Михаил Фонотов - Времена Антона. Судьба и педагогика А.С. Макаренко. Свободные размышления
«Марш 1930 года» (коммунары в Ялте)
Строй коммунаров в Сочи, 1931
Марши коммунаров восхитили многие города Советского Союза. Они произвели бы впечатление и на Европу. Если бы пароход и если бы разрешение заходить в порты…
Еще два раза сошлюсь на письма Антона Семеновича. Первое относится к 1931 году. Он пишет жене: «Пудовкин прибежал и на коленях просил отложить на завтра. Он здесь снимает картину „Теплоход пятилетки“. Третьего дня на улице он влюбился в наши белые костюмы и в звуки нашего оркестра. Снимает он звуковую картину и поэтому аж дрожит от такого невиданного сочетания зрительной красоты и хорошего оркестра».
Второе письмо – конца 1937 года: «Еду скучно. Страшно жалею, что поехал. В одном купе со мной Фадеев, Серафимович, Гладков – все старики». Уже из Тбилиси: «Живу в номере 55-м вместе с Гладковым и Серафимовичем. Старики очень милые и со мной подружились, мне с ними спокойнее, и разговоры замечательные». А это – из Кисловодска: «Первый, кого я встретил, был, конечно, Чуковский. Он заорал на весь вестибюль, что это замечательно, это очаровательно»…
Вы уловили хвастливую нотку, которая так и перебегает от письма к письму мужа жене? Мол, его Пудовкин «на коленях просил», что с Фадеевым в купе – обыкновенный попутчик, что Гладков с Серафимовичем – да, «милые старики»… Но, что ни говори, Макаренко – в кругу известных. Точнее, самых известных и прославленных. Не скажу, что он именно этого и добивался. Шумная слава, наверное, его быстро утомила бы. Не славы, а признания он хотел. Писательского? Педагогического? Я думаю, и того, и другого. Но – признания. И, прежде всего, себя – самим собой.
Если бы в те же годы сошлись дороги педагога Антона Макаренко и композитора Исаака Дунаевского, то, пожалуй, ничего бы не произошло. Встретились и разошлись. А на чем они могли бы сойтись – педагог и музыкант? Но, оказывается, им было бы о чем поговорить. Позже, в 1950 году, Дунаевский писал Р. Рыськиной: «Я нахожусь под сильнейшим впечатлением от прочитанной „Педагогической поэмы“ Макаренко. Я просто не понимаю, как я, зная про эту книгу столько лет, не удосужился ее прочитать и высказать свое восхищение автору, ныне уже умершему. Эта замечательная книга сильна своей жестокой правдой. Вот где школа человеческих характеров. Эта школа заключается в том, что человек должен видеть конечный результат, сияющие дали».
Может быть, композитор Дунаевский «нашел» в педагоге Макаренко сущую суть его: без «сияющих далей» нечего делать – ни в педагогике, ни в музыке, ни в жизни вообще. Когда ничего не сияет впереди, и жить не хочется. Человеку и человечеству надо куда-то идти, к какой-то цели. Разумеется, светлой. Желательно – сияющей. Это у них, у педагога и композитора, общее – «сияющие дали». И не только, однако, у них. То было короткое время, когда люди в России увидели впереди сияние и двинулись к нему…
Строй коммунаров в Харькове, 1932
Воспитание
Воспитание… Вос-питание.
Приставка «вое-» имеет в виду некую высоту. Возвышение. Восходить. Воспрянуть. Воспарить. Восстать. Восшествовать. Воссоздать. Восславить…
Воспитание – «высшее питание». Духовная пища.
Переделки, переломки, переплавки, перековки…
Антон Макаренко: «Главной моей задачей было не образование, а воспитание».
В. Кумарин: «В сочинениях Макаренко, их пять томов, в них не найдете даже страницы, где бы анализировался учебный процесс».
Да, так именно: воспитание, а не образование. Не учеба. Не знание. Это – отдельно. И проще. Значительно проще. И не так важно. Конечно, образование – не совсем отдельно от воспитания, стыки – перекрываются, но одно дело – набить пустую головку знаниями, а другое – дать пищу душе.
Антон Макаренко: «Воспитание детей – самая важная область нашей жизни. Наши дети – это будущие граждане нашей страны и граждане мира. Они будут творить историю. Наши дети – это будущие отцы и матери, они тоже будут воспитателями своих детей».
Какие у нас, у людей, проблемы – в экономике, в быту, в семье, где бы то ни было еще? Проблемы – человеческие. От человека. Зачем нам прокуратура, полиция, суды, тюрьмы? А для того, чтобы как-то спрятать, унять человеческие пороки. Почему мы плохо работаем? Почему рушатся семьи? Откуда коррупция? Все свои проблемы мы создаем сами. Они – от нашего несовершенства. Говоря упрощенно, мы плохо воспитаны – отсюда и наши беды.
Младшие воспитанники коммуны им. Дзержинского
Воспитание человека – главное дело человечества. Ничего главнее нет. Собственно, человечество-то и само создано воспитанием. И продолжает создаваться. Все сводится к тому, чтобы не умножать человеческие дефекты, а сокращать их. Не штамповать их из поколения в поколение.
Антон Макаренко: «Правильное воспитание с самого раннего детства – это вовсе не такое трудное дело, как многим кажется. По своей трудности это дело по силам каждому человеку, каждому отцу и каждой матери».
Самые первые воспитатели – мать и отец. Самые первые и самые главные. Но, если вдуматься, часто ли в прошлом родители осознавали себя воспитателями? У них не было досуга, чтобы отдавать его воспитанию детей. Все время у них отнимала работа. Первое, что их беспокоило, – накормить детей. Чтобы они не пропали с голоду. А воспитать – это не так насущно, этим можно пренебречь. Родители, прежде всего, готовили себе помощников. И смену. Как бы попутно, в ходе работы. В повседневной жизни. Разумеется, не обходилось и без того, чтобы передавать чадам свои жизненные принципы. Свое, так сказать, мировоззрение. И свою нравственность. Это происходило не в отведенное для того время и место, а между делом. И не словом, не наставлением, не нотацией, а примером. Тем более что родители и дети всегда были вместе, рядом, на глазах друг у друга. А результат… Главное, на что могли рассчитывать родители и на что они рассчитывали, – повторить себя в детях. И поддержать их до первых самостоятельных шагов. На первом месте была работа.
Как ни странно, так остается и до сих пор. Да, с некоторых пор появились учебные заведения и воспитатели-профессионалы, но само воспитание не вышло на первый план. И в наши дни государство явственно не осознало, что ничего «первее» воспитания у него нет. Почему-то ему, то есть всем нам, никак не дается убеждение, что воспитание людей – это серьезно, серьезнее всего другого. О чем думает государство? Об экономике. Все то же накормить, одеть-обуть, дать кров… Даже и думать нечего, чтобы поставить воспитание первым пунктом бюджета – это же настоящий переворот в умах. Уже пропали и страхи перед голодом, на их месте – страхи перед ожирением, а воспитание все там же, в конце списка. Более того, оно и упоминается все реже. У образования какие-то резоны еще остались, а у воспитания защитников все меньше. И множатся, множатся, множатся человеческие пороки – первые виновники наших проблем в экономике, экологии, культуре, образовании, во всем.
Антон Макаренко: «Совсем другое дело – перевоспитание. Перевоспитание требует и больше сил, и больше знаний, и большего терпения».
Тем и занимаемся – перевоспитываем всех поголовно и без особого успеха. И нет конца всем этим переделкам, переломкам, пере-плавкам и перековкам…
Януш Корчак: «Реформировать мир – это значит реформировать воспитание».
Воспитатель – тоже стахановец
Антон Макаренко: «Имейте только в виду, товарищи, что я работник практического фронта».
Может быть, Макаренко не ценил теорию педагогики? Не имел к ней склонности или даже способностей?
Наоборот, он хотел создать и создавал теорию педагогики, но остерегал себя от увлечения теорией, от глубокого ухода в нее. Теория, как незнакомый лес, в ней можно потеряться. И чтобы не блуждать в словесных дебрях теории, надо то и дело сверяться с практикой. Так он и поступал: от практики уходил в теорию, а из теории возвращался к практике. Теория, оставшись наедине с собой, теряет способность ориентироваться, учитывать все обстоятельства, а практика, лишенная теоретического анализа и обобщения, превращается в частный случай, в единичный акт.
Заседание Совета командиров коммуны им. Дзержинского
У Макаренко был еще один мотив предпочитать практику. Как и вся страна, он заразился нетерпением перемен. Не в теорию он спешил внедриться, а в жизнь. Чтобы, не откладывая ничего на завтра, «своими руками» переделывать ее, перестраивать на новый лад. Он добивался, чтобы перемены в педагогике не отставали от перемен в строительстве новой жизни. Он мечтал, чтобы педагогика объявила о своем присутствии везде – и там, где она вроде бы неуместна. Чтобы к педагогике подходить как к производству, чтобы «смотреть на воспитателя как на рабочего», чтобы педагогика имела свои изобретения, свое «опытничество», чтобы лучших воспитателей возводили в стахановцы, чтобы, наконец, советская педагогика стояла в прямом отношении к революции, к пятилетке, к индустрии. Макаренко был против того, чтобы педагогика копошилась в своем собственном узком кругу, он хотел отучить ее от скромности стоять в сторонке, стремился вывести ее на первые роли, включить в самые актуальные проблемы дня, расширить «до масштабов страны».
