Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет
В ресторане только заканчивались приготовления. Девушка в белом накрахмаленном кокошнике расставляла по столам стаканчики с салфетками и приборами. Предупредив, что придется порядком подождать, она исчезла в кухне.
За окном мелькали бахчи, сады, поля подсолнечника. Знакомая картина приятно ласкала глаз. Поблекшая зелень позднего лета, море подсолнухов и плавный перестук колес. На какое-то время я забыл, куда и зачем еду, успокоенный движением, плавным ходом поезда и предчувствием новых встреч…
Из этого состояния меня вывел знакомый голос:
— Прежде всего бутылочку боржоми. Вода холодная?
— Откуда? — ответила официантка. — А закуску?
— Помидорчиков.
— Нету… Шпроты, селедка, винегрет.
— Милая, вокруг тонны свежих овощей.
— Мы получаем продукты в Москве.
Я повернулся. Официантка предложила мне:
— А вы, гражданин, пересели бы к этому товарищу. А то если каждый будет занимать отдельный стол…
Мне во весь рот улыбался отец Леонтий.
— Дмитрий Александрович, вот встреча! Вы никого не ждете?
— Нет.
— Пересаживайтесь.
— Давайте лучше ко мне. В уголке уютней.
Сказать честно, меня не очень обрадовала перспектива сидеть со священником в ресторане. Ведь может кто-нибудь случайно оказаться в поезде из бахмачеевских. Что подумают?
Батюшка выглядел иначе, чем дома, в станице. Укоротил волосы, приоделся в модный легкий костюм. Впрочем, я тоже в другом обличье: в штатском.
Не замечая моего официально-вежливого лица, отец Леонтий захватил с собой ворох свежих газет и перебрался за мой столик.
Приняв заказ, официантка ушла на кухню, а отец Леонтий долго смотрел мне в глаза, потом неожиданно расплылся в улыбке:
— Не бойтесь, Дмитрий Александрович, вы сидите не с отцом Леонтием, а просто с Игорем Орловым. Был батюшка, да весь вышел…
Я смешался: поздравить его или, наоборот, сочувствовать? Может быть, разжаловали?
— А теперь куда? — спросил я.
— Куда Макар телят не гонял, в Норильск. Буду детишек к спорту приобщать.
— Зачем же так далеко?
— Почетная ссылка, — засмеялся он. — Добровольная.
— А супруга?
— В купе. Отдыхает.
Официантка поставила перед нами закуску.
— Не откажете? — поднял бутылку боржоми Игорь.
Я подставил свой стакан, а Орлов продолжил:
— Это же надо, все вокруг ломится от свежих овощей, а тут шпроты, колбаса. Может, сбегать в купе, принести помидоры?
— Не стоит. — Я поднял стакан с водой. — Скажу честно, не знаю, поздравлять вас или нет.
— Давай на «ты».
— Давай. Так как же?
— Я и сам не знаю. Наверное, к лучшему.
— Сам решил?
— Жизнь решила… Конечно, преподобный в районе нос воротил. Получается, дезертир. Но, кажется, уладилось.
— Нового батюшку прислали?
— Нет. Кадров не хватает. Временно за меня будет обслуживать приход староста. Начальство наше не очень обрадовалось, но отпустило с миром.
— Я давно хотел с тобой поговорить, но сам понимаешь… — сказал я, совершенно не заботясь, как Игорь это воспримет.
— И я, — просто признался Орлов. — Ты спортсмен, я спортсмен. — Он засмеялся. И вдруг заявил без всякого перехода: — Дурак я! Никто меня из института не гнал. Был бы у меня сейчас диплом, все веселее. Диплом — он ведь ни пить, ни есть не просит, верно?
— Верно, — подтвердил я.
— Из комсомола меня, наверное, правильно попросили. А из института физкультуры не просили. Честное слово, сам ушел. С четвертого курса!
— Знаю, — кивнул я.
— Ты все знаешь, — грустно сказал Игорь.
— Нет, не все. Например, что вы с Ольгой решили махнуть на Север.
— Как это осталось в секрете для станицы, сам поражаюсь! У меня в Норильске приятель — директор спортивной школы. Я ему давно написал. Так, на всякий случай. Думал, даже не ответит! И к моему удивлению, сразу получил послание! Пишет, город отличный. Заработать можно. Квартиру обещает. Неудобно говорить о деньгах, но мне, Дима, этот вопрос поперек горла стал. Хочется встать на ноги, Ольгу одеть, родить и растить сына и не думать о копейке. Вы все, наверное, думали, теплое местечко у отца Леонтия! Тысяч я не нажил в Бахмачеевской, поверь. Как вспомню эти несчастные трешки, рубли, стыдно становится. И не брать — обидишь. Да и в район к преподобному ехать с пустыми руками нельзя.
— Что ж, я тебя понимаю, материальный вопрос очень важен, хотя мы часто стесняемся его затрагивать.
Игорь болезненно поморщился:
— Не понял ты меня, Дима. Не понял… — Он стал молча смотреть в окно, а потом продолжил: — Поверишь, иной раз смотрел по телевидению соревнования по боксу, аж плакать хотелось. Вспоминал, как пахнут новые кожаные перчатки, вымытый пол в спортзале. Даже вкус крови во рту и то дорогим казался. Это дело мое! Дело, понимаешь? Десятка два пацанов, слабеньких, неуверенных в себе… А ты учишь их спокойно смотреть на противника. Учишь их не бояться, учишь быть мужчиной. Да что тебе рассказывать! Ты сам, наверное, такой же. Закажем еще курочку?
— Смотри сам. На меня не рассчитывай.
Орлов поднялся и кому-то помахал рукой.
Я обернулся. В другом конце вагона-ресторана стояла Ольга, отыскивая глазами мужа. Увидев нас, она улыбнулась и подошла к столику.
— Приятного аппетита! Вот не ожидала, что попутчиком будет кто-нибудь из Бахмачеевской.
— Только до Юромска, — ответил я.
— Отдохнула, лапушка? — ласково сказал Игорь и спросил: — Цыпленка заказать?
— Хорошо. Надеюсь, что Дмитрий Александрович меня поддержит?
— Благодарю, — сказал я. — Уже, кажется, сыт… Боюсь растолстеть.
Оля засмеялась.
— С такой-то порции? Не поверю.
— Честное слово! Я ведь непривычный переедать.
— Ну все равно, с вашим здоровьем и комплекцией…
— Признаться, прежде я думал так же, как вы, — сознался я. — Но, оказывается, по внешности судить нельзя. Взять, например, Лохова. Посмотреть: крепыш, каких мало. А у человека одно легкое и туберкулез…
— Это муж Клавки-продавщицы? — спросила Оля удивленно.
— Да.
— Кто вам сказал, что у него одно легкое?
— Сам и сказал.
— Я его слушала. Легкие как у быка.
— А рентген делали?
— Он не обращался.
Я задумался. Действительно, какая-то неувязка. И если у него туберкулез, то как же его жене разрешают работать в продовольственном магазине?
— Он разве не состоял у вас на учете?
— Конечно, нет.
— Может быть, в районе в тубдиспансере? — допытывался я.
— Что вы, мы таких больных знаем наперечет. Они на особом учете. Их обязательно посылают в санаторий, регулярно обследуют.
— Постойте, а когда вы его слушали? Он сам к вам в амбулаторию пришел?
— Нет. Случайно получилось. Он как-то чинил крышу и сорвался. Как голова цела осталась, не представляю. Верно, здоров как бугай. Клавка прибежала ко мне, кричит: «Тихон разбился!» Я схватила чемоданчик и бегом. Тихон действительно сидит у хаты почти без сознания. Клавдия его водой окатила. Я первым делом сердце прослушала, легкие. Дала понюхать нашатыря. Уложила в постель и сказала, чтобы пришел на рентген. Может, трещина какая. Он так и не пришел. Я решила, что обошлось. Здоровый он, ничего не скажешь. Другой бы богу душу отдал…
— А легкие?
— Я же говорю — здоровее не бывает.
Я вспомнил Лохова, его огромные лапищи с короткими пальцами, походку носками внутрь. Меня самого тогда поразило, что у такого человека может быть всего одно легкое, да и то гнилое. Да, тут что-то не то. Паспорт я не смотрел. Поверил на слово. Положился на сычовскую проверку. Теперь мне подумалось, что Клава была чересчур уж приветлива.
«Неужели Лохов — это… На фотороботе у преступника была борода. Бороду, правда, легко сбрить. Надо срочно позвонить Борьке Михайлову…»
Игорь и Оля с удивлением наблюдали за мной. Я попытался рассмеяться как можно беспечнее.
— А бог с ним, с Лоховым! Что вам теперь? О Бахмачеевской и думать забудете, наверное.
— Э, нет. — Игорь обнял жену за плечи. — Бахмачеевская — это прекрасная станица. Она соединила нас с Оленькой. Что и говорить, перевернула всю жизнь. Верно, лапушка? — Игорь лбом потерся о ее волосы.
— Отец Леонтий, люди же смотрят, — шутливо отстранилась она.
— Ну вот что, ребята, — поднялся я, — мне требуется поспать пару часов.
— Дима, Дмитрий Александрович, заходите к нам в купе, — пригласила Оля.
— Постараюсь, — ответил я. — На всякий случай — счастливого пути и много-много радости. И напишите.
— Я напишу, — серьезно сказал Игорь. — Жаль, не успели сойтись поближе в Бахмачеевской. Интересный ты парень…
— Так не только ты считаешь. — Оля посмотрела на меня.
— Что же, правильно, — подтвердил ее муж.
