Яков Киселев - Чекисты рассказывают. Книга 7-я
Преданность рейху этот агент доказал своей честной и многолетней работой. За предвоенное время «Россиянин» приобрел и подготовил нескольких способных и весьма перспективных агентов из числа русских эмигрантов. Они заброшены на советскую сторону, успешно там легализировались и начинают снабжать ценной информацией о внутреннем положении в стране противника.
Нас удивляет, майор Шранке, ваш субъективный и довольно примитивный метод ведения следствия по диверсии на городской электростанции.
«Россиянин» был прав, отказываясь от своей причастности к диверсии в городской гостинице. В данном случае вы поступили неквалифицированно и близоруко и погубили «Россиянина». А с его смертью потеряли и многих преданных рейху людей, с которыми «Россиянин» работал лично и не оставил на них никаких данных. Потеря такого агента, как «Россиянин», выглядит еще серьезнее, если учесть, что высшее руководство рейха, следуя весьма прозорливым и гениальным мыслям нашего дорогого фюрера и руководствуясь его великим военным гением, планировало активно использовать «Россиянина» и подобных ему личностей на важной работе по созданию органов местной власти на освобожденных нашими доблестными войсками землях...
Итак, майор Шранке, вы не оправдали высокое звание солдата фюрера. С мечом, огнем и кровью наши доблестные солдаты идут по России и устраивают там новый порядок. И всякий, кто помешает этому победоносному маршу, будет уничтожен!..
В связи с вышеизложенным вам предлагается немедленно прибыть в оперативный Центр с личным отчетом по затронутым вопросам и туда же доставить чекиста Титова...»
Очнувшись, наконец, от запоя и поняв смысл указаний Центра, майор Шранке кинулся в городскую тюрьму, куда он заточил Титова.
— Где тот русский партизан, которого я приказывал охранять, как зеницу ока?! — рявкнул он.
Комендант городской тюрьмы обер-лейтенант Гросс вытянулся по стойке «смирно».
— Разрешите доложить, герр майор! Партизан, о котором вы изволите говорить, герр майор, некоторое время тому назад скоропостижно скончался от телесных повреждений.
Комендант подробно доложил ему, как Титова избили заключенные, он был отправлен в госпиталь, а там, не приходя в сознание, умер. Погребен на городском кладбище.
В марте 1942 года заключенный номер 379 был включен в рабочую команду по заготовке леса. Военнопленные валили деревья в районе железнодорожной станции Красное, на перегоне железной дороги Смоленск — Орша. В мае этого же года ему удалось бежать и присоединиться к одному из партизанских отрядов, действовавших в треугольнике железных дорог Смоленск — Витебск — Орша.
Дмитрий КОРБОВ
В ШТАБЕ Г. К. ЖУКОВА
Просматривая на днях свои архивы, обнаружил такую запись:
«10 апреля 1942 года. 7 часов утра. Только что вернулся из Перхушково. Ездил с товарищами из управления особых отделов представлять командующему Западным фронтом тов. ЖУКОВУ Г. К. двух агентов немецкой разведки».
Дата показалась невероятной. Неужели прошло 45 лет? Ну а память тут же услужливо представила мне скромную рабочую комнату на шестом этаже дома 2 по улице Дзержинского, окно, выходящее во двор, старенький диванчик, где мы спали в ночные часы, сидевшего напротив меня славного Алешу Горбенко[4], которого, к великому сожалению, уже нет в живых, и все то, что окружало нас и чем мы жили в те, теперь уже далекие годы...
Я был тогда оперативным уполномоченным центрального аппарата контрразведки и работал в подразделении, занимавшемся использованием захваченных вражеских агентов, снабженных рациями. Суть моей работы состояла в том, чтобы организовать мероприятия, которые должны были создать у противника видимость активной деятельности его агентуры в то время, когда фактически она находилась в руках советской контрразведки и работала под нашим контролем. Естественно, что мы широко практиковали передачу противнику военной дезинформации. Она разрабатывалась по указаниям Генерального штаба и штабов фронтов Красной Армии в соответствии с их стратегическими и тактическими планами. Каждая радиограмма, предназначавшаяся для передачи противнику, обязательно санкционировалась руководством Генерального штаба, с которым чекисты поддерживали тесный контакт на протяжении всей Великой Отечественной войны.
По роду работы сотрудникам контрразведки нередко приходилось выезжать в командировки на фронт. Такой командировкой был и наш визит к командующему Западным фронтом генералу армии Георгию Константиновичу Жукову.
Все началось 9 апреля 1942 года в первой половине дня.
— Ты куда пропал? — набросился на меня Алексей, как только я переступил порог кабинета. — Разыскиваю уже пять минут, все телефоны оборвал...
— Забегал в «Стрелу», хотел отоварить карточки. Позарез нужна банка сгущенки, хочу послать в Свердловск своим, может, дойдет ко дню рождения дочки. А что, собственно, случилось?
— Звонила Рая, просила, чтобы ты срочно зашел к ПП.
Так для краткости мы называли между собой начальника отдела центрального аппарата контрразведки майора госбезопасности Петра Петровича Тимова.
В кабинете у Тимова находились два неизвестных мне сотрудника: один — майор госбезопасности с ромбом в петлицах, другой — лейтенант госбезопасности со шпалой. Первый оказался руководящим работником Управления особых отделов НКВД СССР Горновым, а второй — следователем этого управления Мозовым.
Когда я, пожав руки гостям, сел, Тимов сказал:
— Сейчас товарищ Мозов передаст вам материалы на двух агентов немецкой разведки, заброшенных на нашу сторону. У них есть рация и все необходимое для работы на ней... Отложите все дела и займитесь ими. Прежде всего решите, можно ли включать задержанных в работу. Заключение должно быть готово сегодня к вечеру. Ясно?
— Ясно, товарищ майор!
— Да... Если возникнет необходимость поговорить с агентами, товарищ Мозов это организует. И вот еще что. Сегодня ночью, возможно, придется поехать по этому делу в штаб фронта. Без моего ведома никуда не отлучайтесь.
Я пригласил Мозова в свой кабинет. Выслушав его, принял необходимые материалы и, не теряя ни минуты, приступил к работе.
Прежде всего ознакомился с биографиями агентов. Оба оказались молодыми людьми, бывшими военнослужащими Красной Армии, попали в плен к гитлеровцам в первые же месяцы войны. Старший — Григорий Феденко — имел звание младшего лейтенанта, командовал радиовзводом стрелкового полка. Его партнер Иван Дьяков был лейтенантом, командиром взвода отдельного батальона связи.
Биографии агентов (правда, записанные с их слов и пока еще не проверенные) указывали на то, что ни Феденко, ни Дьяков не могли быть закоренелыми врагами Отечества, и, следовательно, их можно было использовать в операции против гитлеровской разведки. Косвенно это подтверждала одна очень важная деталь: оба сразу же после выброски в наш тыл, спрятав на месте приземления парашюты и рацию, явились в военную комендатуру города Селижарово и заявили о своем задании.
Но по опыту работы я уже знал, что так называемая «положительная биография» и даже явка с повинной не всегда доказывали искренность намерений этой категории людей. Бывало, что все оказывалось заранее спланированной операцией, в ходе которой разведка противника пыталась внедрить своих агентов в советскую контрразведку.
Феденко и Дьяков были подготовлены «Абверкомандой-103», разведорганом гитлеровцев, приданным армейской группе немецких армий «Центр», действовавших на Западном фронте. Мы неплохо знали методы работы этой «Абверкоманды» (ее возглавлял полковник Герлиц). Несколько шпионских групп, подготовленных и заброшенных в наш тыл, уже были захвачены органами госбезопасности, многое, касавшееся подбора и обучения разведчиков в Борисовской, Катыньской и Орджоникидзеградской школах «Абверкоманды», экипировки и инструктажа разведчиков, было мне известно. И вот теперь, сравнивая все то, что я знал, с показаниями Феденко и Дьякова, пришел к заключению: им можно верить. И все же документы документами, а личное впечатление иной раз может перевесить. Я позвонил Мозову и попросил вызвать на допрос Дьякова. «Чуть позже потребуется и Феденко», — предупредил я.
Дьяков оказался типичным русаком — ширококостный, плечистый, с крепко посаженной головой на короткой толстой шее.
Простодушное лицо, мягкие русые волосы и светлые глаза.
— Садитесь, — сказал я ему. — Как себя чувствуете?
— Спасибо, все нормально, — сказал парень, с интересом разглядывая комнату и меня. — Дом — он, знаете, и есть дом. Каким бы ни был. Родные стены, в общем...
Разговор начался. Говорил он спокойно, просто, бесхитростно, называл вещи своими именами и не выгораживал себя.
Слушая его, я легко представил трагедию этого человека, только начавшего самостоятельную жизнь. Выходил из окружения. Плутал четыре дня, устал и в ночь на 11 сентября крепко заснул в каком-то заброшенном окопе. Тут и был захвачен немецкими автоматчиками. «У меня отобрали комсомольский билет, нож, часы, деньги. Наган утонул, когда переплывал Десну».
