Надежда Мандельштам - Об Ахматовой

Иными словами, навыки своевольного редактирования Н.Х. немножечко применил и к биографии О.М. Всю же свою эскападу против Шкловских, Корди и Н.Я., а с нею и письмо, он закончил убийственной, как ему казалось, фразой: «Куцая у вас память, Надежда Яковлевна».

Итак, «диагноз», который Н.Я. поставила Н.Х. в своем письме Н.Е. Штемпель, полностью подтвердился. Казалось бы, получив такое письмо, полное желчи и оскорблений, она ответит ему в том же ключе107, устроит грандиозный скандал или же плюнет на всё и прекратит с ним личные отношения.

Но Н.Я. поступила совершенно иначе. Двадцать восьмого мая она написала Н.Х. еще раз, причем на этот раз не деловое, а совершенно удивительное личное письмо. Его, как и первое послание тому же адресату, можно было бы тоже назвать и «эпистолярным кунстштюком», и стихотворением в прозе, – когда бы не страсть и огненное вдохновение, недостатка в которых на этот раз не было. В харджиевском письме она вдруг расслышала нечто – бессознательное и знакомое, нечто совершенно родственное любви, – а именно: ревность, бешеную, безумную ревность

И, в качестве последнего аргумента, она тотчас выкладывает это Н.Х.:

Неужели вы не понимаете, что происходит на самом деле – не на поверхности? Мы оба – два черных ревнивца. Мы жестоко ревнуем друг друга к Осе. То есть как-то не так, но нас трясет от неистовой ревности: кому из нас принадлежит Ося. Благородные слова о том, что Ося уже не моя и не ваша собственность, – брехня. Он, может, принадлежит какой-то стороной и другим, но по-своему и нам, и мы до смерти будем его оспаривать друг у друга. Кроме того, вы ревнуете меня ко всем, с кем я вожусь, а я вас ревную ко всем поэтам, с которыми вы изволите изменять Оське. <.. > Так и есть. Так и будет. И до конца жизни будем мучить друг друга.

Кажется, всё свое существо, весь свой талант, все остатки любви вложила в это письмо Н.Я. Как будто она и впрямь надеялась на чудо, которое это письмо сотворит, – на своего рода воскресение прежнего Н.И. – «общего» и «черного». Чтобы исключить всякие почтовые случайности, она не бросила это письмо в ящик, как всегда, а пошла для надежности на центральный почтовый узел своего Октябрьского района и подала конверт в окошечко, – может быть, единственный в жизни раз.

И правда: адресат получил его уже назавтра! И – более уже никогда и ни на что письменно Н.Я. не отвечал.

Тем не менее – через полтора месяца судьба столкнула Н.Я. и Н.Х. лицом к лицу, да так, что не уклониться. Оба – и Н.Я., и Н.Х. – являлись свидетелями со стороны Льва Гумилева на его процессе против Ирины Пуниной о праве наследования архива А.А.

Наследником А.А., согласно ее воле и завещанию, был Лев Гумилев, который намеревался передать весь архив в Пушкинский Дом. Однако фактически архивом А.А. завладели Ирина Пунина и Аня Каминская, дочь и внучка Н.Н. Пунина, воспользовавшиеся тем, что архив физически находился на «их» территории (А.А. была прописана и жила вместе с ними). Они не подпускали к архиву практически никого – ни друзей, ни исследователей, ни членов Комиссии по наследию А. А., одновременно приступив к распродаже архива по частям (покупателями выступали Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина и ЦГАЛИ). В результате Л.Н. Гумилев подал в суд, и поначалу суд встал на его сторону108.

14 марта

Левушка! Меня очень беспокоят ваши дальнейшие дела. Очень прошу, напишите мне о них и, в частности, сообщите адрес Наймана. Дело в том, что Ира уже начинает проявлять себя, и, я боюсь, вы окажетесь перед ней таким же беспомощным, как была Анна Андреевна. Вот какие у меня «симптомы»:

1) Ира в упор спросила меня про завещание. Я сообщила, что оно отменено, как сказала мне Анна Андреевна. Ира заявила: «Надо подумать: А.А. ни за что не хотела допускать Леву до литературного наследства». Это ложь, как вы увидите из дальнейшего.

2) Как вы помните, решено было просмотреть архив. Ира всех разогнала и, вероятно, уже им завладела.

3) В комиссию Ира предлагает не Наймана, а Мишу Ардова. Это бред и месть Найману.

4) Мне рассказали, что в день смерти Анны Андреевны она звонила в Москву и из реплик Ани выяснилось, что она в тот же день собиралась идти к нотариусу. Аня, знавшая по московским слухам об отмене завещания, уговаривала ее: «не надо: пусть всё будет дяде Левочке». Аня хитрее и осторожнее.

5) Ира заявила девятого, отгоняя Юлю и Нику от архива, что завещание есть и находится у нее. Кто из нас обманут?

Я думаю, что вы прежде всего должны точно знать историю завещания, чтобы вас не уговорили отказаться от всяких претензий: мать ваша, мол, решила вас отстранить. Кроме того, на всю клевету, которой вас будут поливать, у вас должен быть ответ. Это письмо, в сущности, документ, рассказывающий про всю эту злосчастную историю. Кстати, это смесь буржуазной драки за наследство, в чем Ира весьма сильна, с использованием специфики нашей жизни, чего Ире простить нельзя. Не сомневаюсь, что в трудности ваших отношений с матерью роковую роль играла Ира, и этого ей тоже простить нельзя. Во всяком случае, я не собираюсь. Я никогда не забуду, как Ира разрыдалась, узнав, что вы возвращаетесь. Я была тогда у Анны Андреевны, и нам позвонила из Москвы Эмма – она была у прокурора. Я спросила Анну Андреевну, что значат Ирины рыдания… Оказывается, она огорчилась, что вы возвращаетесь, а отец нет. Очевидно, ей хотелось бы, чтобы вы тоже не вернулись. Но всё это – лирика. На следующей странице я записываю только факты. И та часть пусть сохранится в архиве Анны Андреевны.

Когда вы вторично уехали, Анна Андреевна начала зарабатывать деньги переводами. Однажды она мне сказала, что написала завещание на Иру. Есть деньги, вы вернетесь, прав никаких, но Ирочка сохранит для вас деньги, и вам все-таки будет легче. Я сказала, что от Иры вы не получите ни копейки. У нас был длинный разговор на этот счет. Аргументы Анны Андреевны сводились к тому, что Ира не может не сочувствовать человеку в вашем положении, так как очень страдала из-за судьбы отца. Я не верила.

Второй разговор: Анна Андреевна сообщила, что в день вашего приезда она разорвала завещание.

Третий разговор: я сама написала завещание и узнала технику этого дела. Встретившись с Анной Андреевной, я ей объяснила, что второй экземпляр завещания хранится у нотариуса, что нужно изъять и его. Есть особые бланки и так далее… Она не поверила. Поверив, испугалась: что скажет Ира? она обидится, что я ей не доверяю… Ира никогда не посягнет на то, что принадлежит Леве… Вы не знаете Ирочку…

Дело кончилось тяжелой ссорой, единственной в нашей жизни. Я ушла. Она осталась, рыдая. Прибежали Ардовы. Тогда же я узнала (а потом от нее), что после моего ухода она через Ардова советовалась с юристом. Ардов ей сказал, будто копия, оставшаяся у нотариуса, почти ничего не означает и вы нормально получите свое наследство, что, разумеется, ложь. Во всем этом меня поразили две вещи: страх смерти – она не могла говорить о завещании, потому что это подготовка к смерти, и ужас перед Ирой. От Иры она, конечно, находилась в некоторой зависимости, но это не объясняет ее отношения. «Вдруг Ирочка узнает!» Мне стало даже жалко Анну Андреевну: беспомощность старости и зависимость от Иры вещь тяжелая.

Через несколько месяцев я пришла к ней и сама больше о завещании не заговаривала. Нередко разговор заводила она. Говорила она обычно, что у нее еще есть время, что она не умирает, что еще успеет всё сделать. Что больше всего она боится, что на ее могиле будет скандал из-за имущества (литературного), но Ирочка справедливая и всё отдаст Леве… Я отвечала, что именно наличие нотариальной копии поведет к скандалу, но это не помогало. Еще ее волновало, кто сказал вам про всю эту историю. Весь разговор о нотариальной копии происходил после вашего ухода от матери и вы, как вы помните, со мной не встречались. Думаю, что вам всё это сказала Нина Антоновна, кто еще мог знать? Анна Андреевна повторяла: Лева говорит, что он лишен наследства, но ведь это неправда… Я неизменно отвечала: это правда, раз есть нотариальная копия. Она спрашивала: кто Леве сказал? Я отвечала: не я, я его не видела. Про свое предположение насчет Нины Антоновны я не говорила. Анна Андреевна была в слишком беспомощном положении, чтобы лишиться Нины. Ведь зимой Ира ее выживала из дому и ей приходилось слоняться по Москве, а Анна Андреевна ее бы не простила.

Помнится, задолго до разговора о нотариальной копии я вам сказала, что боюсь, как бы Ира не захватила лит [ературное] наследство. У меня тогда не было никаких оснований, а просто настороженность, которая и заставила меня заговорить с Анной Андреевной.