Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
Впрочем, несмотря на отдельные сбои и неполадки в работе, настроение у работников атомной отрасли было приподнято-праздничное — ведь в ноябре на них как раз и посыпался звездопад наград, Шумных многолюдных торжеств, правда, не устраивали. Люди небольшими группами приглашались в Кремль, и там в закрытой деловой обстановке им вручали то, что они заслужили.
Первыми звёзды Героев Социалистического труда получили те, кто находился в Москве, был поблизости: Михаил Первухин, Авраамий Завенягин, Анатолий Александров, Николай Доллежаль, Павел Зернов и Михаил Махнёв. Это произошло 5 ноября.
Игорю Курчатову награду вручили 26-го.
А за неделю до этого (18 ноября) главные награждённые (32 человека во главе с Л.П. Берией) написали Сталину благодарственное письмо:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Горячо благодарим Вас за высокую оценку нашей работы, которой Партия и Правительство и лично Вы удостоили нас.
Только повседневное внимание, забота и помощь, которые Вы оказывали нам на протяжении этих 4 с лишним лет кропотливой работы, позволили успешно решить поставленную Вами задачу организации производства атомной энергии и создания атомного оружия.
Обещаем Вам, дорогой товарищ Сталин, что мы с ещё большей энергией и самоотверженностью будем работать над дальнейшим развитием порученного нам дела и отдадим все свои силы и знания на что, чтобы с честью оправдать Ваше доверие».
Сталин с письмом ознакомился, внимательно просмотрел все 32 подписи и в левом верхнем углу написал:
«Почему нет Риля (немец)?».
О том, что ответил вождю Берия, к сожалению, осталось неизвестным.
Завершился процесс награждения учёных-ядерщиков забавным случаем, о котором поведал академик Анатолий Петрович Александров:
«Борода приехал в Институт физпроблем. Там мы ему напомнили, что он давал зарок не брить бороду, пока не сделает бомбу. Мы поднесли ему громадную бритву, таз с мыльной пеной и веником. И потребовали, чтоб он сбрил бороду. Он посмеялся, увёз бритву с собой. Она и теперь в его домашнем музее».
Курчатов не только увёз с собой неожиданный подарок, но тут же адекватно ответил Александрову. Анатолий Петрович к тому времени был уже совершенно лысым, и Игорь Васильевич послал ему огромный и пышнейший парик.
От «меча» до атомного «орала»
В тот же день, когда сочинялось и подписывалось благодарственное послание вождю (18 ноября), состоялось заседание атомного Спецкомитета. На нём присутствовало всего пятеро членов: Берия, Маленков, Завенягин, Первухин и Махнёв. Зато вопросов было обсуждено рекордное число — 29! Для их рассмотрения были вызваны 6 министров (в том числе министры госбезопасности и внутренних дел), два академика (Бочвар и Алиханов) и 19 прочих высокопоставленных чиновников.
Тон на заседании как всегда задавал Берия. Изредка к нему подключались Маленков и Завенягин.
Что же за вопросы рассматривали спецкомитетчики?
Первый касался плана научно-исследовательских и конструкторских работ по производству «готовых изделий и их комплектации». Берия сказал, что советскую атомную мощь следует наращивать. Маленков добавил, что для этого «готовых» бомб нужно иметь как можно больше.
По второму пункту повестки дня высказывался только Лаврентий Павлович. Он заговорил о новой задаче, которые страна решила поставить перед своими атомщиками, а именно: «об изыскании возможностей использования атомной энергии в мирных целях». Необходимо как можно скорее приступить к созданию «силовых установок и двигателей с применением атомной энергии».
На такой крутой поворот в атомной стратегии Лаврентий Павлович, разумеется, не мог пойти без согласования с Иосифом Виссарионовичем. Больше того, сама идея дать «заскучавшим» физикам «новое» дело, которое захватило бы их целиком, наверняка принадлежала Сталину. Берия лишь озвучил то, что повелел ему вождь.
Спецкомитет, конечно же, со всем согласился. И вынес решение: поручить Курчатову созвать совещание. Было даже названо, кого следует пригласить: Александрова, Доллежаля, Бочвара, Завенягина, Первухина и Емельянова… Времени на «раскачку» давалось совсем немного: обсудив поставленную задачу, инициативная группа была обязана «… свои соображения в этой обла, сти в месячный срок доложить Специальному комитету».
Затем Берия перешёл к третьему пункту повестки дня, предложив разработать мероприятия «… по увеличению коэффициента извлечения кремнила» (то есть урана-235).
Спецкомитетчики тут же постановили: образовать комиссию во главе с Завенягиным, обязав её представить к 1 января 1950 года план «мероприятий». А точнее, проект, название которого звучало, как стихи:
«… проект решения о мерах повышения коэффициента извлечения…».
В этот проект предлагалось также включить «… задания предприятиям по снижению потерь» и меры стимулирования: «… денежные премии и предоставление к правительственным наградам за достижение высоких показателей».
Четвёртый и пятый пункт повестки дня был посвящён аметилу, то есть плутонию. «Коэффициент извлечения» этого стратегического металла тоже следовало увеличить. По предложению Берии соответствующий проект постановления Совмина было решено «внести на утверждение товарища Сталина».
Шестым рассматривался вопрос «О порядке изготовления, приёмки и хранения готовых изделий». Лаврентий Павлович потребовал внести в протокол соответствующий пункт, который содержал бы очередное строгое напоминание разработчикам атомных зарядов. Генерал Махнёв требование шефа сформулировал. Вот оно:
«1. Обязать Первое главное управление (тт. Завенягина, Александрова), комбинат № 817 (т. Музуркова) и КБ-11 (тт. Зернова, Харитона и Щёлкина) обеспечить дальнейшее изготовление готовых изделий по чертежам, техническим условиям и технологическим инструкциям в точном соответствии с образцом испытанного изделия.
Запретить какие бы то ни было отступления от испытанного образца без особого разрешения Специального комитета».
Берия категорически запрещал любые «улучшения», которые так жаждали внести в «изделия» физики-ядерщики. Все эти «новшества» (как конструктивные, так и технологические) рождают только новые проблемы. А для их разрешения потребуются дополнительные усилия и средства.
И Лаврентий Павлович вновь повторил то, что говорил учёным неоднократно:
— Нам этого не надо!.. Отличное — враг хорошего!.. Все «улучшения» и «новшества» запрещаются раз и навсегда! Никаких изменений в конструкции!.. Ни малейших!
Вопрос, который рассматривали седьмым по счёту, был, пожалуй, наиболее важным и злободневным на тот момент — «О серийном производстве готовых изделий РДС-1». В обсуждении приняли участие Берия, Маленков, Зернов и Завенягин.
Принятое решение начиналось с дополнительного напоминания о категорическом запрете что-либо менять в конструкции атомной бомбы:
«1. Возложить на Первое главное управление при Совете Министров СССР ответственность:
а) за точное соответствие изготовляемых изделий РДС-1 испытанному образцу…».
И чтобы ещё больше усилить это требование, спецкомитетчики ещё раз повторили слова о категорическом запрете:
«3. Возложить на КБ-11:
а) разработку технических условий и чертежей на изготовление отдельных деталей узлов и механизмов, а также готовых изделий РДС-1 в строгом соответствии с испытанным образцом…».
Восьмым пунктом повестки дня был вопрос «Об испытаниях изделия в авиационном исполнении». Тема была весьма злободневной. Ведь американцы дважды сбрасывали свои бомбы с самолётов (на японские города), а Советский Союз произвёл взрыв испытательный! Повторив всего лишь то, что 16 июля 1945 года заокеанские физики совершили на полигоне в Аламогордо. Вот почему решение было принято такое:
«1. Обязать КБ-11 (тт. Зернова, Харитона, Щёлкина.) провести в декабре 1949 г. — январе 1950 г. лётные испытания РДС-1 в авиационном исполнении, но со сплошным алюминиевым шаром взамен существующей конструкции центральной металлической части изделия (т. е. без заряда из аметила, кремниловой оболочки и борного фильтра)».
Особым пунктом в протоколе оговаривалась транспортировка секретных «грузов»:
«Поручить тт. Абакумову (созыв), Круглову, Мешику и Сазыкину разработать и утвердить инструкции по перевозке грузов из КБ-11 на полигон № 71 ВВС ВС».
Рассмотрев ещё три вопроса, члены Спецкомитета по предложению Берии вернулись к истории «с культурой и бытом» на комбинате № 817. Ситуация там к лучшему не изменилась! Причины, по словам Лаврентия Павловича, заключались в следующем:
