Марина Цветаева - Тетрадь третья

В Зоол<огическом> саду — про какую-то птицу:

— Летний птенец.

Сто лет мне иногда кажутся, как сто фр<анков> — раз плюнуть!

(Пометка: не то, что у меня этих ста фр<анков> было много, а то, что я знаю, что они по существу — не сто фр<анков>, что это — ложь, пустая цифра и звук. Но и кроме этого — вообще наплевать на франки (сроки).)

(Здесь кончается маленькая черная кож<аная> записная книжка с затвором — весна 1931 г.)

Теперь — сине-голубая записная книжка, с металл<ическими> скрепами — Мёдон, ноябрь 1931 г. — м. б. была какая-нб. между, не обнаружила — но до нее — несколько записей из небольшой желтой черновой — картонной 1931 г. Мёдон — тетрадь начата 6-го сент<ября> 1931 г., в воскр<есенье>.

ВЫПИСКИ ИЗ ЖЕЛТОЙ НЕБОЛЬШОЙ КАРТОННОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ,

Мёдон — 6-го сент<ября> 1931 г., воскресенье. Тетрадь начинается чистовиком Дома («Из-под нахмуренных бровей…»).

Строки, не вошедшие в Бузину:

Край безумный — о, край бузинный!

Край, в безумье своем — безвинный

…Мне сад был — тетрадью

Тетрадь была — садом…

(Бузина окончена 11-го сент<ября> 1931 г. — потом я еще раз за нее взялась.)

Мур — конец сентября 1931 г.

— А продаются такие специальные пилки — для тюрьмы?

— А это что на картинке нарисовано?

Я: — Это Париж — каким он был давно, давно назад.

Мур: — Ка-ак? э-это Па-а-ариж? (недоверчиво смеется) — Я знаю, что это: это — Пшеноры, где я родился.

(Чешская деревня Вшеноры, недалеко от Праги)

— May, a y Вас есть какой-нб. знакомый язычник?…А страшные их боги. Но — красивые. Цветом красивые.

Что-то, очевидно, цитируя: «Невинные наслаждения». Глупо. Разве наслаждение может быть виновным?

С. приводит пример яблока, к<отор>ое мальчик украл и — вот — наслаждается.

Мур, неубежденно (и прав: ибо яблока — не крадут, особенно — мальчики!) — Да… — Нет, всё равно: наслаждение не виновное и не невинное.

Длинный разговор с Муром — 20-го сентября 1931 г.

Мур: — А я знаю, кто такие разбойники. Разбойники — это люди, к<отор>ые раньше были нищие, а потом стали разбойниками. Не может же разбойник покупать в магазине! — А бывают добрые разбойники?

Взволнованная словом, рассказываю ему про доброго разбойника и кончаю на: — «Ныне же будеши со мной в раю».

Мур: — Как — в раю? Когда он на кресте.

Я: — На кресте — тело, оно и останется, а душа с Христом подымется в рай.

— Но душа — ведь это не я-а!

— А кто же — ты?

— Я? вот! (обхватывает себя всего сколько руки загребают. Негодующе:) — Душа. Душа. Что мне из того, что моя душа будет гулять в раю. Я сам хочу гулять в раю, п. ч. в раю все животные добрые. — А львы? А тигры? — Чорт с ней с этой душой!

Читаю 24-го, нынче, ему андерсеновскую Русалочку, в три присеста. По окончании: — Что тебе больше всего из всей сказки понравилось?

— Тот город с огоньками.

— Ну, а сама Русалочка, ее любовь, какая она была добрая…

В ответ не да, а гм-гм, сухое. Как будто не хочет — ни признаться, ни признать то, в чем признается. Каждый раз — как только дело идет о добре, любви — в женском образе.

Всю сказку понял отлично.

— «карангул!» — потрясающий крик в ванной, оказывается — на мне паук. Потом, всё еще плача:

— Я же не за себя боялся, я за Вас боялся!

По поводу предстоящей свадьбы конинницыной дочери:

— Женюсь и разойдусь, опять женюсь и опять разойдусь.

Письмо Мура A. A. Тешковой

16-го ноября 1931 г. — сохраняю орфографию.

милая тетя Аня ваш заяц жив потому что Я яво сел. уменя уже миняются зубы 4 новох. Я помню Чехию наш дом лес с двух старон жолтый песок и реку о Я нашол себе жену англи = чанку Я пазнакомелся?!? очинь просто bonjour Madame.[156] Она больше папы (NB! папа — метр 86 или 87) очень белокауря у ниё есть bebe.[157] У нас есть кошка трехцветная очень добрая и совсем не ворует. Я много рас бывал на Колониальной выставке. ведал там = скалу с обезянами и семью львов. Ещё алжирцав и негров и ещё индо-китайцов. Там замечательние духи и бусы. Можот-быть мы к Вам приедим в гости на какое = нибудь Рождиство. Я очень (любити <сверху, над «-ти»: ль>) люблю технику и катаца на поезде. Я очень любльу кни = ги. Привет Вам Мур.

ТЕПЕРЬ ГОЛУБО-СИНЯЯ ЗАПИСНАЯ,

о к<отор>ой уже сказано):

— Почему Бог не сделал уродов еще и злыми, а красивых еще и добрыми. Так бы лучше было.

— Почему Вы меня так незнатно назвали — Георгий Сергеевич?

— А что ты думаешь — знатно?

— Чтобы все знали.

— Ну, какое имя например?

— Иван Сергеевич.

— Иван самое простое имя, крестьянское.

— Большое имя, по-моему.

Мёдон, 15-го ноября 1931 г.

Валяясь на диване и закрывая глаза, торжественно:

— Je — dorme.

Je — morte.

Je — squelette![158]

После рассказа про братьев Кесселей, сломавших в автомобильной катастрофе один — хребет, другой — ногу.[159]

— Так он теперь всю жизнь будет хромать спиной?

(Синтез)

Разговор про чуму. Человек чернеет и т. д.

Мур: — И нельзя смыть?

— Нельзя, п. ч. это кровь — черная. Вот М<аргарита> Н<иколаевна> — врач, спроси у нее.

— Она не таких вещей — врач.

О деревьях: — Думают — раз склонились!

— Жен много, Мур, а мать одна.

— Не одна. Другая жена.

— Так жена другая, я про мать говорю.

— Папы — жена, ведь папа же женится, когда Вы умрете.

— Ну, даже если — какая это мама? Ничего твоего знать не будет, ни твоих Мумсов ни Barnrn…

— Но Вы же ей, когда будете умирать, скажете!

…Только уж я сам буду выбирать жену.

— Конечно. Умные спрашивают у родителей, а глупые сами выбирают.

— Не свою. Папину жену — когда Вы умрете.

— А ты знаешь, что такое — умирать?

— Да, да, сначала полежать, а потом все эти скелеты встанут и пойдут на небо.

— Не скелеты — души, скелеты, это кости, к<отор>ые на небе не нужны.

— Но души — это ведь мы? А в раю яблоки будут? А можно будет гладить тигров? (Утвердительно) Пантеров.

Мёдон, 15-го — 17-го ноября 1931 г.

Мур — 27-го ноября 1931 г.

— Знаете, какие я сочинил стихи?

Хлынет дождь,

Нахлынет ночь.

Лавка закрывается —

Бесы появляются.

Бесы появляются —

Аля: — Мура покрывается.

Мур: — А можно и:

Мура ухмыляется!

Я

Гнать писателей на стройку ж<елезной> д<ороги>,[160] — лучше людей науки! Свидетельство писателя ведь само по себе — о чем бы ни было — не внушает доверия.

— Ишь, расписал!

…Время само спросит, без всяких своих временных представителей.

(Первая запись: Езжай, мой сын, в свою страну!)

— Vous êtes désenchanté de trouver le poète désenchantant? Que n’êtes vous — une page blanche! (de mon cahier).[161]

Myp, 6-го дек<абря> 1931 г.

Кто-то: — Ты и его знаешь?

Мур: — Я всех знаю, только кабана зеленого не знаю!

— А меня никто не зовет в гости…

— Еще бы! Ты в гостях картины раскрашиваешь.

— Один раз!!! (Пауза) У других картины за стёклами…

— И что же?

— Ну, а у этих — нет: вот я и пользуюсь.

(Расписал у А<ртемо>вых «pot de fleurs»[162] — натюрморт. «Картина отвратительная, между прочим» — 12-го мая 1938 г., Ванв — больше чем вдвóе, ибо на 7 лет старше.)

Мечта о доме с плоской крышей — с садом — и павильон будет прилеплен.

— В нем я буду жить.

— Да. И себе такой же построю, из него будет дверь в Вашу комнату.

— Вот, Мур, попируем когда ты женишься!

— Да, и индюки будут. А что Вы мне дадите в приданое?