Константин Фрумкин - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 5
Широкая накидка с капюшоном, надежно скрывшая принца от любопытных взглядов, и сандалии-варадзи придавали Дайдзиро вид странствующего монаха. Впрочем, у храма было почти безлюдно — а вот дальше, в узких переулках Веселого Квартала, освещенных дрожащим пламенем факелов и плошек с жиром, украшенных гирляндами красных фонариков, ворочалась толпа. В эти неспокойные дни город задыхался от притока чужаков. И все они веселились, натужно и жалко, все пили и жрали в три горла, все наведывались к гейшам, если позволяли средства, а если нет, то к обычным шлюхам, и дарили им браслеты, и хлестали саке, и над курильнями поднимались сладкие облачка опиума. Последние дни мира… Дайдзиро усмехнулся. Сколько уже он видел этих последних дней там, в Киган-ори. Кто бы мог подумать, что лихорадка отчаяния доберется и до родного дома?
В трактире Нурисаки дым стоял коромыслом. Компания небогатых самураев из провинции уже рассталась с конями и сейчас пропивала мечи. Два борца сумо топтались в углу, набивая себе цену перед завтрашним поединком. Несколько темнолицых бродяг, судя по виду — выходцев из приморского княжества Гихто, резались в кости. Тяжело и неприятно пахло гарью, потом и рисовой водкой. Кивнув хозяину, принц толкнул небольшую дверцу и прошел в заднюю комнату, а оттуда — в темный переулок. И быстро спрятался за толстым стволом бонбо. Выждал. Никто за ним не последовал. Переулок был тих, только не по-осеннему горячий ветер носил и мотал в пыли листок бумаги. Похожий белый лист был приклеен к забору, перекрывающему вход в проулок. В сумерках слова слились в темные муравьиные тропы, сбегающие вниз, к сухой, заросшей бурьяном земле.
Убедившись, что слежки нет, принц вышел из-за дерева. Торопливой походкой он миновал темные задники домов — и не поверишь, что в пяти шагах бурлит и клокочет Шинсе, ведьминский котел центральной улицы Веселого Квартала. Обогнув маленький буддистский храм и зловещую бамбуковую рощу Хори, где после полуночи слышались нечеловеческие голоса и шепот, Дайдзиро спустился к реке. У воды пахло рыбой, водорослями и особенно сильно нечистотами. Темная, маслянисто блестящая лента тянулась на запад, подныривая под тысячи мостов и мостиков. Фурисоде, чьи длинные рукава скатывались с окрестных гор — игривая девчушка весной, иссохшая старуха летом и сварливая, обманутая жена осенью, когда тело ее разбухало от холодных дождей. В этом году дожди запаздывали, дни мучили жарой, ночи оставались душными, и Фурисоде медленно пробиралась между пологих глинистых берегов: присмотрись, и увидишь согнутую старческую спину и постукивающую по выступившим из воды камням клюку.
Дайдзиро присматриваться не стал. У реки он решительно свернул налево и пошел по дорожке, которая вскоре привела его к группе низких строений. Остановившись у крайней справа хижины, он трижды стукнул в дверь. Ответа пришлось ждать долго. В высокой траве трещали цикады. Перемигивались первые звезды. Красноватая, огромная и переменчивая звезда — Подмышка Дракона, как же она называлась по-гайдзински? — смотрела свирепо и голодно. Вокруг нее вращалась планета Геод. На Геоде жили нелепые высокие священники в рясах, с белыми лицами и белыми глазами, не видящие ши-майне, не слышащие биения Сердца. И хорошо, подумал принц, что Совет запретил им открывать миссии на Ямато. Хайдеки сколько угодно может рассуждать о спасении, но ради спасения не швыряют душу в пасть дракона, не заключают союзов с призраками и мертвецами. Не любой ценой, привычно спорил принц с отсутствующим собеседником. Не любой ценой.
Дверь скрипнула, открываясь, и ноздри принца щекотнул тошнотворно-сладкий запах. В руке у привратника была лампа. Дайдзиро чуть сдвинул назад капюшон, показывая лицо, и негромко спросил:
— Господин Шитсу здесь?
Привратник молча кивнул и, согнувшись в почтительном поклоне, отступил в сторону.
Весь пол в курильне был устлан мягко пружинящими циновками. Принц ненавидел эту мягкость, ненавидел тусклый свет, ненавидел тонкие струйки дыма, исходящие от палочек с благовониями, — как будто хозяева поганого места хотели заглушить все здесь пропитавший запах опиума, хотели и просчитались. У Дайдзиро немедленно закружилась голова. Он осторожно переступал через тела, валяющиеся в первой комнате прямо на полу, — остекленевшие глаза, выпавшие из пальцев трубки, неглубокое дыхание. В задней комнате, предназначенной для благородных, сейчас не было никого, кроме толстого, большого человека, вольно раскинувшегося на лежанке. У ног его сидела завернутая в накидку фигура, то ли девочка, то ли мальчик, не поймешь. Сидящий держал курильщика за руку, не позволяя его душе окончательно ускользнуть в дымные объятия дурманного зелья. Заметив принца, Проводник почтительно вытащил из пальцев своего хозяина трубку и с поклоном выскользнул из комнаты. Толстый человек заворочался и открыл глаза.
— Ах, это ты, — недовольно пробормотал Дайтаро. — Зачем пришел?
Его парадный хаори — неужели брат заявился сюда прямиком с Совета? — был измят и запачкан чем-то коричневым. Дайдзиро брезгливо расчистил место на лежанке и присел. Круглые глаза Его Сиятельства Наследника смешливо сощурились. Он приподнялся на локте.
— Я позову Икичи. Она набьет и тебе трубочку.
Дайдзиро поморщился.
— Ты же знаешь — я не курю.
— Ах да. Я и забыл. Ты продал душу другому демону. Кстати, братик, ты никогда не задумывался, чем ваше знаменитое Киган-ори отличается от маковой отравы? Те же видения, то же бегство…
Ори брата была зеленой и имела вкус кислых диких яблок. Странная ори для Наследника — вот и Наследник получился странный.
— Ну, говори, — потребовал Дайтаро.
— Я ухожу, — неохотно сказал младший принц.
— Уходишь? Куда это ты собрался? К речным демонам на крестины?
— Ты знаешь, куда.
— А.
Ярко блестящие глаза сощурились еще больше.
— Все же решил сбежать в Киган вслед за своим сэнсэем?
— Я хочу…
— И хорошо, — продолжал брат, не обращая внимания на слова Дайдзиро. — И правильно. Только сейчас я начал понимать, как старина Бишамон нас всех обвел вокруг пальца. Мне-то казалось, что он одержимый и гоняется за собственной смертью, — а вот ничуть не бывало. Это мы, благородные потомки Дома Ши, одержимы смертью, недаром и имечко себе выбрали подходящее. Это нам не терпится на тот свет, нам, а не ему. Он пересидит в Кигане, мы — сдохнем на пороге родного дома. Ши! Ха! Ходячие мертвецы и поэты… Я сочинил вчера стихотворение, постой, как же там было… А, вот:
Капля росыУпала на землю, спасаясь от жаркого солнца,Но выпила каплю земля.
Дайдзи, мы и есть эти глупые росяные капли, зажатые между испепеляющими лучами и иссохшей от жажды землей. Нам никуда не деться… Постой…
Дайтаро ухватил брата за рукав и напряженно нахмурился.
— Я хотел тебе что-то сказать… Хотел сказать… В голове путается…
— Я же тебе говорил, — не преминул укоризненно заметить младший, — бросай курить свою дрянь…
— Нет, подожди, я не о том хотел…
Опухшие в суставах пальцы сосредоточенно потирали влажный от пота лоб. Черные волосы старшего принца слиплись грязными сосульками. Дайдзиро неожиданно стало пронзительно жалко брата. Все — включая его, Дайдзиро — считают Его Сиятельство дураком, пьяницей и опиоманом. А ведь Дайтаро совсем не такой. Он очень тонок и раним, оттого и опиум, оттого и выпивка. Он просто заглушает боль. Потому брат и бежит от собственной ори, кислящей, приводящей в чувство, как хорошая оплеуха или как свежий ветер с гор. Ори заставила бы его опомниться и действовать, но душа старшего принца слишком нежна и неспособна к принятию жестких решений. Как жаль, что придется оставить его сейчас. Ненадолго — Киган-ори длится от рассвета и до следующего заката, сколько бы времени ни прошло в Кигане. И все же… Надо, по крайней мере, увести его отсюда. Дайдзиро уже протянул руку, приготовившись обнять брата за плечи и помочь тому встать, когда курильщик шумно хлопнул себя по лбу.
— Да. Я вспомнил. Хайдеки. Он — не человек и уж точно не тот, за кого себя выдает.
Младший принц опустил руку и нахмурился.
— Что ты имеешь в виду?
— Хайдеки? Он — демон или что-то похуже демона. Ты мал был, не помнишь, а я-то почти уверен, что настоящему Хайдеки не удалось бежать к своим прекрасным друзья-лемурам. Он был толстый, одышливый парень, почти, как я, а корабль стоял в роще Инари за городом, в пяти ри от дворца. За Хайдеки неслась толпа с камнями… Говорят, труп выловили из реки… Я плохо помню.
— Его узнали многие…
— Конечно, узнали. Лемуры — все как один чародеи и оборотни. Даже если его и не убили тогда… Я послал шестерых закончить дело, шестерых отборных бойцов, сам Отец Якудза клялся мне, что нету их лучше. А двое из них были сведущи в тайном искусстве…
