Людмила Шапошникова - Мы-курги
Курги считают, что меркарский храм заслуживает гораздо меньше внимания, чем солнце, огонь, деревья и… змеи.
Солнцу молятся каждый день, и для этого не надо ни барабана, ни длинной храмовой трубы. Нужно одно — первые солнечные лучи. Женщина, которая зажгла священную лампу в доме предков, на рассвете выходит из дома и ждет этих первых лучей. Как только они появляются, женщина складывает руки в «пранаме». Так приветствуют в Индии и бога, и друга, и просто знакомого. В Солнце объединены все эти три качества. Поэтому восток священен для любого курга. Кургский крестьянин каждый день устремляет свой взор именно в эту сторону. Он не начинает свой рабочий день, не поприветствовав бога и друга — солнце. Ибо от солнца зависит его урожай и благосостояние его семьи. Поэтому столь молчалива и сокровенна молитва курга богу Солнцу перед началом сельскохозяйственного сезона.
Огонь, слабое земное отражение солнца, тоже священен. Священен огонь в лампе дома предков, священен огонь кухонного очага и кремационного костра. Огню, как и солнцу, поклоняются каждый день, Ибо он символизирует единство семьи и незыблемость дома предков. Огонь чтут за его очистительную силу. И поэтому ни один кургский ритуал не обходится без огня. Солнце и огонь — сама природа. Деревья — тоже. Им поклоняются, они — естественная часть жизни кургов. Фикус, манго, хлебное дерево, баньян — священны. Их окружают платформами из аккуратно сложенных камней. Под ними ставят камни в честь богинь. И где бы вы ни проходили или ни проезжали, вы обязательно натолкнетесь на священное дерево. Они стоят по всему Кургу, самые красивые и самые полезные деревья. Дерево, окруженное камнями в знак человеческого внимания, почитания и благодарности, пожалуй, самое первое святилище на земле.
И самые первые святилища сохранились на золотой земле Курга. Не только сохранились, но и пользуются древним почитанием. Ни один храм в Курге не обходится без священного дерева. Ибо храмы и алтари выросли на местах первых святилищ. Потом курги их заселили духами и богами. Но все они не мыслились без этого священного дерева. Как не мыслится ни один кургский ритуал без листьев таких деревьев. Листья сгорают в священном огне, их жуют во время церемонии, их раскладывают, защищая себя от злых духов. Деревья защищают людей, а люди защищают деревья, строго следя за тем, чтобы никто не погубил их. В этом, с точки зрения курга, проявляется великое священное равновесие. Когда равновесие нарушается, деревья гибнут, а с ними умирает что-то очень важное в самих людях. Умирает и не восстанавливается. Говорят, что духи погибших деревьев превращаются в вампиров, иссушающих живую душу человека. Но пока они стоят, к ним относятся, как к людям, и заботятся, как о людях.
Что еще священно для курга? Змея. Чаще всего кобра. Змея — символ мудрости и долголетия. Ее изображения помещают на платформы под деревьями. Около таких деревьев змей убивать нельзя. И вообще лучше воздержаться от убийства змеи, и особенно кобры. Ибо кобры необычные существа. Они живут тысячу лет и умирают не так, как другие животные. Через семьсот лет тело кобры становится короче и приобретает блеск серебра. Века через два кобра уменьшается до фута, но начинает блестеть, как золото. К тысячи годам она становится совсем маленькой и легкой. Сначала она поднимается в воздух, затем снова падает на землю и… исчезает. Те места, где это случилось, очень священные. Правда, никто из кургов не был свидетелем такой чудесной смерти и даже не видел ни серебряных, ни золотых кобр. Но, собственно, это неважно. Главное — знать священное место. Для этого стоит только обратиться к астрологу, и он его укажет точно. И обязательно найдет камень, около которого совершилось чудо с тысячелетней коброй. Камень этот очень необходим. Ибо в месяц Скорпиона (октябрь — ноябрь) на нем зажгут масляную лампу. И будут гореть такие огоньки по всему Кургу, удивляя незнающих путников, оказавшихся на дороге ночью. Но сами курги прекрасно осведомлены, зачем это делается.
Боги, духи, священные деревья, змеи — не слишком ли много для одного народа? Оказывается, нет. И вообще такой неквалифицированный вопрос может задать только малосведущий человек. Настоящий кург хорошо справляется со всеми этими сложностями и даже может дать краткое и четкое определение всей системе кургских верований. Как это сделал старый вождь — деша-такка в своей записке, составленной по моей просьбе.
«Даже сейчас, — написал деша-такка, — мы поклоняемся нашим предкам. Мы исполняем дьявольские танцы, верим в духов и богов, которые стоят в храмах. Более того, можно сказать, что мы идолопоклонники. В память наших первых предков, или прародителей семьи, мы построили алтари над их останками и молимся им из поколения в поколение. Этот алтарь называется „каймада“. В каймаде мы исполняем дьявольский танец в честь духа первого предка. Мы также чтим солнце, деревья, огонь и змей». Как говорится, ни прибавить, ни убавить. Коротко и ясно. А мне, чтобы разобраться во всем этом, пришлось много ездить по Кургу, собирать материал, словом, напряженно работать. Но меня оправдывает только то, что я не кург.
11
Священный лес
— Вот здесь, — сказал Мудамайя, показывая на пирамидку, сложенную из камней, — и погребли Чиннаппу.
— Значит, все это не легенда и не сказка, а было в действительности? — спросила я.
— Конечно, — ответил Мудамайя. — Все произошло на самом деле в те далекие времена.
…В ночь новолуния, в месяц Быка в священном лесу богини Мандатаввы громко и тревожно забили барабаны. Барабаны в эту ночь били каждый год. Но сейчас они звучали как-то по-особенному. Их бой разносился далеко и был слышен в крайних домах деревни. В тех, которые примыкали к священному лесу. В домах царили предпраздничное оживление, и только в одном из них было тихо. Казалось, что дом вымер. На самом же деле в доме были люди. Много людей. Они сидели молчаливые и сосредоточенные на скамьях центрального зала. В зале было темно, и только огонек священной лампы освещал вход в комнату предков. Бой барабанов здесь был хорошо слышен. И чем громче он звучал, тем напряженней становились позы людей. Казалось, люди приросли к скамьям и не хотели от них отрываться. Они ждали чего-то, и это ожидание давило на них.
Где-то в темноте прокричал три раза ворон. Глава семьи, согнутый старик с резкими чертами лица, вздрогнул и низко опустил голову. Еще несколько мгновений он оставался неподвижным, затем сбросил с себя оцепенение и тяжело поднялся.
— Пора, — сказал он. — Чиннаппа, выполняй свой долг.
Чиннаппа, молодой кург, широкоплечий и тонкий в талии, поднялся и, ни на кого не глядя, подошел к священной лампе. Остальные стали за его спиной.
— Во имя вас, духи предков, во имя тебя, богиня Мариамма, — начал старик.
Юноша шевельнул губами, и какой-то странный звук сорвался с них. Его плечи опустились, и руки бессильно повисли вдоль тела. Старик повернулся и мягко произнес:
— Повторяй, Чиннаппа.
— Повторяй, — печальным эхом откликнулись другие.
Чиннаппа усилием воли стряхнул с себя оцепенение.
— Во имя вас, духи предков, во имя тебя, богиня Мариамма…
Голос юноши звучал безжизненно и тихо. На какое-то мгновение смолкли барабаны в священном лесу. И только этот голос, похожий на шелест осенних листьев, оставался в доме.
— Во имя вас…
Какая-то тень, похожая на подстреленную птицу, метнулась к лампе. Тело юноши напряглось, но он не повернул головы.
— Мать, отойди! — повелительно сказал старик. — Он мужчина и воин. Женщине здесь не место.
Женщина судорожно всхлипнула, но повиновалась. Когда все было кончено, сто человек избранной окки молчаливо потянулись к священному лесу. Они шли не торопясь, печально опустив головы. Их движения были скупы и сдержанны. И только та женщина время от времени начинала отчаянно биться в руках державших ее родственниц. Женщина была матерью Чиннаппы ― того самого, на которого выпала в эту ночь новолуния честь быть принесенным в жертву самой богине Мариамме. Они вошли в лес. Их окружили деревья, верхушки которых тревожно шумели под порывами ночного петра. Бой барабанов становился все ближе. Наконец, деревья расступились и открылась небольшая поляна. Над ней бесстрастно и холодно стоял голубоватый серп молодой луны. На невысоком холме посередине поляны горел большой костер. Он освещал собравшихся здесь людей и высокий вертикальный камень богини Мариаммы. Пламя костра трепетало и моталось над порывами ветра, и причудливые тени скользили по свежей траве поляны. Они задевали вертикальный камень, и казалось, что он оживает, двигается и протягивает руки. Длинные и жадные руки, требующие жертв.
Ритм барабанов участился, стал суше и четче. И под этот бой молчаливо и отрешенно закружились вокруг платформы, где стоял камень, танцоры в черных купья. Полы купья развевались, руки-крылья плыли в пламени костра, и танцоры были похожи на больших черных птиц — предвестников бед и несчастий. Ноги их двигались слаженно и ритмично. Звук их шагов сливался с барабанным боем, и людям казалось, что сама земля отзывается на эти шаги барабанным звуком. Так могли танцевать только воины перед битвой. Лица танцоров были темны и замкнуты. Они танцевали в честь богини Мариаммы, в честь духов ушедших предков, в честь предстоящей жертвы. Перед камнем-богиней лежал меч.
