Маргарет Макмиллан - Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую
Ему не давала покоя мысль о том, что Германия может оказаться втянутой в войну на износ, которая оставляет обе противоборствующие стороны истощенными при отсутствии победителей. В статье, которую написал после своего ухода в отставку, он нарисовал мрачную картину краха экономики страны, когда промышленность не может продолжать существовать, банки лопаются, а население страдает от лишений. Тогда, как предупреждал он, «красный призрак, который прячется в тени», уничтожит существующий в Германии порядок. И хотя с годами Шлифен становился все более пессимистичным в отношении шансов Германии в следующей войне, он упорно разрабатывал план, который мог принести ей быструю и окончательную победу. С его точки зрения, альтернативы этому не было. Исключать войну было не только трусостью; Германия, которую он знал и хотел защитить, уже была под угрозой, и продолжительный мирный период, когда ее враги – социалисты и либералы набирали силу, уничтожил бы ее точно так же, как и война на износ. Шлифен шел к войне, потому что не видел ей альтернативы[899].
Вставшая перед ним проблема заключалась в том, что союз между Францией и Россией, который развивался на протяжении 1890-х гг., представлял для Германии кошмарную возможность войны на два фронта. Германия не могла позволить себе поделить свои силы, чтобы вести тотальную войну на обоих этих фронтах, так что ей пришлось бы вести сдерживающие боевые действия на одном фронте и наносить сильные удары на другом, чтобы добиться быстрой победы. «Поэтому Германия должна приложить усилия к тому, – писал он, – чтобы, во-первых, разгромить одного из этих союзников, держа при этом второго в бездействии, а затем, когда один противник будет повергнут, Германия должна, используя свои железные дороги, добиться численного преимущества на другом театре военных действий, что также приведет к уничтожению другого противника»[900]. Сначала он предполагал первый удар нанести по России, но на рубеже веков изменил свое решение: Россия укрепляла свои крепости, создавая сильный оборонительный рубеж, протянувшийся с севера на юг через ее польские территории, и строя железные дороги, которые упростили бы ей подвоз подкреплений. Любое нападение Германии рисковало увязнуть в осадах и превратиться в затянувшуюся войну по мере отступления русских в глубь своей огромной территории. Поэтому для Германии разумным было занять оборонительную позицию на востоке и разделаться сначала с союзником России – Францией.
План Шлифена был сложным в деталях и вовлекал в свое осуществление миллионы людей, но был простым и смелым по замыслу. Шлифен наводнит Францию своими армиями и разгромит французов меньше чем за два месяца. Традиционный путь вторжения во Францию (или путь к отступлению для французских войск) находился в части Франции между границами Бельгии и Люксембурга на севере и Швейцарии на юге. Потеря Францией ее двух восточных провинций – Эльзаса и Лотарингии этого не изменила. На самом деле она дала Франции чуть более короткий и прямой отрезок границы, который она должна была защищать. Шлифен исключил этот путь. Расположение французских армий и их военные маневры показывали, что они будут ожидать нападения с этого направления. Франция, обладавшая давними традициями строительства крепостей, также усилила свою новую границу двумя рядами из 166 укреплений и возвела еще одно кольцо укреплений вокруг Парижа[901]. В 1905 г. парламент Франции проголосовал еще за одну большую сумму ассигнований на пограничные укрепления. Это оставляло Германии – если она решила бы вести наступательную войну – возможность напасть на Францию с флангов: либо на юге через Швейцарию (и в этом случае имелся серьезный недостаток – гористая местность и готовность швейцарцев защищать свои перевалы), либо через Нидерланды, Бельгию и Люксембург с равнинной местностью, хорошими дорогами и отличными железнодорожными сетями. Выбрать северный путь было легко. Шлифен остановил свой выбор на огромном обходном маневре, чтобы попасть во Францию и поймать французские армии в ловушку, как при Седане.
В случае войны четыре пятых германской армии должны были двинуться на запад, пока оставшаяся пятая часть ведет оборонительные боевые действия против России на востоке. На западе наступающие германские армии огромным правым флангом, обращенным в западную сторону от Германии, должны были легко пройти через Нидерланды, так что, как гласила поговорка, рукав немецкого солдата, находящегося в самой крайней западной точке, обмахнул бы Ла-Манш, а затем войти во Францию и двинуться на Париж. Гораздо меньший левый фланг немецких армий к югу от крепости Метц ниже Люксембурга должен был противостоять ожидаемому нападению французских армий. По мере развития план становился все более замысловатым и негибким. К 1914 г. приход германских армий в Париж ожидался через сорок дней после начала военных действий. Если французы поступят так, как от них ожидают, и нападут, перейдя их общую с Германией границу, то они будут уходить все дальше от главных полей сражений. Когда французы поймут, что главное наступление немцев идет с запада позади их армий, они, как надеялись в Германии, окажутся деморализованными. Начнется сумятица, пока они попытаются перевести свои войска с наступательных позиций в Германии на запад для ответа на брошенный им вызов, что само по себе будет опасно, ибо левый фланг немецких армий по-прежнему будет находиться у них на востоке. Если все будет развиваться в соответствии с планом Шлифена, основные французские армии окажутся зажатыми между двумя флангами вооруженных сил Германии и сдадутся. Тем временем гораздо меньшая по численности немецкая военная группировка на востоке будет находиться в оборонительном ожидании, пока не произойдет медленная мобилизация у русских, которые начнут ожидаемое наступление на запад. К тому моменту, когда русские любой численностью приблизятся к немцам, война на западе уже закончится, и немецкие войска можно будет послать на восток, где они займутся русскими.
Шлифен не обратил внимания на более широкие последствия или просто отмахнулся от них. Согласно его плану конфликт с Россией автоматически привел бы в действие немецкое наступление на Францию. (А вероятность такого конфликта росла в первые десять лет нового века по мере того, как союзница Германии Австро-Венгрия все больше и больше портила отношения с Россией на Балканах.) Шлифен не допускал возможности того, что Франция предпочтет оставаться нейтральной, что бы ни говорилось в ее договоре с Россией (Франция была обязана прийти на помощь России лишь в том случае, если Россия оказывалась невиновной стороной). Более того, немецкие войска должны были бы оккупировать три маленьких страны, с которыми они не ссорились. В случае Бельгии Германия также нарушила бы международное обязательство, которое она унаследовала от Пруссии, уважать бельгийский нейтралитет. Так как Великобритания была одной из подписавшихся под этим соглашением сторон, она вполне могла решить, что обязана вступить в войну против Германии. И эта перспектива становилась все более реальной по мере ухудшения отношений Великобритании с Германией и ее сближения сначала с Францией, а затем и Россией. План Шлифена – и в этом он оставался неизменным до 1914 г. – фактически гарантировал, что Германия будет вести войну на два фронта, рискуя тем самым оказаться вовлеченной в более масштабную войну.
В 1913 г. Мольтке еще больше сузил выбор Германии, покончив с альтернативой Генерального штаба плану Шлифена – планом развертывания германских войск на восточном фронте, предусматривающим конфликт с одной лишь Россией, при котором Франция сохраняла нейтралитет. И даже если Франция предпочла бы прийти на помощь своей союзнице России, немцы смогли бы вести оборонительные военные действия на западе. Однако, по-видимому, в Генеральном штабе решили, что слишком много времени и усилий уходит на разработку планов войны, которая не обещает быстрых результатов. В 1912 г. немецкие военные маневры подтвердили эту точку зрения: главное наступление Германии против России закончилось безрезультатно, когда игроки, исполнявшие роль русских, отступили в глубь территории России[902]. Так что, когда разразился кризис 1914 г., у Германии был только один план; как бы ни решила поступить Франция, Германия собиралась напасть на нее, если ей будет угрожать мобилизация русских. Война, начавшаяся на востоке, почти неизбежно должна была распространиться на запад, какие бы ни были последствия.
В военных планах Германии был еще один риск, который повышал вероятность войны. Из всех европейских планов мобилизации немецкий план был единственный, в котором не было ни сучка ни задоринки, начиная от первого объявления, призывающего солдат в ружье, до начала самой войны. К 1914 г. наследие Шлифена привело к развитию чрезвычайно сложного мобилизационного процесса, поделенного на восемь четких этапов. На первых двух доверенные военные чины получали предупреждение о том, что существует напряженность, чтобы они могли принять соответствующие меры для подготовки к мобилизации, такие как отмена отпусков. Третий этап – «надвигающаяся угроза войны» – должен был быть объявлен всенародно; при этом созывалась третья, самая низшая категория резервистов – Landsturm (ополчение второго разряда – нем.), чтобы более высокие категории резервистов были готовы присоединиться к регулярным армиям. Этапы четвертый и пятый были уже реальной мобилизацией вооруженных сил Германии, когда войска собирались в подразделения и эшелонами отправлялись в назначенные места на границах. На последних трех этапах войска перемещались из эшелонов на «наступательные позиции» на границах и на последнем этапе атаковали неприятеля[903]. Эти планы превосходно сработали летом 1914 г. до самого последнего этапа – наступления. И хотя теоретически войска можно было остановить на границах, эти планы имели такую движущую силу, что это было весьма маловероятно. И таким образом правительство Германии лишилось возможности использовать мобилизацию в качестве средства устрашения или получить время на обдумывание и переговоры до первого кровопролития, когда переговоры могли еще иметь место.
