Яков Киселев - Чекисты рассказывают. Книга 7-я

Разговор начался. Говорил он спокойно, просто, бесхитростно, называл вещи своими именами и не выгораживал себя.

Слушая его, я легко представил трагедию этого человека, только начавшего самостоятельную жизнь. Выходил из окружения. Плутал четыре дня, устал и в ночь на 11 сентября крепко заснул в каком-то заброшенном окопе. Тут и был захвачен немецкими автоматчиками. «У меня отобрали комсомольский билет, нож, часы, деньги. Наган утонул, когда переплывал Десну».

Дьяков передохнул, попросил воды.

Знакомая история. И то, что случилось дальше, тоже мне было известно: лагеря военнопленных в Чернигове, Гомеле, Бобруйске и Минске.

В минский лагерь приехали двое вербовщиков немецкой разведки в форме командиров Красной Армии. Отобрали среди военнопленных шесть человек — все специалисты в области связи — и отправили в Борисов. Вечером пришел немецкий офицер, майор Альбрехт, и объявил: будете работать в разведке, вам оказано большое доверие, цените это! Ну а если кто не желает, может вернуться обратно в лагерь... Вернуться никто не захотел. Это было равносильно самоубийству.

— Все произошло настолько быстро и неожиданно, что я просто не сознавал, что делал, — говорил мне Дьяков. — Думал только об одном: не попасть бы снова в лагерь! Ну, а позже, когда началась учеба и особенно когда встретился с будущим своим напарником, понял: то, куда я попал, хуже любого лагеря. И нужно сделать все, чтобы перейти к своим. Так мы и решили с Феденко.

Потом в кабинет ввели Феденко. Этот был повыше ростом, потоньше, но держался тоже спокойно, смотрел открыто, не пряча глаз, как человек, который знает, что совершил ошибку, но теперь ее исправляет и поступает правильно. Обстоятельства его пленения и вербовки были почти такими же, как у Дьякова.

Позвонил Тимов, спросил:

— Ну как дела?

— Все в порядке, товарищ майор. Заканчиваю. Через полчаса заключение будет готово.

— Впечатление?

— Положительное.

— Хорошо, заходите.

Тимов прочитал мою записку, задал несколько вопросов, набрал номер Горнова:

— У нас все готово. Мы «за»! Так что будем ждать команду на выезд. Транспорт и организация поездки за вами. — И, поймав мой вопросительный взгляд, пояснил: — В Генштабе считают, раз агенты будут действовать в прифронтовой зоне, добро на их использование должен дать сам командующий фронтом Жуков. Георгий Константинович проявил к этому делу большой интерес и согласился принять их сегодня. Выезд состоится, по всей видимости, ночью. Поэтому будьте наготове.

Я пошел к себе, а по дороге заглянул в буфет. Съел винегрет, заправленный прогорклым постным маслом, выпил стакан чая с кусочком сахара (второй кусочек положил в карман для дочки) и стал ждать. В половине двенадцатого ночи мне позвонили: «Спускайтесь, машины у подъезда». На улице уже стояли три «эмки». В первую сели Горнов и проводник. В двух других разместились Мозов, я, агенты и два бойца охраны.

С площади Дзержинского взяли курс на Можайское шоссе. Город был погружен в темноту. Машины шли медленно, иногда включая подфарники. У деревни Мамоново, до которой добрались минут за сорок, произошла небольшая заминка — тут почему-то застряла двигавшаяся к фронту автоколонна. Через четверть часа поехали дальше. Миновали Одинцово, свернули вправо, на узкую лесную дорогу. Проскочили какую-то аллею. Затем было несколько поворотов с подъемами и спусками, и наконец машины остановились около шлагбаума, охранявшегося военным патрулем. Офицер проверил документы и дал команду открыть шлагбаум. Машины выехали на площадку, окруженную со всех сторон лесом. Слева на склоне среди деревьев виднелись силуэты двух небольших зданий. Справа, ниже по склону, недалеко от оврага, стоял одноэтажный каменный домик с мезонином. Типичная помещичья усадьба прошлого века. Я спросил проводника: где мы? «Власиха», — кратко и непонятно ответил он. Оказалось, что местность эта именуется так по имени хозяйки имения. Что касается поселка Перхушково, имя которого вошло в летопись Великой Отечественной войны как район дислокации штаба Западного фронта, то он находился от домика с мезонином на расстоянии добрых трех километров.

Мы с Горновым направились к крылечку дома. Несколько ступенек, простенькие перила, незатейливый деревянный навес над крыльцом. Решили тут подождать. До назначенного времени оставалось пятнадцать минут. Мозов с бойцами охраны и агентами остались в машине.

Качались, поскрипывая, сосны. Шевелил ветками ночной ветерок... «Время. Пошли!» В приемной командующего дежурили два офицера. Старший по званию сидел за столом, рассматривая какие-то бумаги. На столе стояло несколько телефонных аппаратов. Офицер помоложе шагнул к нам навстречу с журналом в руках. О нашем приезде им, видимо, было уже известно, так как старший офицер спросил:

— Вы на прием к командующему в один тридцать?

— Совершенно верно, — ответил Горнов.

— К сожалению, придется подождать. У него непредвиденное совещание. Присядьте, пожалуйста, сюда (он указал на диван). Полистайте журналы.

Около двух часов ночи из кабинета Жукова поспешно выскочил грузноватый генерал-майор с раскрасневшимся потным лицом, и в тот момент, когда он открывал дверь, до меня донеслись энергичные слова командующего:

— Вот так, генерал! Понятно? И запомните: только так!..

Совещание закончилось, и сразу же нас пригласили к Жукову. Переступив порог кабинета, Горнов доложил, что агенты немецкой разведки, заброшенные в район Селижарово, доставлены и находятся здесь.

— Хорошо, — сказал Жуков, выходя из-за длинного стола, стоявшего вдоль стены (на столе были разложены разрисованные цветными карандашами карты). Он пожал нам руки и, указывая на стулья, сказал:

— Садитесь!

Но сам не сел.

— Садитесь, садитесь, — повторил командующий. — На меня не обращайте внимания, мое вертикальное положение пусть вас не смущает. Это мой метод борьбы со сном...

Мы сели, и Жуков, прохаживаясь вдоль затянутой портьерами стены, спросил:

— С кем имею честь беседовать?

Горнов назвал фамилию, должность, звание и представил меня.

— Цель нашего визита, — сказал он, — решить, целесообразно ли включать в работу агентов, заброшенных в район Селижарово. Заинтересовано ли в этом командование фронта? И есть ли надобность в передаче противнику военной дезинформации? В Генеральном штабе нам посоветовали встретиться с вами.

— Да, я в курсе. Мне звонили. А как с вашей стороны, препятствий нет? Вы уверены в том, что они будут честно работать?

Горнов коротко сообщил, что собой представляют оба агента, и добавил:

— Думаем, что им можно верить. Техника тоже в порядке. Как, товарищ Корбов, правильно?

— Так точно, — ответил я, — все исправно: рация, кварцы, батареи, расписание связи, шифры. К работе можно приступать в любое время. Правда, есть одна трудность: после выброски агентов прошло четыре дня, а они молчат. Хотя обязаны держать связь со своим радиоцентром ежедневно. Поэтому агентам было разрешено передать следующую радиограмму: «Приземлились благополучно не в своем районе. Выходим к месту. В связи с большим движением днем скрывались». Думаем, что это может успокоить противника.

— Радиограмму уже передали? — поинтересовался Жуков.

— Да. Немцы подтвердили: радиограмма принята. Теперь они знают, что их люди встретились с трудностями и связь с ними может прерваться на некоторое время.

Командующий молча прошелся вдоль стола, затем, повернувшись к нам, сказал:

— Давайте сначала выясним, чем конкретно интересуются немцы, а затем решим, как быть дальше.

По его приказанию в кабинет ввели Феденко, который, бросив взгляд на пять звездочек в петлицах командующего, явно растерялся.

— Мне доложили, что вы — офицер Красной Армии. Правильно? — спросил Жуков.

— Так точно.

— В каком звании?

— Младший лейтенант.

— Где служили?

— Был командиром радиовзвода стрелкового полка 129-й стрелковой дивизии.

— Как оказались во вражеском плену?

— Так сложилась обстановка.

— А именно?

— 29 июля на выходе из окружения в направлении Ярцево меня, безоружного, взяли в плен четыре немецких солдата.

— Значит, сдались без сопротивления, добровольно? Так?

— Можно считать, так. Сопротивляться было нечем.

— Это позор! — резко среагировал командующий. Он прошелся вдоль стола, добавил: — Это — измена Родине! Вы задумывались об этом?

Феденко опустил голову, как провинившийся школьник. Отводя глаза в сторону, ответил:

— Конечно, задумывался. Страшнее плена ничего не придумаешь... Я только и думал, как бы вырваться из этого ада.

— И пошли на службу к фашистам. Как это понимать?

— Я пошел на сотрудничество с немецкой разведкой только потому, что видел: это единственный путь домой. Мне удалось вернуться. Я счастлив. И готов нести любое наказание...

— Чем же вы приглянулись немцам, почему они доверили вам такое важнее дело?