Вера Лукницкая - Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)
- Ты наивен, Андрей. Я тоже "уплатил" свои "прогоны", но просто другими снами. Может быть, я не сохранил те, что сохраняют другие. Я не жалуюсь, не считаю себя несчастным. Вряд ли есть на земле люди, что не оплачивают прогонов жизни. Так хочется доехать до своей последней корчмы не вовсе нищим, - грустно усмехнулся он. - Давай спать. Завтра великая охота.
Наутро прибыли два фургона и четверо черных погонщиков, вооруженных большими ножами. Фургоны были огромные, двухколесные, запряженные горбатыми бычками. На повозки погрузили оружие, подложили сена на сиденья. Проводники долго пекли на кострах кокосовые печенья. Гранов что-то добывал, что-то устраивал, все ему казалось недоделанным, недостаточным. В поход выступили к вечеру.
- Ты сказал вчера... феерия. Мне тоже здесь все кажется каким-то театральным, декоративным, хотя и дышит буйной жизнью, - заметил Гранов. Посмотри со стороны на наш караван.
Действительно, караван напоминал какое-то торжественное шествие. Впереди каждого фургона был подвешен яркий фонарик. Два черных проводника шли впереди, работая все время длинными ножами, чтобы расчистить заросли. Их движения напоминали ритуальный танец. Свет луны подчеркивал странность и таинственность происходящего. За этими двумя шел еще один, с ружьем наготове, потом потянулись фургоны с фонариками. За ними - погонщик с факелом. Огонь должен был отпугивать зверей. В конце шествия находились вооруженные "охотники" - Елисеев и Гранов. Они двигались с винтовками наготове, очень настороженно, и каждый шорох казался им подозрительным.
Как волшебные декорации, рисовались на темно-голубом фоне неба резные верхушки пальм, мелколистные купы мимоз. Длинные лианы гигантскими змеями свешивались с вершин деревьев, а по стволам, обвитым плющом, сеть воздушных корней создала непроходимую чащу. Одурманивал аромат корицы и имбиря. Высоко поднявшаяся луна обливала своим фосфорическим сиянием эти кружевные купы пальм, чудные рощи - заросли таинственных джунглей. Как стаи крошечных эльфов, взлетали, плясали, утопая в этой бесконечной зелени, рои блестящих светляков, осыпавших живыми самоцветами дремавший лес. А прислушаться - и в кажущейся ночной тиши как звучал несмолкаемый чарующий этот лес! Все говорило в нем, из каждого уголка пестрого царства неслись голоса жизни.
Перед восходом солнца вступили в маленькую деревушку, отсюда должна была начаться охота. Невзирая на ранний час, из нескольких хижин вышли с кувшинами смуглые женщины и, как кокосовые орешки, высыпали коричневые ребятишки. Крикнула в лесу обезьяна, ей отозвались веселые попугаи, в чаще из мимоз в честь великого светила раздались птичьи песни. Выкатилось громадное тропическое солнце. Ожил лес, ожила деревня.
Путников окружили словоохотливые сингалезцы. Они рассказали, что леопарды уже несколько ночей бродят вокруг селения, не дают спать ни животным, ни людям.
Гранов сразу повеселел.
- Последние новости газет Лондона, Рима, Парижа! - орал он. - Четырех леопардов убил бесстрашный победитель африканских львов и гроза уссурийских тигров А. Елисеев! Благодарные туземцы называют его "истребитель хищников и спаситель людей". Его скромный компаньон А. Гранов привез в Санкт-Петербург леопардовые шкуры как доказательство храбрости великого хакима. Слава Аллаху, Будде и Повелителю Огня.
В деревне было нанято еще несколько загонщиков и носильщиков. Разросшаяся в целую экспедицию группа двинулась в лес.
Шествие было так живописно, что напоминало сцены из охотничьей жизни Майн Рида. Охотники в белом шли налегке, но при каждом из них находилось по два туземца. Они несли ружья, патроны, одежды; остальные со съестными припасами и водою бежали по сторонам. Шествие открывал шикари...
"...В лесу сразу пахнуло сыростью; особая тяжелая атмосфера, свойственная северным лесам, охватила нас...
Пробираясь по узкой, тесной тропе среди цветущей и благоухающей чащи, мы увидели на берегу небольшого лесного ручейка свежие следы леопарда. Опытный шикари тотчас проследил направление, по которому ушел хищник, и скоро объявил, что искать его бесполезно, потому что зверь уже пробрался в чащу. Следы леопарда очень похожи на следы тигра, которых много пришлось увидеть в Южно-Уссурийской тайге, они также круглы, но более продолговаты, гораздо меньше по величине, не так глубоко вдавлены.
В зелени деревьев, как лубочные игрушки, возникли золотистые цейлонские петушки. Черно-красная пальмовая белка прыгала по лианам, между корней скользили юркие ящерицы и пестрые змейки.
Друзья оказались в засаде под сенью олеандрового дерева. Они слышали шум облавы. Неожиданно какой-то зверь выскочил на поляну. Гранов сразу присел на колено, но Елисеев кинул в него ветку. Перед ними вместо хищного зверя стоял усеянный черно-белыми иглами дикобраз. Гранов выругался с досады.
Елисеев расхохотался и решил один пробраться сквозь чащу, но кустарники больно царапали кожу, раздирали одежду, и он скоро отказался от своей попытки. Облава гнала то стадо кабанов, то косулю, но охотники так и не увидели ни одного леопарда. Очевидно, цепь загонщиков была редка, и зверь мог проскочить во многих местах. К полудню охота окончилась полной неудачей в смысле добычи, но охотники были полны впечатлений и возвращались в прекрасном настроении, только Гранов уже не выкрикивал шуток.
- Не горюй, шкуру льва я тебе пришлю из Египта, - пообещал Елисеев.
Шли берегом небольшой крокодиловой речушки. Зубастое чудище несколько раз появлялось из воды, но скрывалось прежде, чем кто-либо успевал прицелиться. Здесь Гранов решил проявить настойчивость до конца. Он уходил вперед, забирался на прибрежное дерево и караулил несколько минут. На третий раз он все-таки увидел крокодила. Тот бежал по гребню, отделявшему рисовую плантацию от плеса. Но Елисеев не дал другу выстрелить.
Через день они вернулись в Коломбо.
- Я еду с тобой в Россию, - заявил Гранов, - и в следующий поход мы пойдем обязательно вместе. Возьмешь?
Русский пароход "Петербург" отправлялся через три дня. Повторились сверкающие дни и сияющие ночи. Мириады светляков в воздухе и переливающиеся перламутром воды залива последний раз обласкали их судно, и Цейлон скрылся вдали.
Плавание длилось пятьдесят дней.
Одесса. 8 декабря 1889 года. 8 градусов мороза.
После жары и цветов южный российский город показался суровым Севером.
"В стране гейш"
В небе луна одна,
Но капли росы приютили
Тысячи маленьких лун...
Японская миниатюра
И вот он уже идет по земле Страны восходящего солнца, проходит по улицам, похожим на дорожки парка, мимо японских домиков. Они построены как бы на живую нитку. Раздвижные стены открывают домашнюю обстановку семьи. Зимой люди мерзнут, потому что домики продуваются ветрами, но о тепле здесь не заботятся, как будто жилье это создано только для лета, как гнездо. Елисеев увидел, что в них почти совершенно пусто, и вспомнил, что еще на пароходе пассажир-японец делился с ним своим ощущением европейского быта:
- Мальчишкой мне приходилось спать в портовом складе среди груд, штабелей и пирамид из товаров. Когда я сейчас был в Париже, я не мог уснуть: вещи будто надвигались, давили меня со всех сторон. Возникло чувство, что я попал на склад с товарами из моего детства. Мы, японцы, дом видим временным пристанищем.
То, что Елисеев услышал от словоохотливого соседа по каюте, сейчас подтверждалось полностью. "Как птицы живут", - думал он.
Поразительное чувство легкости и радости бытия охватило отзывчивую натуру. Он смотрел на красивые бухты, на многочисленные обрывы, острые пики, причудливые скалы, узкие шхеры. Острова местами были либо сплошь покрыты зеленью, либо образовали террасы, на которых ютились аккуратные поля или перелески. Изящные селения с садиками выглядели игрушечными, так очаровательны, миниатюрны были они.
Елисеев долго бродил по берегу и пригороду порта, потом нанял дженерикшу и отправился в торговую часть Нагасаки, памятуя давнее изречение одного туриста: "Чтобы за возможно короткий срок постичь город, надо посетить его кладбища и базары". Базаров в том понимании, к какому привык Елисеев в своих путешествиях, в Японии не было. Он заходил в разные магазины и видел груды товаров, составляющих в Европе исключительную редкость. "Всевозможные фонари, веера, экраны, зонтики, великолепные лакированные вещи, мебель удивительной резьбы, инкрустации, металлические и фарфоровые изделия, вазы. Идолы, работы из бамбука и соломы, шелковые вышивки и тысячи других безделушек". В Японии было мало фабрик, все создавалось руками местных кустарей. Они выделывали удивительно высокохудожественные вещи в мастерских, находящихся рядом с магазинчиками.
Характер японской природы удачно сочетался с веселой, находившейся в постоянном движении толпой. Японская толпа производила самое благоприятное впечатление как умением одеваться - не броско, не пестро, хотя ярко и разнообразно, так и умением держать себя - благодушием, написанным на лицах, мягкими движениями.