Аркадий Белинков - Юрий Тынянов
Пушкин продолжает старое стихотворение «Вольность», старые стихотворения о вольности. Только теперь человеческая вольность вообще становится конкретной вольностью поэта. Менялось время, и менялся Пушкин, но конфликт поэта с государством оставался. Теперь старый конфликт переносился в новую область. Обстоятельства складывались так, что, начиная с 1826 года, попасть в крепость или в Сибирь было гораздо легче, чем да 1826 года, и поэтому Пушкин, уже едва не попавший в крепость или в Сибирь, стал осторожнее. Любви к самовластию Пушкин не научился ни в ссылке, ни по возвращении из нее. Зато он научился прятаться и обманывать. Когда он говорит, что ему «мало горя», «свободно ли печать Морочит олухов, иль чуткая цензура В журнальных замыслах стесняет балагура», и что ему «иные, лучшие… дороги права» и «Иная, лучшая потребна… свобода[226] (а до этого дважды говорит о «тайной свободе»[227]), то с достаточным основанием можно предполагать, что в устах такого человека, каким был Пушкин, подобные декларации становятся одним из способов не сказать того, что» он думал на самом деле. Иная, лучшая, тайная свобода… Когда прекрасна «тайная свобода»? Из этого стихотворения становится совершенно ясным: тогда, когда нет явной. Но и тайная свобода — это лишь такая, да которой еще не добрались, чтобы уничтожить и ее.
Пушкинская враждебность государству приняла новую форму. Старый конфликт был перенесен в область Эстетики. Больше не изменилось ничего.
История переломилась, изменилось время, и писать стихи, по темам и фразеологии подобные тем, какие ок писал в ранней молодости, стало невозможным. Писать же стихи, которые могли бы понравиться государству, он не хочет. Тогда Пушкин стал писать о том, что он с презрением относится к попыткам помешать ему делать, что он считает нужным, и заставить его делать, что считают нужным они. Он не может писать, что хотел бы, зато он не станет писать то, что хотят они. Пушкинские стихи Этой поры вызваны теми же причинами, что и стихи до ссылки, и отличие их от ранних стихов только в том, что в ранних стихах поэт говорит о враждебном государстве прямо и вступает в конфликт с ним из-за самовластия, а в более поздних он прямо о государстве не говорит и конфликт с самовластием переводит в область идеологии. Конфликт человека с государством остается, только человек в эти годы приобретает конкретное обличив поэта. Поэтическим эквивалентом написанной в пору возникновения первых тайных обществ «Вольности» после разгрома восстания становятся стихи, которые впоследствии эстеты считали созданными специально для них.
В эти годы Пушкин пишет вещи, которые после его смерти вызвали пароксизмы возмущения, и как раз именно у врагов самодержавия, но не заставили задуматься над тем, что при жизни поэта это возмущение могло бы разделить государство, эстетическая позиция которого резко разошлась с позицией поэта.
До первой ссылки Пушкин выступил против государства открыто и вызывающе. Это выступление не только совпало по времени с «прекрасным началом» александровского царствования, но и было вызвано теми же причинами, которые привели к восстанию. Потом была ссылка. Потом была картечь на Петровской площади, преследования, казни, крепости, Сибирь, Кавказ. Наступило новое время, и пришли новые люди. Петербург, который он покинул в мае 1820 года, был совсем не таким, каким он застал его в мае 1826-го.
Хорошо представляя уже в 1816 году, что
…возвещать нам истины опасно…Гонения терпеть ужель и мой удел? [228]
он все-таки не испугался гонений и вел себя дерзко и вызывающе. Было другое время, у времени было другое настроение, незадолго до этого кончилась Отечественная война, была «лицейская республика», лекции Куницына, ему было семнадцать лет.
Ко времени возвращения в Петербург никакого примирения с государством не состоялось, а изменилась лишь форма конфликта. Существом же конфликта по-прежнему оставалась вольность. Он отказывается от «учительства», поняв, к какому учительству его призывают. Это приводит к обострению конфликта. Появляется цикл стихов, в которых поэт произносит желчные тирады против своих врагов, защищая свою свободу. Свобода — это независимость поэтического творчества. По резкости эти высказывания tie уступают стихам первого периода. Стихи, в которых поэт отказывается исправлять сердца малодушных, коварных, бесстыдных, злых и неблагодарных собратий, стали называться эстетами «аполитичными» стихами.
Это одно из самых странных недоразумений в истории русской литературы. Беспочвенность недоразумения становится очевидной уже при чтении этих стихов вместе с другими стихами, написанными в это же время. Оказывается, что они написаны одновременно со стихами, для эстетов неприемлемыми. Если посмотреть на сделанное Пушкиным в это время с точки зрения эстетов, то действительно происходит что-то непонятное.
В 1827 году написано стихотворение, обращенное к декабристам, — «Во глубине сибирских руд», а сразу же следом за ним — «Соловей и роза», предвосхищающее мотивы стихотворения «Эхо» и говорящее о том, что поэт обречен на непонимание. 16 июля он пишет «Арион» — прикрытый аллегорией рассказ о судьбе декабристов и самого поэта в связи с декабризмом, а 15 августа — программное, декларативное, «эстетское» стихотворение «Поэт». 17 сентября написано стихотворение «Близ мест, где царствует Венеция златая», с той же, что и раньше, темой «пения для забавы» и отсутствием «отзыва», а 19 октября в стихотворении, посвященном лицейской годовщине, он шлет привет декабристам, томящимся «в мрачных пропастях земли».
Поэт пишет одно политическое стихотворение, другое аполитичное, эстетское… Сегодня такое, завтра другое. И вроде бы ему все равно. Это, конечно, несерьезно. Поэтическое развитие Пушкина было катастрофически быстрым, но оно было последовательным. Одни стихи Пушкина не отрицают и не исключают других его стихов, тем более написанных чуть ли не в ту же неделю. «Эстетские», то есть «аполитичные», стихи Пушкина такие же политические стихи, как и те стихи, которые в этом смысле сомнения не вызывают. В них та же борьба с государством, что и в ранних стихах, с той только разницей, что борьба перенесена на другую почву. «Эстетские» стихи Пушкина — это такие политические стихи. Когда искусство захлестнул потоп речей «патриотических» трубадуров и поэт имел все меньше возможностей говорить то, что он считал нужным говорить, тогда единственно возможным выходом стали «эстетские» стихи. Можно допустить, что Пушкин хотел сказать «Прочь, негодяи!», а сказал: «какое дело Поэту мирному до вас!». После разгрома декабризма наступило время, когда политическими стихами стали стихи, в которых не было политики, и когда важным было не только то, о чем пишет поэт, но и о чем он молчит. Молчать — это значило не говорить о том, о чем хотят, чтобы он говорил. Эстеты 60-х годов, показывавшие своим врагам «Поэта и толпу», забывали (или делали вид, будто забывали), что те, кого они считали своими учителями, в годы после разгрома декабризма были врагами военно-феодальной монархии. Пушкин писал «эстетские» стихи только потому, что другие политические стихи после разгрома восстания было невозможно печатать. Не для печати, как в молодости «Вольность», «Noël» и эпиграммы, было написано «Во глубине сибирских руд». Стихотворение «Поэт и толпа» отличается от других политических стихов только большей спрятанностью намерения и материалом. Когда за политические стихи, не нравящиеся монархии, отправляют в Сибирь, то, естественно, возможности поэта сужаются и выбор становится ограниченным: он может или стать «пиитом»[229] «чтобы воспеть подвиги своих соотечественников»[230], или «небом избранным певцом», который «молчит, потупя очи долу»[231]. Не имея возможности сказать о государстве то, что он о нем думает, Пушкин гордо молчит. Примирения не было. Прощения не было. Великий политический поэт печатает свои произведения под псевдонимом «Небом избранный певец».
Что же такое пушкинское «эстетство»? Стремление к независимости. Такое стремление вызывает ненависть и отвращение тиранического государства, которое независимости не терпит. Оно желает, чтобы воспевали его благородство, могущество и беспощадность, цвет лица и возвышенные чувства.
Все это должен был делать Пушкин.
Всякая попытка заставить его откликнуться дифирамбом вызывает ярость.
Весьма умеренная фраза в книге Виктора Фонтанье «Путешествия на Восток, предпринятые по повелению французского правительства с 1821 по 1829 гг.» о том, что он, Пушкин, отправился на войну, «чтобы воспеть подвиги своих соотечественников», приводит его в бешенство [232].
Булгарин и прочие мерзавцы русской общественной мысли не могли снести «Домика в Коломне». Они жаловались на то, что «путешествие за кавказскими горами и великие события, обессмертившие последние годы, не придали лучшего полета гению Пушкина»[233].
