поравнялся со мной, а товарная площадка оказалась почти рядом. В открытое поле, в необъятное пространство полетело: "Жид! Жид! Жид!.." Но мне, только начинавшему свою трудовую дорогу, послышалось светлое: "Жив! Жив! Жив!.." И хотя жив был и он, жив был и я. И оба мы продолжали существовать на земле…
21 сентября. Встреча на фабрике "ЗИ" - стихи.
22 сентября. Городской Дом культуры - стихи.
27 сентября. 6-я школа - стихи. Рассказ о литобъединении.
4 октября. Купил книгу Владимира Короткевича "Матчына душа": какие стихи! - история, литература, язык… Послал телеграмму-поздравление: "Нават сто паэтаў у складчыну не напішуць "Душу матчыну"… Вот он уже с первой книжкой… А мне она только обещана…
29 октября. Стоял возле военкомата у бюста генералиссимуса Суворова, о котором вспомнил в стихотворении "Военкомат": "Стоит у входа бронзовый Суворов. Призывники отправки ждут в саду…". Теплый вечер. В саду-сквере уже облетела листва, и, конечно, никаких призывников рядом не было. И не они, а я ждал Эм… Ее окно добрым светлячком поглядывало на меня, хотя правильней сказать, я поглядывал на окно третьего этажа: когда же она в нем мелькнет и, махнув мне рукой, спустится с небес ко мне. Эм, как всегда, опаздывала на свидание. Из военкоматского репродуктора на весь сквер гремел чей-то голос, чья-то очередная речь. Я, конечно, ее не слушал, думая о чем-то своем… И вдруг до меня долетела фраза, в которой отчетливо, с каким-то озлоблением прозвучало: "Пастернак" и затем - "свинья"…
30 октября. В "Комсомолке" выступление Семичастного, обрывки из которого вчера до меня долетали, о Пастернаке и его романе "Доктор Живаго": "и в хорошем стаде заводится паршивая овца", "выступил со своим клеветническим так называемым произведением", "свинья не сделает того, что он сделал". Романа я, конечно, не читал, да и кто читал, ведь его у нас нет. И все равно можно ли так обращаться с советским писателем, не враг же он… На весь мир так оскорблять…
15 ноября. Появились сразу две книжечки, выпущенные областным Домом народного творчества: "Вершы паэтаў Віцебшчыны" (1957) и "Вершы аб родным краі" (1958). Есть в них и я, и Короткевич.
1959
2 января. Год начинается хорошими вестями. В издательском плане две мои книжки: "Волшебный луг" перенесен из прошлого плана, и, по словам Рема, "крепкая позиция" у "Весенней сказки".
7 января. Из "Литгазеты" в декабре был довольно приятный ответ: "с большим интересом прочитали… вы - способный человек, хорошо чувствующий законы поэзии, наблюдательный, в стихах есть очень удачные - поэтичные, свежие строки…", приведены строфы: "Он вонзается иглой, зашивая понемногу это место, где дорога разрывается рекой"… ("Паром"); "Здесь начинаются разлуки, и счастье сходит с поездов"… ("Вокзал"); "Пусть, как солнце, веселье льется - лишней радости нет на земле"… ("Слушая Моцарта")… Так что же мешает напечатать?.. Приводятся примеры неточно выраженной мысли, отдельные слова, которые легко исправить - и все. А выводы: "свяжитесь с местным отделением Союза писателей"… Но в Витебске его нет…
2 марта. Распрощался с Краснобригадной и живу на улице Кутузова… Часто приходит Эм… Приезжал, хотел осесть в Витебске Валя Кацман, он работает где-то в сельской школе под Калугой. Когда-то закончил электротехникум и Пинске, и его готовы были взять преподавателем в Витебский техникум связи. Пошел в горком, чтобы приняли на партийный учет. И там услыхал: "У нас есть свои Кацманы"… Валя пожил у меня и уехал ни с чем. А я, конечно, не мог для него ничего сделать…
17 апреля. "Наровля Гомельской области, Рокоссовского, 4, Давиду Симановичу. Вторник двадцать первого три часа дня секция поэзии будет обсуждать ваши стихи, просим прибыть на секцию. Шамякин", Мама переслала телеграмму в Крынки,., И снова было "Шамякин-мама"…
21 апреля. Приехал в Минск и утром зашел к Науму Кислику, Он сказал мне, что на секции предвидится "схватка" и назвал несколько фамилий тех, кто ее обязательно затеет. О том, что это готовится, мне рассказал и Алесь Махнач, драматург, защитник Брестской крепости, честный человек, с которым у нас сложились добрые отношения. По рассказу Махнача, накануне в ресторане "Беларусь" собрались и что-то отмечали за одним столиком Калачинский, Гаврусев, Макаль и Гилевич. Махнач сидел по соседству, куда долетали их голоса, обрывки разговора, громкие реплики, из которых он легко уловил суть. Говорили обо мне, о том, что нельзя допустить моей рекомендации в Союз писателей… Особенно зло высказывался Калачинский: мол, в Союзе писателей столько-то евреев… Это столько-то процентов, слишком много от общего числа. Хватит! Не позволим увеличивать!.. В общем, по словам Алеся, это был обыкновенный антисемитский разговор с выводами…
На секции первым выступил Гаврусев. Он сделал что-то вроде доклада. В издательстве, где вот-вот должна выйти моя первая книга, он у кого-то раздобыл стихи, которые при работе над рукописью мы с моим редактором Ремом Никифоровичем отбросили, а я их не забрал… Построив свой "анализ" на этих моих строках (в большинстве своем из школьных тетрадей), Гаврусев сделал вывод, что
