Илья Эренбург - Война. 1941—1945
А бойцы спрашивали: «Сколько от Вильнюса до границы?..» Шли дальше — в дождь, в зной, среди шумных гроз июля.
«Мы не поспеваем за пехотой», — говорят летчики. «За танками не угнаться», — вздыхают командиры пехотных полков. Но все поспевают. Чудесен ритм наступления: он превосходит человеческие силы. Не отстают и дорожники: только взят город, а уже и мост готов, и даже висят дощечки. Теперь бойцам незачем спрашивать, сколько осталось до границы: об этом говорят дощечки на всех перекрестках. Я думаю, что даже американцы изумились бы, увидев, с какой быстротой наши железнодорожники восстанавливают пути. Что позволяет людям делать невозможное? Гнев. Близость Германии. Близость развязки.
Я видел летчиков полковника Карягина. На «Яках» они тревожат дни Восточной Пруссии. Жители какого-нибудь Инстербурга теперь знают, что русские рядом, и жители Инстербурга считают, что даже в Кельне спокойней…
Бесспорно, наши войска увидят перед собой новые мощные линии вражеской обороны, но я позволю себе привести слова генерала Глаголева: «Линии сами не защищаются, чтобы защищать линии, нужны солдаты». За четыре недели Гитлер потерял в Белоруссии не только Белоруссию, но и десятки дивизий. А дивизии легко заменяются на первый год войны, но не на шестой…
Мы подходим к тем рубежам, где началась величайшая трагедия века. Три года войны сделали нас сильными и непримиримыми. Мы не узнаем нашей армии, да мы не узнаем и самих себя. В Германию придут суровые солдаты Справедливости. Теперь это не пророчество, не предсказание, не надежда, теперь это справка о самом близком будущем. Я видел этих солдат, и мне хочется от всего сердца сказать им: вот там, за тем лесом, за той рекой, тем городом, — счастье, большое человеческое счастье.
19–20 июля 1944 г.
20 июля 1944 года
Я пишу эти строки из Вильнюса. Красавец город уцелел. Можно бы долго описывать его монастыри, сады и узкие старые улицы. Наполеон сказал о церкви святой Анны в Вильнюсе: «Я хотел бы унести ее в Париж». Гитлер не эстет, а заправский поджигатель. Он не успел, однако, сжечь город. Правда, отдельные дома немцы подожгли: огнем они пытались остановить наши части. Я был свидетелем уличных боев в городе. Немецкие солдаты, взятые в плен, повторяли одно: «Фюрер приказал держаться…» Фюрер сулил своим солдатам помощь: «Идут танки». Но танки не пришли…
Вильнюс пытались удержать свежие немецкие части: войска, сражавшиеся у Витебска и Орши, были уничтожены. Гитлер привез 170-ю ПД. Пришла из Кенигсберга 765-я ПД. Когда город был уже окружен, прилетел генерал-лейтенант Штаэль. Наконец, Гитлеру пришлось снять некоторые силы из Нормандии: в Вильнюс были сброшены на парашютах полки 2-й авиадесантной дивизии. Пленные, с которыми я разговаривал, еще недавно находились в Абвиле, охраняя стартовые площадки для самолетов-снарядов. Хотя немецкие газеты уверяют, что фюрера теперь интересует куда больше запад, нежели восток, фюрер счел необходимым перебросить толику своих солдат из Нормандии в Литву.
Иностранцы могут удивляться ритму нашего наступления: он действительно чудесен. Я не стану сейчас говорить о танковых операциях, я только укажу, что за десять дней наша пехота прошла 400 километров с боями. Почему? Достаточно послушать, как наши солдаты спрашивают крестьян: «Далеко ли еще до Германии?» Близость границы окрыляет усталых пехотинцев. Не снаряды пробили толстые стены вильнюсской тюрьмы, в которой засели немцы, но ярость солдатского сердца, близость Германии и близость развязки.
За границей некоторые думают (или, вернее, хотят думать), что победы даются легко. Эти «оптимисты» твердят о разложении германской армии. Действительно, немецкие войска, попавшие в минский «котел», представляли собой довольно жалкое зрелище. Но нельзя принимать результаты за первопричину: не потому мы разбили немецкие армии, что они были деморализованы, нет, они стали деморализованными потому, что мы их разбили. Накануне нашего наступления немцы в Витебске и в Орше были уверены в своей победе. Ведь это были еще не битые немцы. Они кричали из окопов: «Рус, начинай». Генералы отдавали приказы: «Русское летнее наступление должно начаться со дня на день. Мы не отойдем ни на шаг». Удар был сокрушительным. Я видел линии немецкой обороны, которые тянулись в глубину на десятки километров. Они не уступали «атлантическому валу». Они были прорваны в несколько дней, а после этого наши танки и кавалерия кинулись на запад.
Попав в окружение, немцы еще мечтали о спасении, у них были и «фердинанды», и «тигры», и опытные генералы. Облава длилась добрую неделю. Я видел бои с окруженными немцами, порой жесточайшие: автоматическая дисциплина и тупость, присущие гитлеровской армии, сказались особенно ясно в эти дни. Наши войска были в 200 километрах западнее Минска, а немцы, находившиеся на востоке от этого города, еще рассчитывали прорваться к своим. В плену многие сохраняют тупую веру если не в победу, то в какой-то «компромисс». При мне сдался немецкий генерал-лейтенант Окснер, командир 31-й ПД. Он был переодет в солдатскую форму. Он мне спесиво заявил, что он «прорвал французскую оборону Седана и завоевал Туль». Потом он стал говорить, что «маленький 90-миллионный немецкий народ успешно борется против трех больших государств». Командир 130-й ПД Кутервальд, говоря о перспективах, сказал мне, что немцам, может быть, придется «несколько отодвинуться на запад», так как «во Франции мало французов и много свободного места». Многие солдаты верят в чудодейственную силу «секретного оружия» и в победу на западе. Словом, было бы безумием рассчитывать на моральное перерождение фашистской армии. Мы, однако, можем быть подлинными оптимистами: мы видим ее физическое уничтожение. Я видел горы неприятельских трупов: фашисты, шагавшие по улицам французских, бельгийских, датских городов, гнили под солнцем июля.
Наши армии теперь находятся в непосредственной близости от границ Пруссии. Разумеется, эти границы на славу укреплены, но справедливо сказал мне генерал-полковник Глаголев: «Линии сами не защищаются, линии нужно защищать…»
Неудержимо рвется Красная Армия на запад.
Теперь ничто не спасет Гитлера от расплаты. Я верю, что замечательные победы, одержанные в течение одного месяца нашими войсками, придадут еще больше сил нашим союзникам. Мы прошли за этот месяц путь, равный пути от побережья Нормандии до Кельна. Мы уничтожили десятки лучших немецких дивизий. И мы идем на Берлин.
Пепел и кровь
В городах Белостокской области на стенах домов, где помещались немецкие власти, можно увидеть следующее объявление:
«В последнее время в Белостокском округе учащаются нападения на немцев.
1.6/71943 г. по дороге Волковыск — Пяски был убит районный медицинский сотрудник д-р Мазур из Волковыска.
2. 7/7 1943 г. в Белостоке неизвестными злоумышленниками был убит германский подданный Гуго Берг при исполнении им служебных обязанностей.
3. 8/7 1943 г. в Белостоке неизвестными злоумышленниками убита Стефания Кох.
4. 9/7 1943 г. тяжело ранен господин окружной комиссар г. Василькова.
5. 11/7 1943 г. вблизи Дабровки, Ломжинского округа, из засады убиты 5 военнослужащих, 3 жандарма; кроме того, тяжело ранены одни военнослужащий и один полицейский.
В порядке возмездия и для умиротворения Белостокского округа осуществлены следующие мероприятия:
По пункту 1. Сожжена заподозренная в нападениях деревня Шавлище Волковыского округа. Все жители деревни казнены.
По пункту 2. Расстреляны 50 жителей Белостока, заподозренных в участии или в сочувствии польскому движению сопротивления.
По пункту 3. Расстреляны 25 жителей Белостока.
По пункту 4. Расстреляны 50 жителей Васильковского района.
По пункту 5. Расстреляны 1000 жителей Ломжинского округа, заподозренных в принадлежности к движению сопротивления; их имущество конфисковано, а дома сожжены.
Кроме того, во всех окружных городах арестованы и казнены по 19 сторонников польского движения сопротивления из числа врачей, учителей, адвокатов и городских служащих; также казнены все члены их семей; имущество казненных конфисковано.
Со всей серьезностью обращаем внимание населения на то, что немецкие власти будут беспощадно уничтожать зачинщиков беспорядков. Дальнейшие нападения повлекут за собой еще более строгие мероприятия.
Комендант полиции и ОД Белостокского округа».
Хорошо будет, если с этим документом ознакомятся заграничные умиротворители, которые до сих пор считают «преувеличенными» сообщения о немецких зверствах: комендант белостокской полиции достаточно словоохотлив. Он установил своеобразный тариф: некая немка Стефания Кох оценена в 25 человеческих жизней; германский подданный Гуго Берг — в 50 человеческих жизней. Особенно высоко оценены головы немецких солдат и жандармов: за восемь немцев убиты 1000 белорусов и поляков. Комендант с удовлетворением говорит об убийстве стариков, женщин, детей: он подчеркивает, что казнены все жители деревни Шавлище и что представители польской интеллигенции уничтожены вместе с их семьями.
