Илья Эренбург - Война. 1941—1945
Свершилось одно из величайших событий нашей эпохи: парижский народ освободил родной город. Этим он приподнял значение Франции, утвердил величье народа. Пусть запомнят дни августа все, кто хочет принизить народ, кто думает, что народ — это дитя. Париж не стал ждать международных трибуналов; он судил немецких палачей на своих древних улицах.
Немцы долго сопротивлялись; они хотели во что бы то ни стало удержать Париж. В Берлине грозились: «Неразумные действия парижан повлекут за собой разрушение города». Но как прибой океана, росло восстание; на штурм второй Бастилии шли сотни тысяч восставших. Забудем ли мы о том, как немцы сдались Парижу? Этих сверхмоторизованных потомственных завоевателей выгнали рабочие Рено и Ситроена, студенты, модистки, сталевары, цветочницы, домашние хозяйки, мирнейшие французы, когда-то приверженные рыбной ловле и картам.
Освобождение Парижа — это освобождение Франции. Вслед за столицей ткачи Лиона освободили родной город. Войска союзников, заканчивая очищение парижского района, одновременно быстро продвигаются к Нанси. Они достигли швейцарской границы. Отдельные немецкие части бродят окруженные французскими патриотами. Четыре года немцы называли Францию «местом покоя». Франция стала для них местом вечного покоя.
Лаваль и его шайка спрятались в Бельфоре. Не героические воспоминания определили этот выбор — география: от Бельфора рукой подать и до Швейцарии, и до Германии. Вряд ли стоит расходовать горючее: французы найдут предателей и на вершинах Альп, и в трубах берлинской канализации.
26 августа мир услышал Париж: парижское радио передало первую сводку Франции. Немота длилась пятьдесят месяцев, и человечество мучительно слушало эту тишину. Теперь Париж заговорил.
Я не знаю, выпадет ли мне счастье написать «Возрождение Парижа». Сейчас я хочу напомнить о другом: борьба за Париж шла не только на его улицах, не только в Савойе и в Нормандии; Париж освободили все люди доброй воли, все солдаты свободы. И сейчас вместе с повстанцами, вместе с полками союзных армий по улицам освобожденного Парижа проходят тени участников великих битв — от солдат Бир-Хакейма до солдат Сталинграда. На Волге, на Дону, на Днепре, на Днестре, на Немане уничтожены те немцы, которые четыре года тому назад вышли к Сене. Россия не любит говорить о любви, но Россия умеет любить. Сражаясь за свободу своей Родины, Красная Армия спасла свободу мира. И народ, с давних пор полюбивший Париж, помог Парижу стать снова Парижем. Когда-то воздухом Парижа дышали многие большие люди нашей земли: Карамзин и декабристы, Белинский и Герцен, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Успенский, революционеры, ученые, Мечников, поэты, Брюсов, Маяковский, большевики, Ленин. Три года мы уничтожали гадов, которые посягнули на честь России и которые осквернили Францию. Если французские друзья меня спросят, могу ли я себе представить бои за Париж, я отвечу: «Я видел эти бои — у Ржева, в Касторной, в Белоруссии и в Литве».
Французы знают, что битвы на востоке были и битвами за Францию. Не случайно на нашем фронте сражаются французские летчики. Их мужество отмечено в приказе Главнокомандующего о форсировании Немана. Об освобождении Парижа они прочитают между двумя боями. Они сердцем сейчас в Париже, и поэтому они бьют немцев над Восточной Пруссией. Они знают, что Париж не сидит на месте, Париж шагает, Париж идет на Берлин.
«Вино почета» — так называют французы вино в честь дорогих гостей. Но не вина ждет Свобода, а крови бошей, не цветов — гранат. В 1940 году генерал де Голль сказал: «Франция проиграла битву, но Франция не проиграла войны». Теперь Париж говорит: «Выиграна битва, нужно выиграть войну». Прошло время, когда о Франции говорили, как о спящей красавице, которую можно разбудить поцелуем. Не до поцелуев Марианне: она сражается, она вся в крови. Ее армии наступают в Провансе и в Иль де Франсе. Ее партизаны берут штурмом город за городом. Франция идет на восток как солдат. Франция понимает, что, если она не будет в Берлине, немцы снова придут в Париж.
На севере Франции жены шахтеров поют колыбельную: «Спи, мой птенчик». Неужели каждое поколение должно слышать, как звуки этой колыбельной прерываются рявканьем прусской солдатни?! Неужели не могут вызреть гроздья Эльзаса? Неужели для того течет Маас, чтобы через него переходили немцы? Древний Аррас был разрушен в 1916 году; я был тогда среди его развалин. Его отстроили накануне нового нашествия; и в 1940 году я увидел развалины нового Арраса. Неужели его отстроят для новых «Берт» или для сверх-«фау»? Нет, Париж хочет жить, и Париж идет на Берлин.
Освобождение Парижа прозвучит в Германии, как похоронный звон. Немцы видят, что они не могут нигде удержаться. Теряя Белоруссию и Литву, они говорили: «Мы сохраним Францию». Теряя Бретань, они говорили: «Мы удержимся в Литве». Но Красная Армия у границы Пруссии. Они кричали: «Мы сохраним Яссы». Но они потеряли и Румынию. Когда немцы ворвались в Париж, Гитлер приказал звонить во все колокола; над Германией стоял малиновый звон. «По ком звонит сегодня колокол?» — спрашивают друг друга немцы. По генералам? По полкам в Нормандии? По дивизиям в Польше? По Антонеску? По гарнизону Парижа? Нет, сегодня колокол звонит по Германии, по Кельну, по Кенигсбергу, по Берлину.
29 августа 1944 г.
Сестра Словакия
Нивы победы, которые всколосились на Западе, орошены советской кровью. Если Париж восстал и победил, то это потому, что Ленинград не сдался. Если союзники в несколько дней прошли от Парижа до Лотарингии, пересекли Бельгию и проникли в Голландию, то это потому, что несколько месяцев длились страшные бои за Дом Павлова в Сталинграде. С легким шумом падает на землю спелое яблоко сентября. Пусть, надкусив его, друг вспомнит, как медленно росло дерево.
Французские партизаны, поддерживаемые союзниками, заканчивают освобождение Франции. Солдаты маршала Тито, столь мужественно сражавшиеся в годы горя, уже слышат шаги Красной Армии. Окруженная немцами и мадьярами, восстала Словакия, край мирных землепашцев и пастухов.
29 августа в городах и селах Словакии солдаты, офицеры, повстанцы, государственные служащие были приведены к присяге на верность Чехословацкой республике. За исключением некоторых городов, почти вся Словакия в руках освободительной армии. У Гитлера теперь солдаты наперечет; он все же кинул на Словакию шесть немецких дивизий. Венгры наступают с юга и заняли Люсенец. Вот уже десять дней, как идут жестокие бои, и словаки держатся.
Эта страна прекрасна не только своей природой, не только озерами Татр или прелестью Гронской долины, она прекрасна людьми, честными, смелыми и бескорыстными, наша сестра Словакия, или, как ее зовут словаки, Словенско. В сердце Европы сохранился заповедник простых и добрых чувств. Небогатая страна: много словаков в поисках куска хлеба переплывали Атлантику; благородная страна: крестьянка поставит перед приезжим кринку молока и, если он вынет кошелек, покачает головой — доброе слово ей дороже денег.
Издавна словацкий народ тосковал о правде; любимые его песни посвящены великодушному разбойнику Яношику, который нападал на панов и помогал сиротам:
Эй, детване, детване, черная земля под вами!Эй, лес, лес на горе, тропинка в гору!Мой отец был смирным, а я буду разбойником —ибо много кривды, сила у панов, а правда у разбойника.
Кто были эти паны? Завоеватели: немцы и мадьяры. Веками они угнетали словаков; запрещали говорить на родном языке; оттесняли от плодородных земель к лесам и скалам.
Край крестьян. В Словакии мало больших городов. Красавица Братислава, пестрая и многоязычная, — это столица на границе. На севере города немецких колонистов — Левоча, Кежмарок; змеиные гнезда; много веков живут немцы на словацкой земле, но они ненавидят эту землю, их взоры обращены к Берлину. Теперь они пытаются усмирить повстанцев; города останутся, но вряд ли в них оставят немцев… А словацкие города — Святой Мартин, или Брезно, или Жилина — это большие села: длинная улица, базар, номера для проживающих, сыроварня или кожемятня и здесь же огороды… В горах «салаши» — домики пастухов. «Бача» (пастух) коптит овечий сыр. Он играет на дуде и поет:
Я старый бача, мне не дожить до весны,и не будет кукушка куковать над моей овчарней.Овцы, пожалейте меня, тише спускайтесь с горы!
Словаки любят искусство. Наряды крестьян поражают своей красочностью; в каждом селе свой наряд, свои чепчики, свои жилеты, свои фартуки. В Важеце парни после свадьбы снимают с шляп петушиные перья, а в Детве они расстаются с черными, шелком вышитыми «фертушками» (фартуками). Дух вкрадчивого и пышного барокко сочетается с древним народным орнаментом. Хаты покрыты сложными узорами. На стенах яркие тарелки. Печи расписаны. Даже на могильных крестах можно увидеть розаны и птиц.
