Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова

334

Письмо Пастернака Паустовскому от 12 июля 1956 г. (Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Письма. М., 1992. С. 547 (курсив здесь и далее наш. — М. Ч.).

335

Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Письма. М., 1992. С. 553.

336

Письмо к Н. Табидзе от 21 августа 1957 г. Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Письма. М., 1992. С. 551.

337

«А за мною шум погони…». С. 153.

338

Знаменитый скрипач Марк Лубоцкий в 1991 г. рассказывал нам в Гамбурге, как в 1974 г., еще живя в Советском Союзе, он приехал на гастроли в Новосибирск и, улетая, показал в аэропорту провожавшей его слушательнице (преподавательнице музыкальной школы) страницу изданного на Западе «Доктора Живаго», относящуюся к музыке. Они обсудили этот пассаж, он спрятал книгу в портфель и улетел, а несколько лет спустя узнал, что эту даму сразу же после его отлета затаскали в КГБ: «Предъявите запрещенные книги, которые он вам оставил!» Предъявить она, естественно, ничего не могла, ее не арестовали, но вычеркнули из очереди на жилье, в которой она стояла много лет… Эту историю — одну из многих — я не раз вспоминала, когда слышала в 1988 г. (когда роман издали в России) от московских снобов: «Да его же все читали!..»

339

«А за мною шум погони…». С. 153.

340

В этом альманахе тогда же пытались напечатать (безуспешно) отвергнутый в год создания (1933) самим Горьким, то есть самым что ни на есть либеральным советским цензором, роман Булгакова «Жизнь господина де Мольера».

341

«А за мною шум погони…». С. 153–154.

342

Наши аргументы в пользу его авторства мы излагали в разных работах. См., например, в статье о Шолохове главку «Кто автор „Тихого Дона“?» в Энциклопедии для детей. Т. 9. Русская литература. Часть вторая. XX век (М.: Аванта+, 1999. С. 408–409); К проблеме «ET»: Феномен советского писателя как специфического агломерата биографии и творчества // Revue des Etudes Slaves. Paris. 2001. LXXIII/4. P. 637–649.

343

Поливанов М. Тайная свобода // Литературное обозрение. 1990. № 2. С. 105. Принадлежавший к одному с Пастернаком поколению, Булгаков не решал, однако, тех же вопросов, поскольку никогда не ждал добра от революции и уже осенью 1921 года, попав в Москву, ощущал себя «под пятой» (название его дневника тех лет) победителей. И его итоговый роман написан был уже к началу 40-х годов, обозначив собою конец первого цикла, а не после него, как «Доктор Живаго» (см. нашу статью «Пастернак и Булгаков: рубеж двух литературных циклов» в настоящем издании).

344

См. его письма А. С. Серафимовичу от 1 апреля 1930 г., Е. Г. Левицкой от 2 апреля 1930 г. и др. (Шолохов М. А. Письма. С. 51–55).

345

2 апреля 1930 г. Шолохов пишет Левицкой, что предложенные Фадеевым изменения для него «неприемлемы никак. Он говорит, ежели я Григория не сделаю своим, то роман не может быть напечатан. <…> Делать всю вещь — и, главное, конец — так, как кому-то хочется, я не стану. Заявляю это категорически. Я предпочту лучше совсем не печатать, нежели делать это помимо своего желания, в ущерб и роману и себе. Вот так я ставлю вопрос. И пусть Фадеев (он же „вождь“ теперь…) не доказывает мне, что „закон художественного произведения требует такого конца, иначе роман будет объективно реакционным“. Это не закон» (Шолохов М. А. Письма. С. 54).

346

Шолохов М. А. Письма. С. 74.

347

В апреле 1932 г. он пишет Е. Г. и И. К. Левицким: «С № 5 „Октября“ я сызнова и по собств<енному> почину прекращаю печатание „Тих<ого> Дона“. Зарезали они меня во 2 №, несмотря на договоренность. А я этак не хочу. Видимо, дело с печат<анием> 3 кн. придется всерьез отложить до конца 2 пятилетки» (Письма. С. 79). В № 5 и 6 «Октября» вместо очередных глав романа, в самом конце, петитом, без обозначения в оглавлении, были напечатаны три фрагмента со следующим редакционным уведомлением: «По техническим причинам (рассыпан набор) из № 1 и 2 в романе „Тихий Дон“ выпали следующие куски». Далее под заголовками «Конец XII главы», «Конец XXXI главы» и «Конец XXXIII главы» они «были напечатаны» — далее шли пояснения к фрагментам. Другого такого случая — отдельного печатания текста, удаленного явно из цензурных соображений, за эти годы мы не знаем. Не все купюры были воспроизведены в данном номере журнала, но в «том же 1932 г. Шолохов восстановил ряд изъятых из текста кусков при издании романа в Гослитиздате» (Письма. Примеч. 3 к письму 46. С. 80–81).

348

Шолохов М. А. Письма. С. 163. Только во второй половине 1937 года Шолохов изменил свое решение (см. там же на с. 164 примечание к письму 86).

349

Шолохов М. А. Письма. С. 114, 119, 124, 132.

350

Шолохов М. А. Письма. С. 135–136 (курсив наш. — М. Ч). Лидия Гинзбург, по возрасту — из поколения Шолохова, но близко стоявшая к поколению 1890-х (говоря об умонастроении, описываемом далее, своей среды, она упоминает В. М. Жирмунского, 1891 года рождения, а свой текст озаглавливает строкой Пастернака), вспоминает, что о голоде «доходили неясные, подавленные слухи. Мы ни за что не отвечали и ничем не могли помочь; в наше поле это не вошло. Поэтому мы были равнодушны и занимались тем, что нас касается. На этот факт не было установки, как не было установки на факт коллективизации (тоже подавленные слухи), на аресты, пока они совершались в другой среде и еще не стали опасностью для пласта, к которому принадлежали равнодушные» (Гинзбург Л. Я. «И заодно с правопорядком…» // Тыняновский сборник. Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 220–221). Она сравнивает советское время с годами борьбы с голодом 1891 г., «в которой принимали участие Толстой и Чехов», когда на эту борьбу работало «общественное мнение» (там же, с. 220). Уничтожение общественного мнения (как гласного явления) в советское время привело к тому отчуждению одной среды от другой, которое она и осмысливает. Для Шолохова все происходило в его среде, и он был уверен, что отвечает за происходящее. А