Игорь Бунич - «Гроза». Кровавые игры диктаторов
С едующее тревожное сообщение пришло с Балтики.
Немецкие торговые суда, даже не закончив погрузки, стали одно за другим уходить из советских портов домой. Сталин прочел эту сводку, машинально кивая головой. Он-то знал в чем тут дело. Он знал даже больше.
Около 30 советских грузовых судов, некоторые уже скоро как месяц, стоят на рейдах разных портов Германии и Дании. Им предстояло помочь немцам в переброске второго эшелона десанта в Англию.
Из разведсводок только одна удостоилась благосклонного внимания Сталина. Источник в Готенгафене сообщал, что, по его данным, новый линкор «Тирпиц» собирается выйти в море с «Адмиралом Шеером» 10 июля. Сталин приказал отправить эту сводку в Генштаб.
16 июня во все округа поступила совершенно неожиданная директива. В пятницу 20 июня и в субботу 21 июня разрешалось отпустить личный состав в увольнение. Офицеров – до утра понедельника 23 июня. С четверга 19 июня и до 23 июня в авиачастях разрешалось произвести 25-часовые регламентные работы, в танковых и артиллерийских частях —парковые дни. По усмотрению командиров подразделений. Это вызвало всеобщую радость.
Не до смеха было только Сталину.
Берия и Меркулов продолжали раскручивать «испанских заговорщиков». В показаниях слишком часто стало фигурировать имя генерал-полковника Штерна. Они попросили разрешение у вождя допросить Штерна в качестве свидетеля.
Улики были налицо. Сражался в Испании, где и вступил в преступную группу, а не исключено – сам ее создал.
Сталин подумал и сказал:
– Зачем свидетелем? Допросить надо как следует. И выясните, наконец, кто ими всеми руководил.
После перешли к текущим вопросам.
Разведка сообщает, что в районе Варшавы и в Восточной Пруссии все узловые станции забиты эшелонами.
Один из наших агентов проник в помещение штаба 175-й пехотной дивизии вермахта. Все стены там увешаны картами южных районов Англии с отработкой задач по захвату плацдармов.
Берия доложил, что завтра начнутся мероприятия по сдаче государственной границы войсками НКВД управлению фронтами. После чего пограничники вольются в дивизии НКВД, развернутые за армиями вторжения.
Параллельно с войсками, подчиненными комиссариату обороны, уже создана целая армия войск НКВД – 18 дивизий и отдельных полков. Дивизии моюризованы даже лучше армейских стрелковых дивизий, поскольку и задачи у них важнее. Кроме заградительных функций по отношению к собственной армии, они должны заниматься своим прямым делом – «чистить» тылы армии в процессе ее наступления на Запад. Все по образцу Прибалтики, Польши и Бессарабии.
Но этого мало. 23 апреля 1941 года секретным приказом Сталина создается принципиально новая организация: Управление оперативных войск НКВД под командованием генерал-лейтенанта НКВД Артемьева. Эта параллельная армия готова к решению самых разнообразных задач: от подавления очагов сопрошвления, оставшихся в тылу наступающей Красной Армии до депортации в течение суток населения среднего европейского города.
17 июня прямо у себя в кабинете управления ПВО Красной Армии был арестован генерал-полковник Григорий Штерн. Его отвезли во внутреннюю тюрьму на Лубянке и, не задав ни единого вопроса, заперли в бокс для подследственных.
А в Сухановке следователи смертным боем били бывшего наркома вооружений Бориса Ванникова. Его били резиновыми дубинками, кулаками, пинали ногами в живот и в пах, требуя назвать сообщников. Ванников упал на пол, и следователь Родос стал топтать его ногами, прыгал на нем, крича: «Скажешь! Все скажешь!»
Ванников ревел от боли, плакал, но показаний ни на кого не давал. Тогда следователь Сорокин вспомнил, что у них в следственном отделе имеется машинка для вырывания ногтей, подаренная гестаповцами еще в 1939 году.
Принесли машинку и для начала содрали ноготь с безымянного пальца левой руки бывшего наркома. Тот потерял сознание. Облили водой, дали понюхать нашатыря...
В совершенно бесчувственном состоянии Ванников подписал показания, где в качестве его сообщников были названы генералы Герасименко, Верцев, Шелковый, Чарекии, Батов, Хохлов, Мирзаханов, Гульянц, Жезлов, Лазарев, Ветошкин, Котов и Иоффе. Их арестовали, не испрашивая особого разрешения Сталина. О Герасименко в череде стремительно развивающихся событий чуть не забыли. Он был арестован только 5 июля и расстрелян в феврале 1942 года.
Между тем, Штерну срезали петлицы со звездами генерал-полковника, отвинтили с гимнастерки Золотую звезду Героя Советского Союза и другие ордена, отобрали ремень и портупею, срезали пуговицы на галифе, выдав взамен веревочки, и в таком виде повели на допрос, который, учитывая высокое в прошлом положение арестованного, проводил сам нарком государственной безопасности Всеволод Меркулов.
На допросе присутствовал и следователь Шварцман, скромно сидевший за угловым столиком, перебирая бумаги.
Меркулов очень вежливо попросил Штерна не отнимать времени ни у себя, ни у них, а чистосердечно сознаться во всех преступлениях, чтобы облегчить собственную участь и уменьшить вину перед родиной.
Штерн, державшийся до удивления спокойно, спросил, в чем его обвиняют?
– Мы надеялись, что вы сами нам расскажете о своих преступлениях, – сказал Меркулов. – Поверьте, в вашем положении запираться глупо.
На что Штерн упрямо заявил, что никаких преступлений против родины и партии не совершал. И сказать ему нечего.
Тогда следователь Шварцман, устало вздохнув, встал из-за стола и, подойдя к Штерну, хлестанул его по лицу жгутом из электрических проводов. И так удачно, что сразу выбил генерал-полковнику правый глаз. Брызнула кровь, Штерн упал со стула на пол.
Меркулов укоризненно посмотрел на Шварцмана. На полу был постелен дорогой ковер, как и подобает в кабинете наркома.
Шварцман извинился, сказав, что у него «от пролетарской ненависти» свело руку. Он хотел ударить по шее, а попал по лицу.
Пришлось вызвать конвой, чтобы те унесли Штерна на перевязку и привели в чувство, а затем отправили в Сухановскую тюрьму.
Меркулов распорядился также, чтобы скатали ковер в его кабинете и постелили новый, пообещав Шварцману высчитать стоимость чистки ковра из его жалования. На что полковник Шварцман ответил натянутой улыбкой.
Так вполне могло произойти. И поехал в Сухановку. Туда же вскоре доставили с Лубянки и Штерна на очную ставку с Рычаговым, который уже был в состоянии близком к помешательству. Штерн стонал, держась за окровавленную повязку на глазу. Шварцман немедленно пообещал ему выбить второй глаз, если он будет продолжать запираться.
«Долг каждого честного советского гражданина, – мягким усталым голосом напомнил Шварцман, – всемерно помогать следствию».
Однако попытка проникновенным словами пробудить в бывшем генерал-полковнике гражданский долг не увенчалась успехом. Штерн продолжал стонать и упорно отказывался признавать себя виновным.
Тогда следователь Зозулов приказал ему встать и ударил сапогом в промежность. Штерн закричал, упал и потерял сознание.
Его за ноги отволокли в камеру. Отвели в камеру и Рычагова, который пел песню о самолетах и о девушках.
17 июня президент США Рузвельт получил очередное письмо от премьер-министра Черчилля. «Судя по сведениям из всех источников,—сообщал английский премьер, – в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, сильнейшее нападение на Россию...
Если разразится эта новая война, мы, конечно, окажем русским всемерное поощрение и помощь, исходя из того принципа, что враг, которого нам нужно разбить, – это Гитлер.
Я не ожидаю какой-либо классовой политической реакции здесь и надеюсь, что германо-русский конфликт не создаст для Вас никаких затруднений».
Рузвельт немедленно ответил, заверив Черчилля, что, если немцы нападут на Россию, он немедленно публично поддержит «любое заявление, которое сделает премьер-министр, приветствуя Россию как союзника».
Президент и Гопкинс находились во внутреннем кабинете Рузвельта, смежном с овальным залом Белого Дома. Президент перебирал свою огромную коллекцию почтовых марок, а Гопкинс, взлохмаченный и небритый, валялся на диване, просматривая газеты.
Когда Рузвельт прочитал Гопкинсу послание от Черчилля, тот спросил:
– Если Сталин нападет первым, что мы будем делать? Поддерживать Гитлера? И как это объяснить миру? Рузвельт рассмеялся:
– Да, мы бы попали в самое дурацкое положение. Кстати, многие сенаторы именно так и настроены. Если Сталин так поступит, он разрушит всю схему, которую мы разработали на ближайшие пять лет. Но, к счастью, я уверен, что он так не поступит. Он ждет высадки в Англии. В этом его уверили все, а не только немцы. Адольф уже хорошо понимает, что ему конец, а потому вложит в свой удар все силы, которые у него еще есть.
Это будет страшный удар, Гарри, поверьте мне. Сталин не скоро от него оправится, а Гитлер – не оправится никогда. В этом у меня нет сомнений. Меня беспокоит другое. Нам нужно вступать в войну, а как это сделать – я не знаю.
