Николай Седых - Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы

Склонность к бонапартистским замашкам и высокомерная слепота в военном планировании продолжала жить в нашей маршальской и генеральской среде, выросших из бывших царских «унтеров», не получивших должного общего и военного образования. Успехи в Гражданской войне создали у них убеждение в собственной непогрешимости.

Директива № 3 дышит неоправданным оптимизмом, явно недооценивает возможности противника, без всяких на то оснований приписывает ему пассивную роль. Поэтому неслучайно, что наши войска, сосредоточенные на западной границе, не были готовы к оборонительным боям. Вплоть до конца мая – начала июня 1941 г. Красная Армия отрабатывала только всевозможные наступательные операции различных уровней.

Такой план начала войны с гитлеровской Германией, разработанный нашим Генеральным штабом, был грубейшей ошибкой. При этом эта ошибка была не случайной, она была обоснована нашими, если можно их так назвать, «стратегами», уровня Тимошенко и Жукова и их предшественниками, теоретически.

Идея захвата сразу всех (в данном случае трех) мощнейших группировок, отмобилизованного, прекрасно оснащенного, маневренного, обладавшего хорошим боевым опытом и нацелившегося на блицкриг вермахта, в гигантские клещи по сходящимся направлениям немедленным (т. е. по факту нападения) встречно – лобовым контрнаступлением советских войск непосредственно с флангов на советско – германской границе – была не нова. Отцом этой идеи, по сути, встречно – лобового контр – блицкрига, был не кто иной, как Маршал Советского Союза Тухачевский.

Ничего удивительного нет, что один из авторов подобной бессмертной дурости, заложенной в Директиве № 3, был тайным и ярым поклонником Тухачевского, что подтверждают личные воспоминания Жукова о тех временах, когда он учился воевать у этого «гиганта военной мысли»:

«…Тогда мы были менее искушены в вопросах военной науки и слушали его как зачарованные. В М. В. Тухачевском чувствовался гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии».

Как утверждают некоторые, именно им была разработана передовая для того времени теория подготовки и проведения глубокой операции и боя.

Однако и в теории, и в практике стратегического планирования не в полной мере учитывался характер начального периода войны, недооценивалась возможность внезапного нападения, а также организации стратегической обороны.

Но, как известно, в истинность и эффективность любой идеи, включая степень гениальности ее автора, проверяется только практикой. У военных теоретических разработок критерием истины является война – явление во все времена крайне жестокое, кровавое, беспощадное. И пока полководцы постигают истину, солдаты оплачивают такие уроки своими жизнями и морями своей крови.

Озарение наших стратегов посетило только за три дня до неминуемой трагедии. 19 июня 1941 г. в приграничные военные округа ушло указание о проведении маскировки аэродромов, воинских частей и важных военных объектов. Срочно зарыть в землю и засеять травой бензохранилища. Организовать по 8–10 ложных аэродромов с макетами самолетов и т. д., и т. п.

19 июля летит приказ самого наркома обороны о маскировке, срок исполнения 1–5 июля 1941 г.

При таком руководстве трагедия 22 июня 1941 г. была неизбежна.

Самоубийственные непрерывные контрнаступления, инспирированные Генеральным штабом в первые часы, дни и недели войны губили Красную Армию, вели к поражению её в войне, к гибели нашего государства и народа.

Ничего более фатально неадекватного реальности выдумать, казалось, было просто невозможно. Однако выдумали и заранее обосновали теоретически.

Так, замысел отражения агрессии, исходящий из принятого принципа обороны, был изложен в общегосударственном документе: «Соображениях об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 гг.» от 18 сентября 1940 г. Непосредственный разработчик этого плана генерал А. М. Василевский, перед войной – заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба.

План предусматривал, что «военные действия начнутся с отражения ударов нападающего врага; что удары эти сразу же разыграются в виде крупных воздушных сражений, с попыток противника обезвредить наши аэродромы, ослабить войсковые и танковые группировки, подорвать тыловые войсковые объекты, нанести ущерб железнодорожным станциям и прифронтовым городам».

С нашей стороны предусматривалась необходимость «силами всей авиации сорвать попытки врага завоевать господство в воздухе и в свою очередь нанести по нему решительные удары с воздуха».

Одновременно ожидалось нападение на наши границы наземных войск с крупными танковыми группировками, во время которого наши стрелковые войска и укрепленные районы приграничных военных округов совместно с приграничными войсками обязаны будут сдерживать первый натиск, а механизированные корпуса, опирающиеся на противотанковые рубежи, своими контрударами должны будут ликвидировать вклинившиеся в нашу оборону группировки и создать благоприятную обстановку для перехода советских войск в решительное наступление.

К началу вражеского наступления предусматривался выход на территорию приграничных округов войск, подаваемых из глубины СССР.

Предполагалось также, что «наши войска вступят в войну во всех случаях полностью изготовившимися и в составе предусмотренных планом группировок, что отмобилизование и сосредоточение войск будет произведено заблаговременно».

12–13 июня было санкционировано выдвижение «глубинных» дивизий округов ближе к границам, но за 9–10 дней полного их сосредоточения не произошло. По состоянию на 4.00 утра 22 июня 1941 г. в движении находились 32 дивизии РККА.

Вторая ошибка: Ставка высшего советского командования избрала принцип «жесткой обороны» прямо на линии границы. При таком подходе в случае опоздания отмобилизования и сосредоточения наших дивизий приграничные войска заранее приговаривались к гибели в начале войны, у них не оставалось шанса на выживание и продолжение борьбы.

Упредив наших военачальников, Гитлер позаботился, чтобы советские войска не смогли заблаговременно отмобилизоваться и сосредоточиться недалеко от границы. Немцы начинали войну, имея всего-то 4171 танк.

В дневнике Ф. Гальдер есть, например, запись от 3 февраля 1941 г., из которой вытекает, что в тот день он докладывал Гитлеру о том, что у Красной Армии до 10 000 танков против 3,5 тысяч танков немецких. Зная о существенном превосходстве РККА в количестве танков, Гитлер, тем не менее, преспокойно пошел на развязывание войны, как будто заранее знал, что толку от этих тысяч танков не будет под таким командованием.

За счет расчленения советских войск и одновременно глубокого вклинивания в нашу оборону как по сходящимся, так и по расходящимся направлениям специально созданными для этого сильными ударными группами танковых и моторизованных соединений, фюрер принял решение раздробить наши войска и разгромить их по частям. За счет расходящихся направлений, которые в итоге опять сходятся, гитлеровские генералы образовывали так называемые «клещи» и «котлы», которые становились могилами для наших дивизий, корпусов и целых армий. Таким образом, немцы решали двуединую задачу превращения прорыва фронтального в охватывающий прорыв.

Располагая данными своей разведки, Гитлер заявил своим генералам: «Вопрос о русском отходе маловероятен, т. к. русские связаны с Прибалтикой и Украиной. Если русский задумает отступать, он должен сделать это весьма заблаговременно, иначе не сможет отойти, сохраняя боевые порядки».

При наступлении наших мехкорпусов в первой линии, как правило, шли легкие танки, которые немцы без проблем уничтожали из противотанковых ружей, но для уничтожения танков Т-34 немцы устраивали специально засады, включающие противотанковые и мощные зенитные орудия, а также минные поля. В результате первых же боев наши мехкорпуса теряли до 90 % боевого состава.

1489 самолетов (13,86 % всей авиации западных округов) были уничтожены в первый день войны непосредственно на земле, при почти пятикратно меньшем количестве сбитых в бою – 322 самолета. Причем подавляющая часть наших самолетов погибла в первые несколько часов агрессии.

В итоге войска первого Стратегического эшелона мгновенно остались без прикрытия с воздуха.

Уже на четвертый день войны приграничное сражение Западным фронтом было окончательно проиграно, а на рубеже 5–6–х суток немцы взяли Минск и вообще оккупировали едва ли не всю Белоруссию. После того, как рухнул Западный фронт, образовалась громадная брешь в 400 км.