Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий - Юрий Михайлович Лотман
Пропуск двух строф в окончательном тексте отмечал границу между частью, посвященной характеристике героя (строфы I–XII), и описанием его дня (XV—XXXVI). Характер Онегина в том виде, в каком он рисуется в первых двенадцати строфах, отмечен противоречием между чертами, позволяющими включить его в круг молодежи, испытавшей воздействие Союза Благоденствия, и свойствами, полностью несовместимыми с такой характеристикой. Онегин то приближается к идеалу «умного человека», то сливается с полярно противоположным ему типом «светского молодого человека». Колебание в этом типологическом поле создавало возможность переключения тона повествования то в сатирический, то в иронический, то в лирический план.
Выделение истории дня светского франта как особой сатирической темы (ср.: Толстой Я. Н. К петербургскому жителю // Мое праздное время. СПб., 1821; параллели между стихотворением Я. Н. Толстого – приятеля П по «Зеленой лампе» – и строфами, посвященными дню Онегина, дают картину убедительных соответствий, см.: Бродский. С. 85–86) вполне закономерно в контексте общественных настроений 1820-х гг. Жизнь петербургского франта подчинялась общему закону дворянской культуры – стремлению к ритуализации быта, почти полностью исключавшей возможность индивидуального распорядка дня. В этом смысле жизнь франта приближалась к таким, казалось бы, далеким от нее и строго организованным формам, как быт офицера или течение «работ» в масонской ложе. Во всех этих случаях последовательность моментов (дня или заседания) строго устанавливалась и не подлежала индивидуальным вариациям.
Поколение декабристов, выдвинув требования для человека активно формировать свое поведение и лично отвечать за поступки, резко воспротивилось ритуализации быта. «Деятельной праздности» светского ритуала противопоставлялось свободное уединение, кабинетная работа мысли. И парад, и масонская ложа стали восприниматься как тягостные и бессодержательные обряды. Мишенью сатирических стрел делается механическое однообразие раз навсегда заведенного светского ритуала, тема «потери времени».
XV, 1 – Бывало, он еще в постеле… – Распорядок дня франта сдвинут по отношению к средним нормам светского времяпрепровождения. День Онегина начинается позже обычного («проснется за-полдень»). Ср.: «В высшем обществе день начинался довольно рано: в 10 часов вставали, обед происходил обыкновенно в 4–5 часов» (Северцев Г. Т. Петербург в XIX веке // Историч. вестник. 1903. Май. С. 621). См. с. 91–99.
5 – Там будет бал, там детский праздник. – Детский праздник – бал для подростков. «Дамами» на детских праздниках были 13–16-летние барышни, приезжавшие в сопровождении матерей. Однако возраст «кавалеров» мог быть самый разнообразный. Ср. описание «детского праздника» у Иогеля в «Войне и мире» (т. 2, ч. 1, гл. 12). Детские праздники начинались и оканчивались раньше обычных балов, так что молодой человек мог успеть еще заехать с детского праздника в театр, а затем поехать на бал.
10 – Надев широкий боливар… – Курсив и фамильярно-метонимическая замена шляпы именем прославившего ее политического деятеля указывают на сознательное использование П жаргонизма из диалекта франтов. Боливар Симон (1783–1830) – вождь национально-освободительного движения в Латинской Америке, кумир европейских либералов 1820-х гг. Судя по иконографическим материалам, П носил шляпу à la Bolivar. Ср. в романе В. Гюго «Отверженные»: «Это происходило во времена борьбы южноамериканских республик с испанской короной, борьбы Боливара с Морильо. Шляпы с узкими полями составляли принадлежность роялистов и назывались “морильо”, либералы облюбовали шляпы с широкими полями, носившие название “боливаров”» (ч. 1, кн. 5, гл. XII).
11 – Онегин едет на бульвар… – Бульвар (см. с. 93) – Невский проспект в Петербурге до весны 1820 г. был засажен посередине аллеей лип и в бытовой речи именовался бульваром. Около двух часов дня он был местом утренней прогулки людей «хорошего общества». «…Чем ближе к двум часам, тем уменьшается число гувернеров, педагогов и детей: они наконец вытесняются нежными их родителями, идущими под руку с своими пестрыми, разноцветными, слабонервными подругами» (Н. В. Гоголь, «Невский проспект»).
13–14 – Пока недремлющий брегет / Не прозвонит ему обед. – Брегет – часы фирмы парижского механика Брегета (вернее, Бреге) Абрахама-Луи (1747–1823). Поведение Онегина во многом не совпадает с нормами дендизма, отклоняясь в сторону традиционного поведения русского щеголя-петиметра. Ср. употребление часов «безмозглым петиметром» в «Щепетильнике» В. И. Лукина: «…они будут его разбужать по полуночи в двенадцатом часу и позже; <…> будут показывать время, когда должно ему скакать на свидание с любовницею…» (Русская комедия и комическая опера XVIII века. М.; Л., 1950. С. 101–102).
Ср., с другой стороны, в «Пелэме…» Э. Бульвер-Литтона: «– Скажите, мистер Пелэм, а вы уже купили часы у Бреге? – Часы? – переспросил я. – Неужели вы полагаете, что я стал бы носить часы? У меня нет таких плебейских привычек. К чему, скажите на милость, человеку точно знать время, если он не делец, девять часов в сутки проводящий за своей конторкой и лишь один час – за обедом? Чтобы вовремя прийти туда, куда он приглашен? – скажете вы; согласен, но – прибавил я, небрежно играя самым прелестным из моих завитков, – если человек достоин того, чтобы его пригласить, он, разумеется, достоин и того, чтобы его подождать» (Бульвер-Литтон. С. 74).
Прозвонит ему обед. – Карманные часы «с репетицией» были снабжены механизмом, который, если надавить на специальную пружинку, «отзванивал» время. Таким образом, время можно было узнавать, не раскрывая крышки, прикрывавшей циферблат. Мода на часы фирмы «Брегет» поддерживалась не только их точностью, но и тем, что А.-Л. Бреге никогда не производил двух одинаковых часов. Каждый образец был уникальным. В музейном собрании Московского Кремля хранится брегет с семью циферблатами, показывающий часы, минуты, месяцы календаря Великой французской революции (часы производства 1792 г.) и грегорианского календаря, дни недели и декады.
XVI, 2 – «Пади, пади!» – раздался крик… – «Пади!» – крик форейтора, разгоняющего пешеходов. Быстрота езды по людным улицам составляла признак щегольства. «…Все,
