Евгений Осетров - Живая древняя Русь. Книга для учащихся
Пахотные земли заросли лебедой. На медных образках, которые носили люди, безвестные мастера изображали Марию, печально прижимающую ребенка. Матери, конечно же, не переставали любить своих детей, хотя народ, как отмечают историки, «находился в состоянии мертвенного оцепенения».
Перелистаем последующие страницы истории… «Владимирской Богоматери» суждено было вновь оказаться в центре важнейших событий.
Наверное, каждый современный москвич знает залитую электрическими огнями Сретенку, где бойко торгуют магазины, движутся автомашины, до глубокой ночи снуют пешеходы. И разумеется, мало кто обращает внимание на сравнительно небольшую церковку, что стоит поблизости от Бульварного кольца. А она имеет прямое отношение к участию Владимирской иконы в отечественной истории.
1395 год. До Москвы доходит слух о том, что «покоритель вселенной» Тамерлан вторгся в русские пределы, захватил и разграбил Елец и движется со своими несметными полчищами к белокаменной столице. Представьте себе ужас населения, пережившего всего тринадцать лет назад разорительное нашествие Тохтамыша.
Москва начала готовиться к обороне.
Правда, надежд на победу было мало. С Тамерланом шла тьма воинов, всю жизнь не расстававшихся с оружием.
Несмотря на военные приготовления, население Москвы находилось в панике.
Положение в самом деле было отчаянным. И тогда великий князь Василий, сын Дмитрия Донского, как об этом сообщает Η. М. Карамзин, «желая успокоить граждан любезной ему столицы… писал митрополиту, чтобы он послал за иконою Девы Марии». Не надо думать, что это была единственная мера, на которую решился Василий. Князь собрал всех способных носить оружие и вышел навстречу дерзкому захватчику.
Икону «Владимирская Богоматерь» из города на Клязьме привезло посольство, посланное князем Василием Дмитриевичем и митрополитом Киприаном, в Москву. Все горожане и жители окрестных сел, что не ушли в ратное ополчение, вышли встречать святыню.
Это было на Кучковом поле двадцать шестого августа 1395 года.
На следующий день стража Москвы рано утром увидела всадника, который мчался на взмыленной лошади по направлению к городским валам. Ударило било. Измученный гонец в льняной, пропахшей соленым потом рубахе взошел на видное место. Он снял шапку, поклонился на четыре стороны и объявил: «Радуйтесь, добрые люди. Нечестивый Тамерлан и его поганое воинство, не приняв сражения, обратились вспять. Ночью татары оставили Елец и бегут прочь от Русской земли».
Тысячи горожан устремились на Кучково поле, где днем и ночью шел молебен перед Владимирской иконой. Уже пелась сочиненная по такому необычайному поводу стихира «Умилительная».
Когда победное войско, не потеряв ни единого человека, отогнало полчища Тамерлана и вошло в ликующую Москву, жители встречали его шумно и радостно.
Событие было столь знаменательным и редким, что в его честь ровно через год на Кучковом поле в Москве возникла Сретенская церковь.
Древнерусские писатели не могли не задуматься над тем, что же заставило грозного Тамерлана, не знавшего поражений, обратиться вспять. Была, в частности, сочинена широко бытовавшая в списках безымянная «Повесть о Темир-Аксаке». Сначала в ней рассказывалось, как Тамерлан покарал своего строптивого вассала Тохтамыша, сообщалось о походах Железного Хромца в далекие южные страны, где после его пребывания даже трава не росла, а на месте цветущих городов и селений появлялись дикие пустыни. Вторая часть ее была посвящена описанию того, как из Владимира в Москву несли чудотворную икону, как в белокаменной ее встречал народ. Средневековому писателю в этом событии виделось чудо. Он написал, что Тамерлану ночью пригрезился сон. Тамерлан ясно узрел идущих на него святителей «с золотыми жезлами» и «жену некую, в багряные ризы одешу». Тогда Тимур «ужасно вскочи, яко от тресновен бысть», и, собрав своих сподвижников, сообщил о том, что видел, и услышал от них следующее: «…на русских движемся все и без успеха метемся». Устрашенное небесным знамением, войско в ужасе обратилось вспять.
Поэтическая легенда, созданная народом, нашла свои многочисленные воплощения в фресковой и станковой живописи. Кому приходилось бывать в Ярославле, тот, конечно, помнит церковь Николы-Меленки, построенную местными мастерами в самом начале восемнадцатого века. На ее северной стене стенопись — сцены нашествия Темир-Аксака на Москву, переноса владимирской иконы и другие фрески, тематически связанные с памятным эпизодом истории.
В прошлом веке Η. М. Карамзин так повествовал о Тамерлане и его армии: «Сокровища, найденные ими в Ельце и некоторых городах рязанских, не удовлетворили их корыстолюбие и не могли наградить за труды похода в земле северной, большей частью лесистой, скудной паствою, и в особенности теми изящными произведениями человеческого ремесла, коих цену сведали татары в странах Азии».
Конечно, Карамзин, как и его современники, имел весьма смутные представления о наших древних сокровищах.
Но надо помнить и другое. Тамерлан только что разгромил в кровопролитной схватке своего недавнего вассала Тохтамыша. Потери были огромными. «Завоеватель вселенной», как его именовали приближенные льстецы, не мог не помнить о судьбе полчищ Мамая, о Куликовом поле, где его недавний предшественник потерпел жестокое поражение. Историки также пишут о том, что Тамерлан вторгся в русские пределы по инерции, преследуя убегавшего Тохтамыша, и в планы Железного Хромца не входила война с Москвой и новые кровопролитные схватки.
Знаменитая икона была помещена в соборе Московского Кремля, но Владимир властно заявил свои права на византийскую святыню. Город на Клязьме считал себя единственным и законным владельцем иконы.
Чтобы Владимир не помнил зла и не таил обиды на Москву, великий князь объявил, что во Владимир будет послан для украшения Успенского храма именитый изограф Андрей Рублев и его содруг Даниил Черный.
Вот как описывает эти события И. Э. Грабарь:
«Ввиду настойчивых ходатайств владимирцев о возвращении иконы, московский князь, желая их хоть чем-нибудь утешить, посылает во Владимир в 1408 году Даниила-иконника и Андрея Рублева для украшения Успенского собора, поновления его обветшавшей росписи и написания новых икон». В это именно время во владимирском соборе появляется копия с задержанной в Москве иконы, присланная московским князем и долженствовавшая заменить владимирцам потерянный оригинал.
Копией, в этом смысле слова, как мы его понимаем теперь, этой иконы назвать нельзя, но в то время не только русский икон-ник, но и итальянский мастер копировали настолько свободно, что эти копии являлись в лучшем случае лишь вольным пересказом оригинала. Это очень хорошо иллюстрируется одним эпизодом легенды об иконе «Владимирская Богоматерь». «Князю Василию Дмитриевичу наскучили вечные ходатайства и паломничества владимирцев. Когда одна из таких депутаций стала угрожать князю открытым восстанием, он велел заковать назойливых ходатаев в железо, а во Владимир послал отряд для подавления недовольных силою. На другой день после этой расправы пономарь кремлевского Успенского собора, открыв храм, увидел в нем вместо одной иконы „Владимирская Богоматерь“ две совершенно сходные, и не было возможности отличить, какая из них подлинно владимирская. Когда об этом было доложено князю и он лично убедился в тождестве двух икон, он тотчас велел освободить заключенных и предложил им выбрать любую. Выбранная была увезена во Владимир, после чего ропот там прекратился»[3]. Она оказалась подлинником.
Византийско-русской иконе было суждено еще один раз посмотреть в глаза кочевникам грабителям.
Московский летописный свод повествует, как нижегородский боярин Семен Карамышев по наущению своего князя Данило Борисовича навел полчища Талыча на Владимир в 1410 году. «Окаянные», как называли тогда кочевников-грабителей, сначала укрылись в заклязьминском лесу, а в полдень, увидав, что у городской ограды никого нет, сначала захватили стадо, а затем бросились сечь и грабить людей. Драма разыгралась возле Успенского собора, куда успела укрыться часть людей. Ключарь Патрикей спрятал горожан и драгоценные сосуды на верху церкви, а затем, убрав лестницы, стал «пред образом пречистые плачася». Татары ворвались в собор и учинили Патрикею жестокие пытки. Летописец говорит о мужестве и стойкости Патрикея: «Он же никако не сказа того, но многие муки претерпе. на сковороде пекоша и за ногти щепы биша и ноги порезав, ужа вздергав, на хвосте у конь волочища, и тако в том муце скончашеся».
Грабители ободрали драгоценный оклад с иконы «Владимирская Богоматерь». Неизвестные люди тайно передали ее митрополиту московскому Фотию, находившемуся во время татарского набега во Владимире. Захватчики гнались за Фотием и его спутниками, но он, по старому обычаю, укрылся в лесах.
