Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
Что бы ни писали нынешние интерпретаторы ушедших событий, упрямые факты говорят о том, что, расправившись со Ждановым, Сталин решил нанести сокрушительный удар по его энергичным соратникам. Под подозрение попали член политбюро Николай Вознесенский, возглавлявший Госплан, секретарь ЦК Алексей
Кузнецов, курировавший силовые ведомства, и многие другие ленинградцы.
Повода для начала наступления долго искать не пришлось. В 1948 году за книгу «Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны» Николай Вознесенский был удостоен Сталинской премии. И вскоре в кругах специалистов народного хозяйства была затеяна дискуссия об экономических проблемах социализма.
Тон в научных спорах задавал Вознесенский, неизменно провозглашавший, что наша страна должна начать переход к более свободным экономическим отношениям. Что нужно изменить порядки военного времени, когда главным побудителем любых действий был приказ, неисполнение которого приводило к тюремному заключению, а то и вовсе — к расстрелу.
Кстати, именно таким приказным порядком и создавалась советская атомная отрасль, у колыбели которой стоял Николай Вознесенский.
Сталин был категорически против введения каких бы то ни было свобод в экономике. И в его отношении к Вознесенскому возникла очередная трещина.
А тут ещё принялись подливать масло в огонь американцы. Об этом — в воспоминаниях Михаила Первухина:
«В 1948 году в распространённом американском журнале «Лук» были опубликованы две статьи под общим названием «Когда Россия будет иметь атомную бомбу?». В этих статьях говорилось, что русские смогут создать атомную бомбу не ранее чем через несколько лет, то есть в 1954 году и ценой невероятных усилий, потому что в Советском Союзе нет промышленности, которая могла бы изготовлять сложное, весьма точное оборудование и приборы, требующиеся для создания атомной бомбы».
Американцы во многом были правы. В СССР тогда, в самом деле, не было очень и очень многого. Для того чтобы восполнить этот недостаток, Вознесенский и призывал к свободе в экономике.
Сталин решить дать немного свободы. Но не экономистам, а мощнейшей армии воинствующих дилетантов.
Сначала ортодоксальные партийцы под руководством небезызвестного Трофима Денисовича Лысенко учинили разгром биологов-генетиков и прочих «вейсманистов-морганистов». Достигла апогея и шумная кампания борьбы с космополитизмом и «безродными космополитами».
Вот тут-то и возникла мысль о погроме физиков — тех, что «исповедовали» теорию относительности и квантовую механику.
Послушаем Анатолия Александрова:
«В то время, когда затеялась вся эта лысенковская история, к которой мы, конечно, все отнеслись с отвращением, потому что ясно было, что это антинаучный поворот, в это время некоторые деятели из физиков, а главным образом из философов, начали разводить такие идеи, что, мол, квантовая механика — это чепуха, теория относительности — это чепуха, что физики вообще не тем занимаются…
Перед этим меня командировали в то место, где велась разработка оружия. После этого меня очень подробно расспрашивали Первухин, Ванников, Малышев, какого я мнения о том, правильно или неправильно там идут работы и так далее. Я сказал, что всё там правильно…
Был разговор и в ЦК. Я им прямо сказал, что, если вы хотите, чтобы было создано оружие, не надо сейчас никаких ревизий в основных направлениях заводить, потому что именно отсюда и расчёты мощности оружия, и вообще вся идеология этого оружия. Эквивалентность энергии и массы и так далее. Других подходов сейчас, говорю, нет. Из классической физики, до квантовой механики и до теории относительности, никаких нельзя было сделать идей относительно возможности формирования ядерного оружия. И после этого ко мне не приставали».
Да, Александрова оставили в покое. Но стали «приставать» к другим. В том числе и к Якову Зельдовичу, который рассказывал:
««Далеко на Востоке» — в кабинете Курчатова — раздаётся звонок, из Москвы запрашивают мнение Игоря Васильевича о разгромной статье (направленной в «Правду») некоегоМ. против теории относительности.
Слышу ответ Курчатова,
— Ну, если эта статья правильная, то мы можем закрыть наше дело.
Может быть, и грубее: «закрыть нашу лавочку». Этого ответа оказалось достаточно, чтобы статья в «Правде» не появилась.
Для характеристики тогдашней общей ситуации (но уже безотносительно к Курчатову) остаётся добавить, что через пару месяцев статья всё-таки вышла… в газете «Морской флот» и без больших последствий».
Попытки начать гонения на физиков запомнились и физику Юрию Лукичу Соколову, правда, с другими подробностями. Однажды Курчатов пригласил его в свой кабинет и предложил ознакомиться с содержанием нескольких листков, отпечатанных на машинке:
«Документ, который я прочитал, представлял проект обращения в ЦК, написанный с большим знанием того, как подобные бумаги следует писать. В ней с большим пафосом и неотразимой аргументацией доказывалось, что пришло время навести, так сказать, „порядок“ в физике, подобно тому, как это было сделано в биологии на знаменитой сессии ВАСХНИЛ. Одним словом, пришло время очередного погрома и репрессий.
Я вернул рукопись Бороде.
— Что скажешь? — спросил он, щурясь от дыма папиросы.
— Да ничего не скажу. Ничего тут нового для меня, в общем-то, нет. Всё это я прочитал года три тому назад.
Курчатов заморгал и начал трепать бороду, что было у него признаком неудовольствия либо замешательства.
— Ты что такое говоришь? Как это понимать — три года назад?
— А очень просто. Все основные мысли этого письма совпадают с теми, что содержатся в предисловии к «Немецкой физике» («Deutsche Physik»). Её написал известный фашист Филипп Ленард, любимец Гитлера.
— Откуда ты эту книгу взял?
— Нашёл здесь, когда разбирал библиотеку, привезённую из Германии.
— А где она сейчас?
— У меня дома Я её украл.
— Милое дело… Машинка у тебя есть?
— Есть.
— Иди сейчас домой, и чтобы к утру у меня был перевод этого предисловия. Вместе с книгой.
На другой день я пришёл пораньше и ждал Игоря Васильевича у двери кабинта Не садясь в кресло, он упёрся руками в стол и внимательно прочитал творение Филиппа Ленарда Помотал головой и длинно, выразительно присвистнул.
Мне сказал всего два слова:
— Иди выспись!».
Как известно, всё в этом мире повторяется. Повторилась и история с преследованием неугодных физиков — через тридцать с небольшим лет. Только на этот раз спасать пришлось не всех физиков-ядерщиков, а только одного — власти ополчились на академика Андрея Дмитриевича Сахарова. За противодействие режиму. Его решили лишить звания академика. Тогдашний Президент Академии наук обратился к Петру Леонидовичу Капице, поинтересовавшись его мнением по поводу планировавшегося «исключения из академиков». Капица сказал:
«Это будет второй случай в истории науки. Первый — исключение Эйнштейна из Академии наук Германии во время правления Гитлера».
После этих слов отбирать звание академика у взбунтовавшегося Сахарова так и не решились.
В 1948 году с атаками лжефизиков атомщики справились. Хотя не без потерь — с поста директора Ленинградского физтеха был снят академик Абрам Фёдорович Иоффе. А в атомной отрасли ещё больше ужесточили режим.
Режим строжайшей секретности
Летом 1948 года — в самый разгар нападок на физиков-ядерщиков — генерал Н.И. Павлов, уполномоченный Совнаркома при Лаборатории № 2, стал активно «завлекать» Курчатова предложением вступить в партию.
Вот что рассказывал об этом сам Николай Иванович:
«Он вначале отвёл моё предложение, сказав, что этот его шаг будет встречен неодобрительно со стороны учёных… Я стал приводить аргументы в пользу вступления — нельзя возглавлять важнейшую научно-техническую программу, пользоваться большим доверием коллектива и руководителей партии и правительства, оставаясь беспартийным,
Тогда он неожиданно спросил меня:
— А как Лаврентий Павлович?
Я ему сказал, что не знаю.
— А вы спросите его. Если одобрит — я подам заявление.
Я пообещал поговорить с Берией. Одно дело пообещать, другое дело — выполнить обещание.
Продумав своё обращение, я, наконец, осмелился позвонить по кремлёвскому аппарату, сказав, что считаю неправильным, когда важнейший государственный проект осуществляется под руководством беспартийного человека. Берия молчал. Я сказал, что порекомендовал товарищу Курчатову вступить в ВКП(б). Он тут же перебил меня:
