Марк Хукер - Толкин русскими глазами

Пребывание Торина в «чертогах ожидания» не будет длиться вечно. Он останется там лишь «до той поры, когда мир обновится». Большинство переводчиков без проблем справились с этой фразой, использовав в переводе глагол обновиться (Км Х.292; Б Х.331; Гр Х.270), или существительное обновление (анонимный переводчик). Королев предложил интересную альтернативу — возродится (Кр Х.327). У Уманского была фактически точно такая же формулировка: «пока мир не родится заново» (У Х.180). В контексте Толкина и скандинавских мифов фраза «пока мир не возродится» вызывает образ Рагнарёка, когда боги и павшие герои из Вальгаллы устремятся вперед в последнюю битву с Фенриром и силами зла — битву, которая закончится разрушением и возрождением мира.

Земля погрузится в пучину. Земля возродится вновь из вод, зеленая и прекрасная[92].

У Рахмановой был совершенно иной подход к переводу слова renewal. По ее версии мир «изменится к лучшему» (Р Х.239). Каминская вторила ей, но изменила приставку у глагола: «переменится к лучшему» (КскХ.127). Вариант ВАМ наименее удачный из трех — она хоть и тоже проголосовала за перемену, но не уточнила, какой именно эта перемена будет. Использовав тот же самый глагол, что и Каминская, ВАМ просто написала, что «мир переменится» (ВАМ Х.228). Яхнин так и не смог решиться на что-то одно и взял у всех понемногу. Его Торин оставался бы в «стране молчания», пока «все обновится и переменится» (Я Х.341). Перемены могут быть и к лучшему, и к худшему, и именно поэтому Рахманова и Каминская определили, какими именно они будут. Хотя можно со всей убедительностью утверждать, что конец мира в Рагнарёке и его последующее возрождение — это и есть перемена, все же сам Толкин слово переменится не использует. Надежда, что обновленный мир будет лучше, безусловно, возникает при чтении этой фразы, но в формулировке Толкина это напрямую не утверждается.

Этот эпизод в переводе Утиловой — единственный отрывок из ее комикса по «Хоббиту», который рассматривается в данном исследовании. Уникальность фразы Рахмановой «когда мир изменится к лучшему», позволяет легко продемонстрировать, что ее перевод послужил исходным текстом для краткой версии Утиловой. У Утиловой читаем:

Прощай, добрый вор. Я ухожу из этого мира к моим предкам до той поры, пока мир изменится к лучшему (Ут Х.59).

Ср. с версией Рахмановой:

— Прощай, добрый вор, — сказал он. — Я ухожу в чертоги ожидания к моим праотцам до той поры, когда мир изменится к лучшему (Р Х.239).

Использование Утиловой перевода Рахмановой в качестве основы для ее сокращенного пересказа лишний раз подтверждает закрепившийся за этим переводом «Хоббита» титул образцового. Перевод Рахмановой, однако, все же нуждается в «осовремениваньи» с тем, чтобы избавиться от наследия «холодной войны» и досадных пропусков. 

Иллюстрация Михаила Маторина к самиздатовскому переводу «Хоббита» ВАМ (1985 г.) по мотивам рисунка и фотографии Толкина

Глава III. ОТКАЗ ОТ КОЛЬЦА. План, согласие и обещание

Свобода без идеалов приносит гораздо больше вреда, чем пользы.

Несмотря на краткость толкиновского описания решения Бильбо отказаться от Кольца, которое разыгрывается как две беседы между Бильбо и Гэндальфом, оно, тем не менее, насыщено информацией и демонстрирует читателю ключевые элементы характеристики каждого героя. В этом эпизоде образы персонажей Толкина представляют собой многослойную эволюционирующую структуру, основанную на словах: план, согласие, обещание. При таком типе структуры контекст остается тем же самым, но изменяется ключевое слово. В каждой из трех частей беседы контекстом является Кольцо. Гэндальф побуждает Бильбо отказаться от него, на каждом этапе усиливая моральное давление на Бильбо.

В первой части Гэндальф спрашивает Бильбо, собирается ли он действовать согласно своему плану. Гэндальф у Толкина повторяет слово план три раза, практически лишая читателя возможности упустить тот факт, что Бильбо выполняет некий план, о котором знает и Гэндальф.

— Ты хочешь сказать, что выполнишь свой план?

— Да. Я решился уже давно, и пока что не передумал.

— Отлично. Не стоит больше говорить об этом. Выполняй свой план — весь план целиком — и, я надеюсь, все обернется к лучшему и для тебя, и для всех нас (F.49).

Когда дальше по ходу повествования возобновляется беседа между Гэндальфом и Бильбо, Толкин показывает, что Гэндальф играет гораздо более важную роль в процессе формирования плана Бильбо. Гэндальф напоминает ему, что он уже «согласился» оставить Кольцо Фродо. Это явно предполагает, что так поступить Бильбо попросил именно Гэндальф. Для заключения соглашения необходимы двое участников. Напоминая Бильбо о его согласии, Гэндальф постепенно усиливает моральное давление на Бильбо, чтобы заставить его придерживаться плана.

— Я все оставляю ему, за исключением, конечно, нескольких мелочей. Надеюсь, он будет счастлив, когда привыкнет жить самостоятельно. Пора: с этих пор он сам себе хозяин.

— Все? — спросил Гэндальф, — И кольцо тоже? Ты согласился на это, вспомни (F.59).

В заключительной части этой многослойной эволюционирующей структуры Толкин описывает, как Гэндальф торопит Бильбо выполнить «обещанное», повторно подтверждая роль Гэндальфа в формировании плана: ведь обещание должно кому-то даваться. Раз Гэндальф знает о плане и возлагает на Бильбо ответственность за него, значит, ему и было дано обещание.

— Ну, ну, мой дорогой хоббит! — сказал Гэндальф. — Всю твою долгую жизнь мы были друзьями, и ты кое-чем мне обязан. Ну, давай же! Делай, как обещал — отдай кольцо! (F.60).

В некоторых переводах изменения текста привели к существенным сдвигам в характерах обоих — и Бильбо, и Гэндальфа. Основные различия заключаются в том, кто что знал и когда.

Бобырь сократила всю первую главу до одною абзаца, вообще устранив Гэндальфа из этой картины. Ее версия гласит:

С помощью Кольца Бильбо прожил еще много лет; он мало им пользовался и не знал всей его силы, но ощущал на себе его влияние. Сам того не зная, он уже начал превращаться в призрак. Чувствуя, что с ним происходит что-то странное и неприятное (хотя он и не связывал этого с Кольцом), Бильбо решил покинуть родину и уйти странствовать. Так он и сделал; а свой дом и все свое имущество, включая Кольцо, он оставил своему молодому родичу и приемному сыну по имени Фродо (Б.9).

Уманский восстановил первую главу.

Начальный элемент толкиновской структуры — план — стал жертвой двух обстоятельств. Во-первых, общей рекомендации преподавателей художественного слова повсеместно избегать повторов. Без сомнения, уже этого было достаточно, чтобы редактор предал забвению толкиновский план, троекратно повторенный в отрывке из 32 слов. Из всех переводчиков только Г&Г воспроизвели целиком последовательность толкиновских повторов.

Второй проблемой для плана стали пользующиеся дурной славой политические ассоциации, связанные с этим русским словом. Они напоминали о великих советских пятилетках — эпохе пламенных речей и кумачовых полотнищ, всесоюзных строек и номенклатурных кормушек, времени показного ударного труда и встречных соцобязательств, набивших оскомину и настолько обыденных, что никого не удивляли, лозунгах: «Пятилетку — в четыре года!», «Выполним и перевыполним пятилетний план!». Пятилетние планы принимались при всенародном единогласном одобрении на съездах КПСС, а составлялись исходя исключительно из соображений престижа и количества — качество и потребительская ценность товаров в расчет не принимались. Соответственно, почти все переводчики, кроме Грузберга (Александровой), Уманского и Немировой, заменили толкиновский план на различные неудовлетворительные пространные иносказания.

Хотя Грузберг и использует слово план в своем переводе первой части беседы между Бильбо и Гэндальфом, все же и он пропускает его дважды из трех раз, в том числе и в версии В. В версии Грузберг-А иносказание взамен первого употребления Толкином слова план ослабляет воздействие всей структуры. Грузберг-А начинает разговор не с той ноги, его Гэндальф выясняет у Бильбо, действительно ли он хочет уйти. Тот же самый подтекст подразумевается в вопросе толкиновского Гэндальфа, но сам вопрос у Толкина шире по смыслу. В обоих случаях Гэндальф знает, что Бильбо собирается уйти и выясняет, намерен ли Бильбо придерживаться своего плана. Разница состоит в том, что читатель Грузберга не знает о существовании плана до следующей реплики Гэндальфа, а читатель Толкина еще долго пребывает в неведении относительно того, что план Бильбо предполагает уход из Шира. Читатель Толкина остается заинтригованным, в то время как Грузберг уведомляет читателя о намерении Бильбо задолго до того, как это задумано у Толкина.