Павел Кучер - 1730 год. Август. Переэкзаменовка
– А как обратно? – порядок есть порядок… И вообще! Не нравится мне эта яма…
– Так же точно. Только набивать по-русски – "РАС" и "три тире – три точки". Лифт машину сам наверх вытолкнет, – запоминай, голова, запоминай. Пригодится!
– А почему именно "Консервация"?
– Так это же автономная база! – небрежно отвечает, словно я такие вещи знать обязан. – Сейчас сухим углекислым газом яму продует. Будет ваша техника стоять хоть сто лет. Ни мыши, ни плесень не заведутся.
– А крышка, зачем толстенная? Бомбежек опасаетесь? – чему он лыбится? – Ага! – радостный, будто я пошутил удачно, и их… тоже… Но, вообще-то – от мороза. Теплоизоляция! До минус сорока, бывает. У нас сейчас здесь Малый Ледниковый период… Зимы холодные… Сейчас тоже не май месяц… Пошли!
Полянка, солнышко светит, но греет слабо. Канада это, Канада. Считай – наша Сибирь. По тамошним меркам август, порог осени. Вон сколько листвы опавшей. Мухи где? Может, их со скалы ветром сдувает?
– Давайте-давайте, шкодники всех времен и народов… Колитесь! Расскажите предку, как вы дошли до жизни такой? – дед удобно усаживается в невозможную для живого человека позу, почти вчетверо сложив ноги (ну не могу их называть манипуляторами или ходулями). – А я тут, пока, курочкой себя побалую…
– А мне?! – Анка неподражаема, все попреки пропускает мимо ушей, вычленяя рациональную пользу. – Хочу курочку! – садистка, плечо до сих пор саднит от щедрой дозы вакцины из пневматического иньектора.
– Дядя Вася, достань курочку! – оба хором, как сговорились. Ага, "дяденька, достань воробушка"… Только не с неба, а из пышущих углей кострища. К нему и подойти-то, разве только с наветренной стороны.
– Давайте, я за палкой схожу! – поднимаюсь, озирая окрестности в поисках подходящего дрына. Весь сушняк вокруг мы подгребли, но вдруг что осталось?
– Сиди, предок. – старая язва опять не то всерьез, не то смеется, – В положении инвалида, "без рук, без ног", есть преимущества. Артрита у меня уже не будет никогда… И собака за ногу не тяпнет… или горько пожалеет. А если кому надо засветить, промеж ушей… или башку открутить… или руками жар загребать…
Скидывает с плеч куртку, наклоняется вперед и прямо голой рукой… ой, это я по привычке… своим этим… манипулятором, лезет в самое пекло. Раз! Два! Три! Четыре! Станиолевые свертки, седые от золы, осыпающейся на воздухе мелким прахом, увесисто ложатся на скатерть. М-м-м-м! Запах… Щас умру! Все разговоры побоку. Такого зверского приступа голода у меня не было с детства, когда в походе полный день на одном бутерброде пробегал. С полной выкладкой. Понесло меня со знакомым из "Школы юных кадетов" на их маневры. Маневры-то фиг с ними… Задолбали манеры. Все называют друг друга "господин кадет" и младшие прислуживаю старшим, а посторонние – младшим. Затем они, таких как я, в этот поход и брали… Пока старшие не поели… Пока младшие не поели… Пока на нашу долю, из остатков, какую-то баланду не соорудили… Ну, вы поняли. Хоть на Луну вой… Все едят, а тебе – нельзя. Смотри да нюхай! Не терплю…
А тут… С одной стороны, простота. С другой стороны – с переподвывертом. Та же курочка, в обиходе "синяя птица". Ведь сколько раз пробовал её в фольге запекать и столько раз зарекался. А всё почему? Во-о! Рецепт надо знать. Фольга должна быть мягкая. Оловянная. Что б ни грамма сока, ни струйки пара наружу. И пальцы ею не порезать, когда разворачиваешь. И природу не засоряешь – скатал потом и в утилизатор, на переплавку. Без убыли ресурса. Ну, а сама курочка, в жаре кострища, под этой фольгой… В микроволновке такое блюдо готовить невозможно, в духовке – бесполезно, ибо подгорает. Э-э-э! Рассказывать – слов мало, а показывать – чистый садизм. Слюнями захлебнетесь. Мы сами чудом выжили, просто друг на друга глядя. Только хруст за ушами был слышен в окрестностях… А помидорчики? Свежие, сочные, августовские? Хлеб пусть холодный. Хрустит корочкой. Я его хотел ножом. Анка буханку у меня буквально вырвала… Нельзя! Только руками! Наломала крупно, разложила. Хорошо сидим! Под такое дело и "по сто грамм" не грех…
Бочоночек кваса, холодненький, дубовый, с светлыми обручами металлической клепки. В нос шибает, зараза, не хуже пива. За отсутствие такового – сойдет. Ковшик серебряный! Чарки на выбор. Или, тоже из серебра (ну, не вру, серебро, даже проба на донце стоит), или искристого стекла полу литровые кружки. Как хрустальные сверкают. Сам выдумал и себе кружку взял. Из неё и квас за пиво прокатил… Зверская штука этот их "вещевой потреблятор". Надо при случае завести. Или списочек составить, да отовариться. Каталог, в магазине покруче сопру. Выберу, что поприкольнее и в следующую ходку запасусь. А чего? Такой пивной кружки в магазине мне не купить. Богемского стекла, алмазной огранки, блин… Не делают их нигде, вот!
У-ф-ф-ф! Хорошо… Лес шелестит… Полянка листвой тихонько шуршит. Вроде как потеплело. Это еда греет, я знаю. В армии, бывало, за два километра, зимой, в столовую без шинелей ходили. Только в шапках и рукавицах. Что бы ни у кого, в темной раздевалке, шинель не украли… Россия, мать её… Пока голодные – мерзнем. Наелись – мороз не чувствуется. Аналогично! Даже куртку из синей "типа ткани" пожертвовал нашей единственной девушке. Пусть ей мягко сидится. Набегалась и напрыгалась за день… Видно же, ещё чуть-чуть и начнет носом клевать. Даже к середине стола, за свежим помидорчиком, тянуться ей лень – дед манипулятором подает. И сразу же взбадривает компанию, как ушатом холодной воды:
– Ну, команда, начинаем застольные разговоры. Дамы, как полагается – вперед. Аня. Это тебя касается. Боевое слаживание. Открой душу! Леди Магбет… всея Парижа… за какие грехи в штрафники угодила?
– Я стесняюсь… – краснеет мгновенно, ярко, весьма соблазнительно, как юной девице и положено, на меня косится и глаза прячет, – Пусть Петя первый начинает. А я, это… пока с духом соберусь.
– О-вей! Тебя зачем во Францию посылали? Стажироваться или на балах маскарадах, попом крутить? – с интонациями местечкового рэбе, из костюмированного боевика, гнусавит старик. – Ну и где теперь, я тебя спрашиваю, Людовик XV? Угробила монарха! Хлыща из Лихтенштейна не особо жалко, но король! Мадам Помпадур осиротела, сама того не зная, добрый доктор Гильотен напрасно напрягает рассудок, казнить его агрегатом уже просто некого. Династия-то пресеклась! Революция отменяется! Марсельезу петь и Бастилию рушить за тебя тоже Петька будет? – снова передразнивает, капризным голоском, в типично Анкином стиле, – "Они сами друг друга поубивали!" Конечно, сами! Ты думала, за такой креатив, тебя по головке погладят?
– Они оба были сволочи! – тихо и уверенно выговаривает Анка, – Глаза бы мои их не видели! Пусть…
– Сама хороша! – дед разошелся, жестикулирует куриной ногой, – Представьте себе картинку глазами французского короля: Не жирного борова, с парадного портрета, а двадцатилетнего, развращенного дикой властью капризника, никогда не знавшего отказа. Кто перед ним? Натуральная блондинка (красить волосы перекисью водорода ещё не вошло в моду)… Без парика и украшений (Что там у тебя на шее было? Один мамин крестик?)… Без прислуги… Без единого пятнышка оспы! Свеженькая, голубоглазенькая, скромная… Выговор с акцентом – из глухой провинции значит… Ясен пень, у него ретивое взыграло! Попер буром…
– А вот не фиг было переть! – последнюю фразу Анка почти выкрикивает.
– Конечно, не фиг! Но, он-то, наивный, этого не знал. – Косточка от последней ножки венчает общую горку куриных останков. Дед машет двумя руками. Смотрится грозно. Взбунтовавшийся робот, млин… – И что барышня уже приручила этого "лесоруба" так, что он у неё из рук есть был готов, король тоже не знал. А тот, в свою очередь, не знал, что перед ним король. Маскарад! Маски, костюмы, полное же инкогнито! "Я вас вызываю!" "Я принимаю ваш вызов!" Петухи бойцовые. Каждый думал – у него туз в рукаве. Шпага из твердого сплава (наши заготовки, ага) и стальной нагрудник ручной работы, который доброго удара такой шпагой удержать не может. Местный фокус-покус. Если шпага дрянь и нагрудника нет – смерть. Если есть, но шпага дрянь – тоже смерть. Потому, что прямой удар противника хорошим клинком нагрудник ломает. А плохая шпага – отскакивает или ломается сама. Обладатели твердосплавных шпаг (каждая на вес золота) -высшая аристократия Европы. Друг друга знают в лицо. Столкнуться на дуэли, из-за нищей девчонки, им до сих пор теория вероятности не позволяла. Пока Аня, эту алгебру, своей женской гармонией не подправила. Теперь, прекрасная Франция, в полном составе, гадает, откуда ей свалилось избавление… и славит "Белую деву"… Мистическое существо, задурившую этим болванам мозги, под видом безвестной провинциалки. Ух, и любили франки своего монарха! Жуть, как любили… Поминки справляли, как всенародный праздник!
