Людмила Шапошникова - Мы-курги
В далекие времена, когда в Курге еще не появились индуистские жрецы-брамины, в храмах довольствовались оракулами. Позже брамины в качестве новоявленных жрецов стали обосновываться в кургских храмах, приносили с собой свой ритуал и давали деревенским богиням индусские имена. Но как бы прочно не обосновывались брамины в жилищах кургских богинь, они не могли отучить кургов от древнего ритуала. И этим ритуалом было жертвоприношение. Курги утверждают, что каждая богиня требует свою жертву. И не какие-нибудь цветы или кокосовые орехи — такое могли придумать только брамины-вегетарианцы, — а полнокровную трепещущую жертву. Когда-то этими жертвами были сами люди. В основном мужчины. И это естественно, ибо богини были женщинами. В те далекие времена и годовой праздник в честь богини назначался очередной дом, который должен был поставить жертву. Жертву вели в храм и там отрубали ей голову. Мужчины были храбры и мужественны. Они без колебания клали свои головы на алтари богинь. Ибо знали, что этим обеспечивают своему клану и своей деревне божеское благословение. Более того, когда кургу очень хотелось, чтобы сбылось чье-то или его собственное желание, он приносил себя в жертву сам. В этом случае действовал принцип самообслуживания: хочешь чего-то — руби себе голову сам. И это не легенда, и не сказание. В Курге сохранились гранитные камни, поставленные в честь таких жертв. На камнях надписи: «Пусть будет так, — гласит одна из них. — В год 944-й, отрубив себе голову, умер. Мать Бучаги в память сына воздвигла этот камень». И еще «Год 1080. Уттама-Чола-Сетти… мечом отрубив себе голову, умер». Надписи относятся к далекому прошлому, к X и XI векам. Но человеческие жертвоприношения продолжались еще долго после этого… Прошло не менее восьми веков, пока курги нашли выход из положения. Видно, был кто-то первый, кто придумал этот выход. Но история не сохранила его имени. После него все пошло по-другому. Намеченная жертва сбегала в лес. Жители деревни бросались ее искать. И конечно, не находили. Все возвращались в храм грустные. Особенно сокрушались родственники жертвы. А его мать просто не находила себе места от горя. Оракулу-жрецу долго объясняли, что случилось. Жрец тоже сокрушался, но выхода у него не было. Назначить новую жертву вот так сразу было нельзя. Для этого нужен был целый год. И оставить богиню без жертвы — невозможно. Тогда приводили козла. Жрец брал на себя ответственность обмануть богиню. Курги с трепетом ждали, что наступит разоблачение. Но оно не приходило. Богиня по-прежнему принимала козлов за мужчин и выполняла просьбы своих почитателей. Курги успокоились и перестали даже отправлять в лес символические жертвы. Они приносили козла и не вступали в разговоры со жрецами. Если козла не было, приносили кабана или петуха. Так идет дело и по сей день.
Жрецы-брамины, поселившиеся в храмах кургских богинь, в день кровавого жертвоприношения удаляются из храма и закрывают его двери. Древний ритуал исполняется перед храмом. Жертвоприношение кончается танцами и пророчествами оракула. На браминов никто не обращает внимания. Брамины продолжают служить богиням в течение года, и им никто не мешает, в буквальном смысле этого слова. Просто никто к ним не приходит. И главное таинство совершится без браминов. В течение года о нем будет только напоминать меч, который лежит рядом с изображением богини. Тот меч, которым когда-то рубили головы мужчинам. Теперь же с ним танцует оракул, и если на него снизойдет истинное вдохновение, он сделает на горле надрез мечом. Надрез в память отрубленных голов человеческих жертв древнего Курга.
Деревенские богини-матери наиболее почитаемые божества. Они ближе всего кургам, — ведь они, как утверждают курги, живут рядом с ними и хорошо знают их заботы и беды. Но есть и вторая группа богов. Я бы их назвала «общими богами». Им поклоняется весь Кург. И таким богом является бог охоты Айяппа. Говорят, он тоже пришел с Малабара. Вполне возможно. Прекрасные кургские леса, полные дичи, созданы именно для такого бога. В свое время брамины, понимая роль этого бога в охотничьем Курге, быстро нашли ему родственников в индуистском пантеоне. Они объявили его сыном Шивы и Мохини. Мохини же, как известно, является женским воплощением Вишну. Но Айяппа оказался непохожим на своих родителей. Он живет не на Гималаях, как Шива и Вишну, а в кургских лесах и малабарских джунглях. Он бродит там со сворой охотничьих собак и время от времени подзывает их свистом. Ночью, когда лес затихает, курги хорошо слышат этот свист. У Апяппы есть любимые места для охоты. Люди объявили эти места заповедными. Здесь курги не охотятся, так как не хотят мешать богу, от которого зависит их собственная удача в охоте. В заповедных лесах для Айяппы всегда оставляют лук, стрелы и глиняных собак. Поэтому у бога охоты никогда нет недостатка ни в оружии, ни в собаках.
Есть два дня, среда и суббота, когда Айяппа охотится по всему Кургу, а не только в заповедных лесах.
Поэтому в эти дни лучше на охоту не выходить. Айяппа не простит появления на его тропе и, конечно, откажет дерзкому в покровительстве. Айяппа — бог серьезный и с ним шутки плохи.
У браминов отношение к этому богу весьма противоречивое. С одной стороны, они рады ему служить, а с другой… Дело в том, что кургам надо бога кормить. Кормить тем, что едят люди. Рисом, овощным карри, бананами. Браминов тоже надо кормить тем же. В некоторые храмы Айяппы курги приносят вегетарианскую пищу. Тогда и браминам-жрецам можно поесть. А в некоторые упорно поставляют мясо. Просто курги не могут себе представить, как охотник может обходиться без него. И в таких храмах работа браминов теряет свой смысл — им нечего там есть. Они покидают эти храмы, оставляя на произвол судьбы славного потомка двух великих богов индуистов Шивы и Вишну. Курги обходятся и без браминов, а непослушный браминским законам Айяппа с удовольствием ест рис, сдобренный острым карри из мяса дикого кабана. Как видите, и с «общими богами» Курга у браминов не все в порядке.
Есть еще и третья группа богов — великих, верховных и вездесущих. Мне не хочется включать в эту группу мать-Кавери. Ибо она выше их всех и кроме того, я подозреваю, что она ниоткуда не приходила, а родилась именно на земле Курга. Она и есть самая главная. Но брамины имеют на этот счет свое мнение. Они объявили верховным богом Махадеву и его жену Бхагавати. Более того, они утверждают, что Махадева и есть сам индусский бог Шива, а Бхагавати — это Парвати. Но этого им тоже показалось мало. Они начали настаивать на том, что каждый кургский бог — это Вишну, или Шива, а каждая кургская богиня — это Лакшми, или Парвати. Правда, они и сами точно не могут сказать, кто есть кто. Вопрос запутан ими до предела. Но вежливые воинственные курги, слушая разглагольствования браминов, только тонко и иронически улыбаются. Уж они-то знают, кто есть кто. Как бы ни старались брамины, они натыкаются на спокойное упрямство и открытое пренебрежение кургов к индуистской вере и канонам. Сколько лет идет эта скрытая, а порой и открытая борьба, — трудно сказать. Но она продолжается и до сих пор. И пока не в пользу пришлых браминов. Брамины пытаются проникнуть в души кургов через их храмы и их богов. Но эти души пока остаются для них закрытыми.
* * *Самый большой храм находится в Меркаре. Его построили еще при кургских раджах. Предки раджей были пришлыми. Они поклонялись индусскому богу Шиве, и с их помощью брамины соорудили этот храм. И стали властвовать в нем, служа богу Шиве. Они надеялись таким образом поправить свои дела в Курге. Храм стоит в центре Меркары и своей архитектурой чем-то напоминает мусульманскую мечеть. Он не похож на торжественные и величественные храмы Южной Индии. Его стены бедны и не украшены великолепной и изощренной скульптурой. Обычная черепица покрывает его крышу. Каждый день к его воротам выходят два музыканта. У одного в руках барабан-табла, у другого — длинная храмовая труба. Громко бьет барабан, зазывно звучит труба. Но мощеный двор храма не наполняется народом, никто не входит в священный водоем для омовения. В святилище, куда ведет каменная лестница, несколько жрецов со шнурами «дважды рожденных» через плечо начинают читать мантры — заклинания перед изображением бога Шивы, украшенного цветами. Горят светильники, заунывно звучат молитвенные напевы. Жрецы разбивают кокосовые орехи. Бронзовое лицо Шивы замкнуто и печально. Бьет барабан, надрывается труба. Но все остается по-прежнему. Только бог и его жрецы. Кургов, для которых все это делается, здесь нет. И наверное, от этого на лицах жрецов нет подобающей благодати. Их губы упрямо сжаты, лбы наморщены. Они не смотрят на вход. Они знают, что оттуда никто не появится. Разве что несколько любопытствующих туристов.
Курги считают, что меркарский храм заслуживает гораздо меньше внимания, чем солнце, огонь, деревья и… змеи.
