Вера Лукницкая - Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)
Ночь была дивная. Благоухая, тропический лес дышал ароматом, звезды блестели ярко, но еще ярче горели на деревьях рои светляков".
...А потом еще одна короткая встреча с Цейлоном... Елисеев возвратился на остров из поездки по Японии. Первая лодка причалила к борту, и первым из нее выскочил на палубу "Петербурга" сияющий Гранов.
Он был смугл, как туземец. Темноту кожи оттенял белый колониальный костюм: короткие, как у англичан, штаны, обтягивающие стройные загорелые ноги, на голове белая панама, в руках стэк.
- Рядом в шатре для тебя готов завтрак, а вечером мы идем в театр, улыбнулся Гранов, - там не обезьяны, там настоящие актеры.
В огромном балагане под шелковым сводом была устроена настоящая сцена. На сцене группа артистов - огнепоклонников из Индии. Ставили индийскую оперу.
- А между прочим, как ни странно, этот жанр искусства создал в Индии русский музыкант, служивший во дворце вице-короля Индии.
"Если эта история возникновения индусского театра верна, то остается только радоваться, что труды нашего соотечественника не пропали даром. Сцены поставлены интересно, игра прекрасна, голоса не оставляют желать ничего лучшего. Сначала мы даже не верили глазам и ушам своим, но самый индусский характер пьесы, костюмы, лица, мальчики в женских ролях, присутствие на сцене индуса, немилосердно колотившего в барабан, и, наконец, окружающая публика указывали на то, что мы находимся не в европейском театре. С особенным любопытством мы рассматривали зрителей, состоявших из разноплеменных представителей населения Цейлона... Всевозможные костюмы и разнообразные, нередко очень оригинальные головные уборы представляли такую любопытную этнографическую коллекцию, которой нельзя было не залюбоваться.
Что касается артистов, то всего лучше выходили у них комические роли; характерный юмор проходит через всю оперу, и мимика была так хороша, что не раз мы, не понимая ни одного слова, хохотали от души".
В антрактах друзья прогуливались в прекрасном пальмовом лесу, в котором расположен театр. Представление затянулось далеко за полночь.
Все индийцы были красивы и грациозны. Мальчики, игравшие женщин, искусно творили красавиц, полных неги и обаяния.
Но когда уже в десятый раз индиец вышел на сцену с барабаном и начал колотить в него, Гранов расхохотался. Он показал Елисееву на актера:
- Тар! Ей-богу, Тар.
Наутро друзья долго бродили по поляне, где был обезьяний театр, но ни Тара, ни других знакомых "артистов" не нашли.
- Не огорчайся, Саша. Завтра будет другой "спектакль". На рассвете мы выступаем в джунгли с самым опытным и смелым шикари охотиться на слонов. Представляешь себе, в западной прессе появляются портреты: "Знаменитый охотник на львов А. Елисеев одним выстрелом поражает двух слонов"; "Хвала русскому шикари!" Ладно, слонов трогать не будем, но леопарда или крокодила вези в свою кунсткамеру.
Вокзал был увит лианами. Они поехали на поезде по одной из живописнейших в мире дорог - Коломбо - Канди. Поезд мчался сквозь густые заросли пальм, фикусов, акаций и совершенно незнакомых растений. Стаи пестрых попугаев носились по верхушкам их. Ковер из красных лилий стелился прямо по насыпи. Ручьи каскадами слетали с пролетающих за окнами гор, сверкали озера, высились узорчатые пагоды, роскошные виллы, тонули в зелени маленькие соломенные жилища сингалезцев. В купе были сплошь европейцы. Елисеев хотел познакомиться с шикари, но Гранов растолковал, что даже самые высокообразованные цветные не могут в этой стране ездить вместе с англичанами.
- А в Индии?
- В Индии то же самое.
- А что ты еще вынес оттуда? - Елисееву было грустно и неловко...
- Природа прекрасна, как и здесь. Но... нищета и тысячи разных философий, которые уживаются рядом и даже переплетаются между собой.
Я прочел некоторые рукописи на санскрите, беседовал с мудрецами, но многого не понял. А многое, наверно, понял не так. В чужую культуру трудно войти. Надо жить по ее законам.
Там тысячи людей мрут от голода и болезней, живут на улице. Сотни мудрецов умирают, спокойно глядя в лицо смерти, принимая ее как разумный закон бытия, или как радость освобождения, или как некую "станцию перехода" и иное состояние. Они убеждены, что рождаются вновь и вновь. Они ищут свои следы в первом рождении.
Я прочитал в одной рукописи, что достигшему совершенства йогу завидуют боги.
- Я не очень понимаю, как тут сходятся концы с концами.
- Я понимаю еще меньше тебя, потому что я не понял даже того, что видел своими глазами. Там фантастическое живет, переплетаясь с буднями. На улице сидит с дудочкой заклинатель змей; змеи вьются вокруг его тела, шеи, копошатся в корзине, которую он носит на себе. Какие-то люди стоят по часу на голове, и проходящие спокойно кидают им монеты. То, что нам кажется факирством, шарлатанством, фокусом, там существует сплошь и рядом как норма. Один чародей показал мне книгу с медными страницами. На них возникали образы городов и стран, которые я хотел увидеть. Потом он проводил рукой, и... и они исчезали. Я запросто беседовал с человеком, который не ел сорок пять дней и собирался поститься еще. Он был прост и спокоен, улыбался. Я не встретил в его облике ничего особенного. Если он и был худ, то подобная худоба там вообще не редкость. Мне показали женщину-красавицу, по моему представлению, лет двадцати пяти. Оказалось, что ей шестьдесят три. Она из какой-то горной области.
Однако сотни людей там умирают так же, как наши мужики на Волге. Англичане же равно презирают несчастных дикарей и седых мудрецов, высасывая все богатство из истинных хозяев этой благословенной земли.
Гранов замолчал, глубоко вздохнув, затем вскинул глаза на друга.
Елисеев молчал, подавленный. Потом сказал:
- Я не буду сейчас рассказывать о Японии, потому что пишу заметки о том, что успел увидеть. Одно могу сказать: многое японцы уже переняли у Запада. Не к добру это.
- А как ты назовешь свои заметки? Может быть, "В стране гейш"?
- Пожалуй. Спасибо. Книжка за мной.
Они подъезжали к Канди.
Главная достопримечательность бывшей столицы кандийских королей древний храм - одно из священных мест буддизма. Храм Святого Зуба. На краю города среди цветущей зелени раскинулось изящное голубое озеро с узорчатой оградой. Посреди небольшой островок, на котором некогда находился королевский гарем. На берегу возвышался дворец королей Канди. Сейчас он превращен в английское учреждение. Храм - неподалеку и живет той же жизнью, что и столетия назад. Восемь золотых ларцов в главном хранилище, они отпираются двадцатью семью ключами и находятся у двадцати семи жрецов. В самом маленьком ларце, ключ от которого только у верховного жреца, спрятана величайшая святыня буддийского мира - зуб Будды.
Пока Гранов занимался организацией большой охоты, Елисеев отправился в пригород Перадению в великолепный ботанический сад, в котором собрано, по его словам, все, что есть в тропиках обоих полушарий. Там даже глаз ботаника не может сразу различить всего разнообразия листвы и цветов.
Вечером они остановились в селении рядом с пальмовым лесом, залитым сиянием луны, неподалеку от пагоды с изящной белоснежной дагобой буддистской святыней, воздвигнутой над какими-нибудь священными реликвиями и золоченым изваянием Будды.
- Волшебная феерия, - сказал Елисеев. - Когда я бродил по ботаническому саду, я думал, что, может быть, ты прав, иронизируя над моей рациональной географией. Пожалуй, я и впрямь неученый. Созерцание мощи и многообразия природы приводит меня в совершенное умиление. Представляешь, исполинские смоковницы на берегу реки. Река течет сквозь сад. Смоковницы пускают бесчисленные воздушные корни, и те вновь вырастают в деревья. Я обнял дерево и стоял несколько минут возле него, как возле дальнего друга, к которому много лет шел. Не смейся, как знать, может, это та самая смоковница, что снилась мне в детстве. Наверно, моя рациональная география - это жажда осуществить детскую мечту. Она символизирует единство людей.
- Не пугайся, я вовсе не собираюсь смеяться:
В дорогу жизни снаряжая
Своих сынов, безумцев нас,
Снов золотых судьба благая
Дает известный нам запас.
- Что ты замолк?
- Я не замолк. Просто дальше там не про тебя.
- Про кого же?
- Про тех, кто утратил мальчишеские сны. Наверно, про меня.
Нас быстро годы почтовые
С корчмы довозят до корчмы,
И снами теми путевые
Прогоны жизни платим мы.
Они молчали. Звон цикад, болтовня попугает, стоны, какие-то шорохи, вскрики, щелканье, писк и даже рычание хищников. Ночной лес переливался звуками так же богато, как дневными красками.
- Ты наивен, Андрей. Я тоже "уплатил" свои "прогоны", но просто другими снами. Может быть, я не сохранил те, что сохраняют другие. Я не жалуюсь, не считаю себя несчастным. Вряд ли есть на земле люди, что не оплачивают прогонов жизни. Так хочется доехать до своей последней корчмы не вовсе нищим, - грустно усмехнулся он. - Давай спать. Завтра великая охота.
