Константин Закутаев - Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне
— Без «Визиря» что ли?! — Костя аж поперхнулся чаем.
— Да нет, — улыбаясь, успокоил его Сергей. — Без нас… Один со спецназом на блок встанешь.
Идея принадлежала Луковцу и была проста, как весь омоновский подход к делу.
Сегодня вечером Косте «ломают» руку. Не на самом деле, хотя здоровяк Гена, для чистоты эксперимента, предлагал свои услуги. Фельдшер ОМОНа удостоверяет «перелом», гипсует руку и вешает её на перевязь. Таким образом, Катаев на «уличную» не попадает, а остается в расположении ПВД. Суть замысла заключается в том, что как только, то есть через полчаса, фельдшер наложит гипс, Костя «засвечивается» перед руководством с песней Вадима Казаченко «Больно, мне больно!» и получает законное освобождение от участия в запланированных мероприятиях. Рано утром, Катаева, как единственного, хорошо знающего Тимура в лицо, опера забрасывают к «Визирям», а сами уезжают обратно. Кстати, решили, что логичней выставляться позже семи утра.
Во-первых, вдруг появится необходимость показаться на глаза руководству утром, во-вторых боевики будут вероятнее всего, уходить ближе к полудню, когда транспортные потоки более плотные.
Конечно, очень всё скомкано и с ходу, но шанс, пусть и один из миллиона, необходимо использовать.
Опера и омоновцы, отработав «уличную», которую никому не скинуть — весь МОБ «работает» «зачистку» — сразу же едут к выезду на Алханкалу, на второй блок, где и ожидают «друзей». План реальный и осуществимый, хоть и отдает авантюрой. Дело за согласием Катаева.
Через три минуты Костя сидел в кондейке фельдшера и гипсовал левую руку. Попутно эскулап инструктировал его по симптоматике. В дверях стоял Серега Луковец и травил омоновские байки. Периодически заглядывал Гена и тяжеловесно шутил:
— Эх, надо было сломать… Вдруг проверят…
Ещё через полчаса, Костя стоял в кабинете Жоганюка и, на голубом глазу, врал про падение с брусьев.
— Как же это ты так, а? — почти искренне интересовался Николай Иванович, пытаясь служебными бумагами прикрыть «Плэйбой», — и надолго тебя в гипс?
— Случайно получилось, товарищ полковник, — виноватился Костя, — брусья сырые оказались… Фельдшер говорит, дней через десять и снимать вроде можно…
— В любом случае от завтрашней «уличной» я тебя освобождаю… но писать-то ты можешь? Правша?
— Так точно!
— Ну, вот и подработаешь номенклатурное[66] дело по НВФ. На тебе какой том?
— С третьего по пятый, — наугад ляпнул Костя.
Кроме аккуратистов Липатова и Гапасько, никто не знал своих томов. Да и те ничего туда не писали, а совали всякую макулатуру, вроде старых сводок и ориентировок.
— Ну, вот я тебе поляну и определил. Иди, сынок…
— До свидания, папаша… — последнее слово Костя обронил в дверях. Жоганюк сделал вид, что не расслышал из-за захлопывающейся двери.
Глава XXVII
День задержания 7:30. ПВД
Приятной озоновой прохладой после ночного дождя дышал утренний воздух. Это особенно ощущалось в ожидании предстоящего дня. Который, по всем прогнозам, — поднимающееся солнце и небо без облачка, долгожданная «точечная» засада и общевойсковая спецоперация — обещал быть жарким.
Стараясь не шуметь, Катаев и Рябинин вышли на улицу, до построения оставалось полчаса, большая часть народа находилась в кубриках, готовясь к масштабным событиям. По вчерашней договоренности, до Ханкалы Костю сопровождал Сергей, «буханка» ОМОНа с выключенным двигателем стояла у ворот.
Двое бойцов, раздвинув препятствия на «змейке», ожидая команды, попинывали колеса машины. Луковец ждал оперов внутри.
— Всё по плану? — не оборачиваясь, спросил он севших назад оперативников.
Водитель Гена отмахнул своим бойцам у КПП и те, в свою очередь, кивнув постовым на ворота, запрыгнули в «буханку» на места прикрытия.
— Как рука, Сеня? — пробасил Гена, трогая машину с места в открывающиеся ворота.
— Боюсь застудить… — в тон ему отшутился Костя, разматывая бинт, чтобы избавиться от гипсовой обузы на время операции.
Пока ехали до Ханкалы, не теряя времени, ещё раз закрепили пройденное, пробежав по основным моментам. Костя и «Визири» стоят на блокпосту, в ожидании фигуранта. Опера и омоновцы завершают эпопею с Сейфуллой последними «уличными». По возможности, как следственное действие закончится, одна из оперских машин с Сейфуллой и следаком пристраивается в общую колонну ВВ и двигает на базу. Второй УАЗик с операми и одна машина ОМОНа, скорее всего та на которой они едут, уходят на алханкалинский блокпост. «Коробку» «Визиря» решено, ввиду большой вероятности «порожняка», не подключать. Связь можно держать напрямую, пока Рябинин и Луковец работают в городе, а по уходу на окраину, придется «окрикиваться» через дежурку или по «проблемному» общему каналу.
* * *У «Визирей» давно всё было готово. Саша встречал друзей на первом КПП Ханкалы, куда он добежал в рамках утренней разминки. Пока ехали до расположения отряда, пышущему здоровьем спецназовцу коротко обрисовали все проблемы и, достаточно условные, варианты их решений. Саша, как человек бывалый, не разбирающийся в тонкостях оперативно-ведомственных перепитий, для себя уяснил одно — его подразделение работает только на Комсомольском направлении, по возможности живьем, с утра до комендантского часа.
— А всё остальное, Рябина, мне до задницы! — прощаясь, хлопнул он по плечу своего друга.
Придерживающиеся того же мнения бойцы череповецкого ОМОНа, весело хохотнули и «буханка», фыркнув выхлопной трубой, попрыгала по, разбитой бронетехникой, дороге обратно.
— Сейчас «коробка» от наливника подъедет — будем выдвигаться, — сказал Саша, шагая рядом с Костей к своей палатке.
— А что, Лёха с Андрюхой ещё не приехали? — поинтересовался Костя, когда Саша, отогнув полог, пусть его в пустую палатку.
— Они только через час с Моздока выйдут, — Саша с размаху шмякнулся на койку и принялся стаскивать кроссовки, — как я понял нам и одного бэтээра хватит?
— Ну да… работаем на одном блоке, — потемнев лицом от вчерашних нервяков, Костя положил автомат на табуретку.
— Костяныч… вот чего… — Саша, что-то вспомнив, осмотрел опера с головы до ног, — надо тебя переодеть, а то ты, как прыщ на залупе, среди нас торчать будешь. Ты, как я понял, будешь в тачки заглядывать, а мы рядом сторожить…
— Типа того… — кивнул ему Костя, — если наш клиент, — я говорю «попутного ветра», ну а вы…
— Поэтому если там тревожные будут ехать, то сразу поймут, что среди красивого армейского однообразия, — он широко, по-доброму, ухмыльнулся, — болтается оперок с галимыми нарушениями формы одежды.
— «Комок», — между прочим, я за свои мозольные покупал, — Костя вытянул обе руки вперед, — американский «Вудланд», не хрен собачий…
— Вот, я и говорю, непатриотично ни хера, — Саша встал и прошел к телевизору, на котором в гнезде зарядки, торчала радиостанция.
— Леший-семь, зайди ко мне, — коротко, безо всяких «как слышишь — прием», бросил он в сеточку микрофона, сразу же вернув брусок с антенной на место.
Через минуту в палатку заглянул белобрысый боец в камуфляже с погонами сержанта.
— Мережин! Вот этого мужчину, — показал на Костю Саша, фасуя гранаты и магазины по разгрузке, разложенной на койке, — надо одеть по боевому, как бойца отряда спецназначения «Визирь»! В течение пяти минут… Задача ясна?!
Костя встал, чтобы сержант смог оценить его, не совсем спецназовские, габариты…
— Берет краповый? — уточнил, выходя из палатки, боец.
— Сдавать будешь? — весело глянул на опера Саша.
Тот отрицательно замотал головой:
— Пожить ещё хочется.
Саша, как товарищ Сухов, кхекнул и сказал вслед Мережину:
— По-боевому… Маску и сферу, понял?
Молчаливый кивок и полог палатки за старшиной опустился.
Через десять минут из командирской палатки вышли Катаев и Щепёткин. Несмотря на разницу в размерах, выглядели они почти одинаково. На оперативнике была ладноподогнанная «горка», штатный спецназовский бронежилет и утянутая разгрузка-«лифчик». Хлопчатобумажную черную маску Костя закатал на макушку, автомат повесил на грудь, по-боевому, сферу, не торопясь надевать, держал в руке. Штурмовое отделение дожидалось их, взгромоздившись на, работающий, источающий запах соляры, БТР.
— С Богом! — Саша посмотрел в небо, на бронетранспортер, на бойцов, на Катаева и, веря, перекрестился.
— С Богом! — что-то светлое и теплое опахнуло душу, — Костя тоже осенил себя крестным знамением.
* * *ПВД 9:0
После завтрака опера потянулись на планерку. Жо-ганюк, как и обещал, с ходу принялся за расклад своих соображений. Слюняева не было, ввиду участия в совещании по взаимодействию с войсками у коменданта, поэтому Николай Иванович, очевидно, с высшего благословления, разливался соловьем. Обозначенное красивым словом диспозиция, на деле явилось обычным изложением хода следственного действия, в учебниках по криминалистике, именуемое проверка показаний на месте преступления. Опера, с кислыми минами, слушали эту ахинею, а сидящий в дальнем углу Липатов, под конец даже всхрапнул. Гапасько тычком в бок привел его в чувство и тот прикрыл свою оплошность интеллигентским покашливанием.
