Тамара Катаева - Отмена рабства: Анти-Ахматова-2

Архитектуру она знала поверхностно, так, что даже другие дилетанты, просто более знающие, говорили об этом; любила — и того меньше. Естественно — она ведь ничего и никого не любила. Все ее высказывания об архитектуре — негативные! Не люблю Петербург — образы застывшего страдания.

Однажды ей рассказали, что в какой-то компании кто-то предложил тост за А. и Заболоцкий поставил свой бокал на стол: «За А. я пить не буду». Она не прощала таких вещей, хотя если бы он просил прощения, она бы ответила: «Бог простит». (Н. Роскина. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 395.) Знать, Роскина не видела, как отвечает Анна Ахматова на просьбы о прощении, хоть предсмертные.

Со мной он [Заболоцкий] никогда не встречался, потому что мои стихи он люто ненавидел. (В. Франк. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 395.) Это не самая непочтенная причина, чтобы не встречаться. Ахматова люто ненавидела людей — за то, что им просто не нравились ее стихи, или они неправильно понимали причину ее развода, или ошибались в порядке очередности, кто этот развод попросил.

Встречался ли я с его подругой Ольгой Ивинской? Нет? Так вот, жена Пастернака, Зинаида, и его любовница одинаково невыносимы. (И. Берлин. Разговоры с Ахматовой и Пастернаком. Стр. 662.) В момент разговора Ахматовой с Берлиным обе дамы были еще живы. Пастернак — нет. Когда сэр Берлин читал лекцию оксфордским студентам и произносил эти слова, жива была Ольга Ивинская. У нее были сын, дочь, зять. Она считала, что скрасила последние пятнадцать лет жизни Пастернака. Пастернак, несомненно, присоединялся к такой точке зрения и был благодарен ей. Студенты старательно записывают за профессором. Кто просил Анну Ахматову высказаться на данную тему? Какое кому дело до личных достоинств жены и любовницы Пастернака? Если б, напротив, одна была приятнее другой — что это изменило бы в ходе литературного процесса, о котором велась беседа?

Исайя Берлин, очевидно, подбирает слова достаточно точно — то ли по памяти, то ли по свежим конспектам, то ли просто по памятной логике разговора. Вы знакомы с его ПОДРУГОЙ? Может быть, знаком. Может, попал под ее обаяние, может, признает ее непризнанной супругой. Нет? Ну так вот эта ЛЮБОВНИЦА…

Иногда, с теми, кто на сравнение с нею претендовать никогда не сможет, она проявляет доброту. Поэтесса Ида Моисеевна Наппельбаум <…> пришла к ней в 1950-е годы, отбыв лагерный срок. Она просила читать стихи, привезенные «оттуда» <…> Она слушала внимательно и даже удивленно, говорила: «Нет, она никогда не смогла бы так написать, если бы не побывала там…» Говорила обо мне «она» прямо в лицо, будто говорила заочно. (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 398.) Это она желала показать заинтересованность. Говорит, будто забывшись. Интереса нет, слов, его изображающих, искать не хочет, берет грубоватый, но действенный прием: мэтр рубит правду-матку, трепещущая поэтесса не знает, как и понять. «Она» — это хорошо, значит, она все-таки достойна разговора о себе — Ахматовой. Никогда бы не смогла так написать, если б не побывала там… Но она побывала. Не смогла бы — «так», а по-другому, но тоже хорошо — смогла бы? В чем смысл высказывания Анны Андреевны?

Она презрительно отзывалась и о популярных молодых поэтах, которым покровительствуют советские власти. Один из самых знаменитых из них <…> прислал ей в Оксфорд телеграмму с поздравлением по случаю присвоения ей степени почетного доктора. Я находился с ней рядом, когда принесли телеграмму. Она прочла ее и с гневом бросила в мусорную корзину. (И. Берлин. Разговоры с Ахматовой и Пастернаком. Стр. 660.) Свидетельству И. Берлина нельзя не доверять. Роман Тименчик пишет все, как есть (как всегда, без комментариев, хотя и без них есть от чего раскрыть рот.) По свидетельству И. Берлина, телеграмма при нем была брошена в корзину; но, по-видимому, потом вынута. (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 697.) Телеграмма прекрасно сохранилась в архиве Ахматовой. Впрочем …я находился рядом с ней, когда принесли телеграмму… Надо же, какое совпадение. Раз в этом доме не погнушались вытащить телеграмму из корзины для мусора, то сказать: «Аннушка, когда придет тот господин — ты уж занеси телеграмму» — это совсем пустяк. Ахматова лазит по чужим шкафам, по мусорным корзинам в гостинице. В шкаф Пунина залезть послала Леву, покопаться в корзине — тоже, возможно, не сама. Ты зацелованные пальцы брезгливо прячешь под платок — шарившие по мусорным корзинам пальцы тоже можно спрятать от брезгливых взглядов под черную вуаль.

О Евтушенко и Вознесенском: Я восхищаюсь их эстрадным мастерством. Я даже немного завидую им. Но при чем тут поэзия? <…> Брюсова я просто не считаю поэтом. <…> Вяч. Иванова она не любила. <…> А вот недружелюбие к Кузмину, который написал предисловие к «Вечеру» (и немножко на нее повлиял вначале), меня очень удивило, даже огорчило (С. А. Риттенберг. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 490.)

Каждый, естественно, судит по себе. Добрый видит во всех доброту, злой ожидает злодейства, скупец убежден, что все хотят оттяпать у него хоть копеечку, завистник чувствует гомеопатический след зависти в мотивации чужих поступков. Тщеславного урода видит только тот, кто тщеславен (урод, может, и справедливо — красавица Анна Андреевна не могла удержаться, чтобы не передернуть плечами, ведь действительно, у Толстого нос широкий, брови кустом, глаза-бусинки, вихры). И все-то у нее языков не знают, образования не имеют, происхождения низкого. М<ожет> б<ыть>, то, что Бунин не окончил гимназии, и не играло большой роли в его жизни. Но это объяснение очень характерно для А., она чеканила такие изречения, как медали, причем с большой простотой». (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 490.)

О Бунине: Вот всю жизнь меня ругал, всю жизнь меня травил, а из-за меня его косточки не успокоились в русской земле». (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 642.) Так вот что б его не простить, правда? А Бунин всего и «натравил», «наругал» ее за жизнь, что сочинил две эпиграммы (одну — недостоверно) и написал в письме (частном, ей неизвестном): И такую дуру прославили замечательной поэтессой! (Р. Тименчик. Стр. 643.) (О стихотворении «Читая Гамлета»). Ее ругательств Бунину Роман Тименчик набирает на убористую страницу. Да и одного бы, про косточки, хватило, чтобы взлетела чаша весов.

Хотя все-таки, скорее всего, и не из-за нее. Нам ли судить.