Франк Коуэл - Древний Рим. Быт, религия, культура
ВОССТАНИЯ РАБОВ
Частые жестокие наказания и постоянный страх пыток, увечий и смерти толкал рабов на побеги, мятежи и убийства своих угнетателей. Римские рабовладельцы были не только хорошо осведомлены о таких опасностях, но и принимали все предосторожности, какие только возможно, чтобы их не допустить. С точки зрения закона сбежавший раб был вором. Он украл собственность своего хозяина. Существовали строгие законы, карающие тех, кто оказывал ему хоть какую-то помощь. С ходом времени возникло своего рода частное детективное агентство, занимающееся выслеживанием и поимкой сбежавших рабов. Август в начале своей карьеры завоевал доверие тем, что вернул 30 000 сбежавших рабов их хозяевам «для наказания». Следовательно, вероятность поимки сбежавшего раба была велика, и тогда его наказание будет примером, приводящим в ужас любого из его собратьев-рабов. Если раб убьет своего хозяина, всех остальных рабов в доме приговаривали к смерти как сообщников. Неудивительно, что в такой атмосфере ненависти и страха один из приемов политических заговорщиков, чтобы собрать силы вокруг себя, обычно состоял в обещании свободы любому рабу, который будет сражаться на их стороне. Когда Цицерон занимал должность консула в 63 году до н. э., разочарованный амбициозный аристократ Луций Сергий Катилина освободил рабов, чтобы усилить разношерстную команду головорезов, которую он собрал. Всего десять лет назад 90 000 рабов под предводительством фракийского гладиатора Спартака подняли восстание, которое было подавлено лишь после того, как рабы подвергли страшным страданиям своих бывших хозяев, словно какая-то победившая варварская иноземная армия. Пока бедствия такого размаха были свежи в памяти римлян, неудивительно, что Катилину и его банду головорезов после того, как их объявили врагами республики, стала преследовать и победила римская армия в тщательно подготовленном сражении. Воспоминания об этих ужасах заставили многих римлян без колебаний ужесточить и так строгий надзор за рабами. Более сотни лет спустя, когда римский префект Педаний Секунд был убит рабом в 61 году н. э., вся его челядь из 400 рабов была приговорена в соответствии с древним обычаем к смерти. К тому времени общественное мнение восстало против такой жестокости, и дело передали в Сенат, где, по словам Тацита, «лишь немногие голоса сожалевших об участи такого множества обреченных, большинство которых, бесспорно, страдало безвинно, и среди них старики, дети, женщины...». Несмотря на подобные протесты, приговор был одобрен. Возмущение масс было столь велико, что пришлось выстроить солдат вдоль дороги, по которой рабов вели на казнь.
Жестокие хозяева и хозяйки были все еще слишком многочисленны. Приблизительно в 60 году н. э. Сенека в своем широко известном письме цитировал высказывание Катона, сделанное за двести лет до этого, как будто оно было столь же верно для его времени: «Сколько рабов – столько врагов», а причина, по его словам, в нечеловеческом и жестоком обращении, словно они не люди, а животные: «...они нам не враги – мы сами делаем их врагами. Я не говорю о жестокости и бесчеловечности, – но мы и так обращаемся с ними не как с людьми, а как со скотами». То, что такой стоик, как Сенека, для которого безразличие к удовольствиям или боли было делом чести, выразил столь резкий протест, говорит о том, что к его времени некоторые рабовладельцы были добры и внимательны к своим рабам. Со времен Августа законы начали ограничивать плохое обращение с рабами. В I веке н. э., к примеру, было введено правило, что раба нельзя было посылать на смертный бой на арене, если он не был предварительно приговорен судом за какое-то преступление. При Клавдии убить или выгнать рабов, которые были больны и не могли работать, стало считаться преступлением. Последующие императоры пытались воспрепятствовать тому, чтобы рабы становились беспомощными жертвами освободительного движения.
ВОЛЬНООТПУЩЕННИКИ И ВОЛЬНООТПУЩЕННИЦЫ
Чем лучше с рабами обращались их хозяева, тем дороже их было содержать и, следовательно, тем ближе оказывался раб к условиям свободного человека. Когда стоимость содержания раба стала равняться или даже превышать затраты на то, чтобы нанять свободнорожденного человека выполнять такую же работу, стало невыгодным содержать огромные армии рабов, если только они были нужны, как это часто бывало, для иных, чем строго деловые, потребностей, таких как представления или работа по дому.
Рис. 33. Manumissio, или церемония освобождения раба
Они были бы расточительной роскошью во времена, когда государство раздавало свободным гражданам необходимые им хлеб и воду бесплатно. Преобладали лишь подобного рода экономические соображения, или виной тому было большее распространение сочувствия, ясно одно – уже в I веке н. э. практика освобождения рабов стала входить в обыкновение, несмотря на пугающий прирост численности рабов в то время. Следовательно, были основательные практические причины помочь моралистам, которые начали сомневаться, правы ли были Аристотель, Цицерон и Варрон в своем убеждении, что рабство является неизбежной частью природы вещей.
Все настойчивей слышались голоса стоиков, что все люди – братья, рожденные с равными правами, и свобода зависит от разума или силы духа и не может ограничиваться случайными различиями, возникшими по праву рождения или из социальных условий.
Щедрый хозяин, такой как Цицерон, обычно давал своим рабам карманные деньги, которые они при желании могли копить, потому что они жили «на всем готовом», и тратить деньги не было особой необходимости. Многие рабы могли выкупить собственную свободу на свои сбережения, которые щедрый хозяин, по-видимому, позволял им хранить, чтобы помочь им положить хорошее начало своей новой независимой жизни. Другие получали свою свободу в качестве вознаграждения за преданную службу, даже если им, по-видимому, приходилось ждать до тех пор, пока их хозяин или хозяйка не умрут; тогда они получат свободу в качестве наследства. Некоторым немногочисленным счастливцам их хозяева оставляли состояния. Таким образом, возник большой класс вольноотпущенников, которые были римлянами лишь номинально. Никакой решительной политики их «романизации» никогда не проводилось. Они выбирали традиционные древнеримские ценности случайно, вместо того чтобы учиться римскому образу жизни. Их зависимость от прежнего владельца сохранялась до такой степени, что они все еще обращались к нему за советом, защитой и юридической помощью, сталкиваясь с проблемами и затруднениями «большого мира». Эти зависимые люди объединялись в ряды свободных «клиентов» богатых. Зависимость бывшего раба обозначалась тем, что к его иноземному имени добавлялось имя рода его бывшего владельца. Вкусив жизненных тягот и будучи вынужденными усердно трудиться и жить своим умом, многие из этих бывших рабов извлекали выгоду из своей свободы.
Римлянам «старой школы» не нравилось быстрое продвижение по службе бывших рабов, и многие, должно быть, вторили высказыванию Плиния, напоминающему о том, как их предков видели стоящих в клетке с набеленными мелом ступнями, в оковах, несчетное число которых, освобожденное своими хозяевами, удивительно разбогатело за счет кровопролития и добра римских граждан в это «безнравственное время проскрипций» в последние дни республики. Он добавляет, что и в его дни известны те же лица, поднявшиеся до высочайших почестей и власти. Несмотря на обеспокоенность трезво мыслящих правителей, таких как Август, который хотел ограничить освобождение рабов, вина императоров в таком положении дел была не больше, чем всех остальных людей Рима. Императорские государственные чиновники в Риме были личными слугами императора в прямом смысле, в отличие от британских «слуг народа» на службе у монарха, правящего в качестве главы государства. Они были либо императорскими рабами, либо его личными слугами, которых он, по-видимому, освободил от оков рабства. Более способные и усердные рабы продвигались им по служебной лестнице, и им даровалась свобода, чтобы римлянами не управляли рабы. Но всегда считалось, что вольноотпущенник имеет более низкий социальный статус по сравнению со свободнорожденным гражданином. Неудивительно, что римляне «старой школы» приходили в негодование, когда такие вольноотпущенники, работая бок о бок со своими власть имущими хозяевами, делали большие состояния и заставляли видные римские семейства «есть у них с руки». Вольноотпущенников, которые возвысились на императорской службе, опьяняло их высокое положение. По словам Плиния, они «стали дерзки в своей удаче».
Римляне сами создали эти социальные и экономические проблемы, возникшие потому, что толпы вольноотпущенников и вольноотпущенниц, наводнявшие город, перехватывали почти всю повседневную работу. В конце концов вольноотпущенники уничтожили своих создателей. Установлено, что ко II веку н. э. у восьми из десяти мужчин, женщин и детей, которые ходили по улицам Рима, в жилах текла кровь раба. Происхождение очень многих из них было чуждо старым римским традициям. Они не считали потерю политических свобод, которых они, как и их предки, никогда прежде не знали, ужасной катастрофой, какой это было для Цицерона и старых республиканцев. Из Азии, Африки, Египта и Галлии они привезли чужие загадочные религии и новые неримские привычки и поведение. Несмотря на то что традиции старого Рима, несомненно, были сильны, море новых верований, новых суеверий, новых сомнений плескалось вокруг моральных и религиозных основ Вечного города. В Риме и среди самих римлян возникали силы, изменяющие их взгляд на жизнь, и это под влиянием рабов и вольноотпущенников медленно подтачивало древние устои римского образа жизни. Ко II веку н. э. этот процесс уже зашел далеко, несмотря на непрерывный ряд добродетельных императоров. Когда им на смену приходили безнравственные императоры, автократия и абсолютизм оказывались гибельными, подготавливая таким образом путь к слабости и смятению III века н. э. и крушению Римской империи в конце IV века н. э.
