Вера Лукницкая - Перед тобой земля
18.12.1929
Звонил А. Крайский, просил назначить кого-нибудь из секции поэтов для руководства литературным кружком в Художественно-промышленном техникуме. Я сказал, что могу взять кружок на себя, хоть это и бесплатная работа. Крайский обрадовался - видимо, никто не хотел брать его бесплатно.
19.12.1929
Закончил очерки: "Уфра" и "Обиды героя". Пишу рассказ "Тетрадь капитана".
Ходил на вневойсковое обучение. Первый раз - меня учили. Второй раз назначили командовать половиной отделения. Завтра иду опять - хожу каждый четвертый день.
Приехал из Москвы Б. Лавренев, сказал, что "Мойра" моя издается. Послал письмо в ЗИФ (изд-во "Земля и фабрика". - В. Л.) с просьбой прислать корректуру романа. В "Смене" напечатана "Баллада о топоре" и печатается очерк "На Суриндже". Послал в "Землю Советскую" очерк "Обида героя" и в "Октябрь", М. Светлову, - стихотворение "Телефон". В альманах "Красной газеты" взяли стихотворение "Пятилетка чувств". Между прочим, я читал его АА.
Последнюю неделю обдумывал новую книгу и читал всяческую литературу о Каспийском море, об истории торгового мореплавания, о рыбных промыслах и пр. Сюжет в грубых чертах разработан, но надо получше завязать узелки. Вечерами работаю и читаю.
23.12.1929
Начал 3-й очерк о Туркмении, потом был у Тихонова.
Очерки Лукницкого о Туркмении вызвали живейший интерес Тихонова. На следующий год бригада писателей под его руководством отправилась в Туркменистан.
И может быть, кто знает, творческая "туркменская" дорога Тихонова включила в себя "туркменскую" тропу одиночки Лукницкого? И отсюда надпись на книге: "Старому памирцу дружески седой туркмен"?
Впрочем, надписи их на книгах друг другу - это настоящий "роман в надписях", начавшийся в 1922-м и завершившийся надписью после смерти Лукницкого, уже мне, на книге, которую я сама выбрала по желанию Тихонова -"Вамбери": "Вере Константиновне Лукницкой, хозяйке фантастического города документальных поэтических воспоминаний, владелице поэтических тайн прошлого русской поэзии - с удивлением к исполненной ею работе в области поэтических открытий - сердечно Николай Тихонов. 1977 г.".
Николай Семенович написал эти слова после того, как я показала ему "его" архив Лукницкого. Он воскликнул: "Собрать столько моего и обо мне? А сколько же у него тогда Ахматовой и Гумилева?"
В архиве Лукницкого - в основном или дареные подлинники, или копии, сделанные точно и аккуратно самим собирателем. На тетради стихов Тихонова: "Эта рукопись подарена мне Н. Тихоновым в 1922 году. Настолько мне известно - не опубликована, так Н. Тихонов говорил мне, даря. П. Лукницкий
На страничке с автографами К. Вагинова приписка: "Получил от Тихонова в конце марта 1926 года, а Тихонов подобрал на столе в какой-то редакции кажется, "Звезды". П. Лукницкий".
Когда Павел Николаевич пришел работать в Союз Поэтов, Вс. Рождественский, очищая ящик письменного стола, отдал ему несколько, тогда казалось, уже ненужных бумаг, а на корректуре собственной поэмы написал вполне серьезно: "В Музейный фонд П. Н. Лукницкого".
Архив собирался с помощью друзей, и почти все документы с пометками от кого они получены и когда.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
24.12.1929
Опять и Н. Тихонова. К нему всегда иду со удовольствием. У них по случаю сочельника человек 15 народу. Ирина1 привезла в чемодане маленькую елку. Все дарили друг другу шуточные подарки. Из литературных людей были только я, Н. Браун и В. Эрлих.
Написал за неделю рассказ о капитане Голубеве.
26.12.1929
Был у Тихонова и читал рассказ ему. Тихонов много говорил о литературе, разбирал современное положение поэзии. Суть: есть две группы поэтов "конструктивисты" и "опрощенцы". Первые называют себя так условно, ибо название это решительно ничего не определяет. Они - все те, кто действительно работает над словом, чтит культуру слова, стремится к ней и борется с неорганизованным материалом. В их среде могут быть самые разнохарактерные поэты.Прочие - "опрощенцы" и, подразумевается, вообще не поэты: они кричат о себе и живут только своей "идеологической ценностью", ни в какой мере не являясь ценностью художественной.
Именно эту мысль Тихонов развил в своем докладе на Первом Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году:
"... Лирическая поэзия в практике ленинградских поэтов представляет иногда ту купель, в которой вода бывает возмущена, но чуда не происходит. Ритмическая бедность, словесные штампы, прямое эпигонство, как путь, избранный под знаком опрощения, неотчетливость мысли, проза, переданная короткими строками, конечно, не могут обогатить молодую поэзию. Но есть и другая беда, значительнее, - это беда не только ленинградских поэтов.
Глаз поэта еще не устремлен на жизнь. Комнатные переживания, мир только литературных ассоциаций, споры о книгах, заседания, редакции, изучение маленьких тайн ремесла вместо изучения нового человека и нового общества, вместо изучения большого героя нашей эпохи, - все это сводит поэзию на степень упражнения, где обыгрывается слово ради слова, метафора влечет метафору, - увлекательная игра, в которой разгоряченное самолюбие автора играет немалую роль".
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
26.12.1929
Приезжал сюда Маяковский. В Москве он уже почти не выступает, там его загрызли конструктивисты. Сюда он приехал с "Клопом" и "Баней". 20 октября выступал в университете, в Доме печати, потом еще где-то. Из рассказов знаю, что публика приняла его, что называется, "мордой об стол", а в университете его чуть было не избил какой-то университетский "поэт" - детина громадных размеров. Вступились в дело милиционер и военные моряки, присутствовавшие в зале, и восстановили порядок... С вечера в Доме печати вернулся в "Европейскую" гостиницу в ярости и бешенстве, свидетелями чего стали Лиля Брик и Пунин2, который был в то время у нее.
В Русском музее обнаружены плакаты Маяковского. Их хотят выставлять в числе прочего плакатного материала. Пунин хочет.
Позавчера был на военной службе, но все это было так плохо организовано и так глупо, что не выдержал и удрал. Не знаю, посадят ли за это на гауптвахту?..
Предпринимал попытки устроиться в какую-нибудь научную экспедицию. Был в Институте ихтиологии, у И. Ник. Арнольда. По его совету был у профессора Самойловича в Институте Севера. Тот сказал: "Наше судно уходит в Северный Ледовитый океан на месяц. Надо выезжать завтра". Но... у меня не было ни копейки денег (надо 150 руб.), ни теплой одежды, ни возможности достать то и другое. Даже валенок, как и калош, в продаже нет, и Институт Севера для этой экспедиции искал 10 пар валенок две недели. Пришлось отказаться от этого предприятия, взяв с Самойловича обещание, что он устроит меня летом на судно, уходящее в плавание по Ледовитому океану. Если не удастся, буду устраиваться в какие-либо южные или восточные экспедиции.
Сегодня из Москвы приехал папа, он был в ЗИФе, видел Свистунова, редактора, тот говорит, что сдает "Мойру" в печать и сам сделает какие-то изменения. Какие такие изменения? Почему он, а не я? Не позволю, конечно, "свистуновить" мою рукопись, но надо все выяснить.
Напечатал 8 стихотворений: "Звезда" - 2, "Резец" - 3, "30 дней" - 1, Молодая гвардия" - 1, "Смена" - 1.
31.12.1929
Вчера начал занятия литературного кружка в Художественно-промышленном техникуме в здании Академии художеств. Вел его всю зиму и весну.
За это время был у АА несколько раз. На днях она приходила ко мне. Шереметьевский дом передают в какую-то другую организацию, музей упраздняется, вероятно, всех жильцов будут выселять весной. Куда же переедут Пунин с семьей и АА?
У них мало кто бывает... Вчера опять зашел к ней. Читает "Красное дерево" Пильняка по рукописи, текст исправленный, подготовленный для Госиздата. К ночи гуляли и много говорили о литературе и о том, как можно писать в современных условиях. Взгляд ее категорический: "настоящей литературы сейчас быть не может"...
АА рассказала мне, что слышала от Замятина об организующейся литературной группе "Современника", куда войдут Б. Лавренев, О. Форш, Н. Баршев, М. Фроман, Вс. Рождественский и, в качестве присяжного критика, З. Штейнман. Мотив создания объединения - "пишущие об интеллигенции". По мнению АА, из этой группы ничего не выйдет - не разрешат. Странно, что впервые слышу об этой группе не от Б. Лавренева, М. Фромана или других, а через "третьи руки". Виделся я с ними со всеми за эти дни...
АА живет по-прежнему тихо и печально. Холод в квартире, беспросветность и уныние. Встречи Нового года не будет - нет ни денег, ни настроения...
Бываю там редко и ненадолго. Выходит так. Хотел бы видеть АА и чаще, но уже не так тянет, как прежде. А если по совести, то почти не тянет...
Ну а "те", от которых уходишь?..
Их любил когда-то, их считал драгоценными. Если разбираться тонко, то их любишь и уважаешь и сейчас. Но сознаешь, что они - драгоценности прошлого. Высокие, культурные ценности. Они - единственное, что жалеешь в прошлой эпохе... В этом трагедия всякого рубежа, трагедия всякого прогресса, трагедия, без которой не может существовать мир и которую - значит - надо оправдывать...
