Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
В поле за четвертной билет я сговорил казака, согласившегося вывести нас прямиком к железной дороге севернее станицы Ново-Леушковской, в которой, по слухам, стояла большевистская конница. Часы томительно медленно текли. Подходя к большаку Незамаевская – Павловка, я заметил на нем, в одной-полутора верстах вправо от нас, большую группу всадников.
– Кто это? – спросил я казака.
– Должно, большевистские делегаты из Веселой.
«Нужно уходить», – подумал я.
– Рысью!
Важно было выиграть пространство. Вот и большак; мигом через него и опять полем. Большевики, заметив нас, понеслись карьером. Мои юноши стали нервничать. Кони у них заскакали. Нужно было наводить порядок.
– Шагом! – скомандовал я. – Не сметь скакать! Когда надо будет, я сам скомандую. Есаул, станьте впереди, и чтобы никто не смел вас обгонять. Рысью!
Мы с братом пошли сзади разъезда. Большевики, ближе и ближе, свернули с дороги и понеслись по пахоте наперерез нам. Я продолжал уходить спокойной рысью. Вот передние уже в 200–300 шагах от нас, слышна ругань, но карьер по дороге, а особенно по пахоте, утомил большевистских коней, а спокойный наш отход, видимо, внушил уважение и поколебал уверенность в легкой с нами расправе. Они стали отставать, а потом и вовсе свернули на прежнюю дорогу и поехали в Незамаевскую. От сердца отлегло.
– Шагом! Огладить лошадей!
Опять наступила ночь, темная, звездная. Проводник вывел нас на дорогу верстах в двух от станицы Ново-Леушковской и дальше категорически отказался идти. Пришлось вспомнить старое и идти, ориентируясь по звездам. Наткнулись в темноте на курень, передохнули и опять пошли.
Железной дороги все нет и нет. Так ли веду разъезд? Впереди показались какие-то силуэты. Не то люди, не то деревья. Не угадал – телеграфные столбы у железной дороги. Осторожно, как бы боясь, что самый звук подков о рельсы выдаст нас, перешли через полотно железной дороги. Засерела дорога. Направление подходящее. Пошли по ней, вышли к хуторам у станицы Ново-Леушковской. Там почти на рассвете казак вывел нас на Екатеринодарский тракт и обрадовал известием, что добровольцы – в соседней станице Ираклиевской.
Вот из-за бугра показался крест Ираклиевской церкви. 200-верстный переход, который мы сделали за 50 часов, кончался. Еще несколько минут, и будем среди своих. Спокойно спускаюсь в лощину, как вдруг вижу, что от моста внизу лощины карьером понеслись всадники к станице. Добровольческая застава приняла мой разъезд за противника. Приказав разъезду идти шагом, я поскакал вперед, боясь, что нас начнут обстреливать. Вынув платок и размахивая им, я приближался к остановившейся заставе, но мои мирные знаки не были поняты, и один из добровольцев начал осыпать меня пулями. Я принялся его бранить, это подействовало, и неистовый стрелок прекратил свою, к счастью, безрезультатную стрельбу. Глупо было бы погибнуть от своей пули.
У околицы станицы нам встретился шедший на рысях эскадрон. Он шел отражать противника, который в глазах неопытного докладчика вырос в два эскадрона! Я успокоил командира эскадрона, что противник был я.
Через час я докладывал генералу Корнилову о неудачном результате моей поездки.
– Ну, что делать, – ответил командующий.
– А мы уже потеряли всякую надежду вас видеть, – говорили мои друзья, – вы отсутствовали ведь шесть дней.
Крепко и спокойно спал я в эту ночь, находясь снова в рядах Добровольческой армии.
А. Лукомский[139]
У большевиков[140]
В 6 часов утра 12(25) февраля я выехал на лошадях из Новочеркасска в станицу Ольгинскую, куда отходила Добровольческая армия из-под Ростова. Новочеркасск был занят большевиками 12(25) февраля около двух часов дня.
В Ольгинскую я приехал около десяти часов утра. По дороге едва переправился у Старочеркасска через Дон, так как начиналась оттепель, и около берегов лед оттаял.
Генерал Корнилов, приняв меня, сказал, что, так как я теперь уже не начальник штаба и моя миссия, с которой я ездил в Новочеркасск, закончена, он просит меня, как и генерала Деникина, оставаться при армии в непосредственном его распоряжении.
Общая численность всей Добровольческой армии не превышала трех с половиной тысяч человек, из коих не менее тысячи человек являлись небоеспособными. Обоз при армии был большой: раненых было более двухсот человек, и необходимо было везти с собой все боевые запасы и винтовки, которые удалось вывезти из Ростова. Обоз увеличивался еще группою гражданских лиц, которые хотели оставаться при армии (в том числе бывший председатель Государственной Думы М. В. Родзянко и бывший член Государственной Думы Н. Н. Львов), и довольно многочисленной политической канцелярией, состоявшей при генерале Алексееве; при нем, кроме того, состоял небольшой личный конвой.
В общем являлось опасение, что если в ближайший период армия не увеличится, то она явится лишь прикрытием к своему обозу. Генерал Корнилов надеялся, что донцы и кубанцы станиц, через которые будет проходить армия, откликнутся на его призыв, и это даст возможность сформировать конные части, а селения с неказачьим населением дадут укомплектования для пехоты.
Между генералами Корниловым и Алексеевым было окончательно установлено, что в смысле управления армией и постановки ей боевых задач будет управлять и распоряжаться генерал Корнилов, а генерал Алексеев будет руководить политической частью, сношениями с внешним миром и в его руках будет казначейская часть. Конечно, это не было разрешением больного вопроса о взаимоотношениях между ними, но другого выхода не было, раз один другому подчиниться не мог.
После разговора с генералом Алексеевым я вынес впечатление, что он считает положение очень серьезным и начинает думать о том, как бы спасти офицеров и дать им возможность «распылиться».
– Наша задача прежде всего должна заключаться в том, чтобы выбраться из кольца, которое образуют большевики. А там далее будет видно: или будем продолжать борьбу, или распустим офицеров (подразумевалось, конечно, вообще добровольцев. – А. Л.), дав им денег и предложив самостоятельно через Кавказские горы пробираться кто куда пожелает или будет в состоянии, – так закончил разговор генерал Алексеев.
13(26) февраля, утром, генерал Романовский зашел в хату, которую я занимал, и сказал, что в 12 часов дня назначено совещание, и генерал Корнилов просит меня на нем присутствовать; ожидается генерал Попов, бывший походным атаманом Войска Донского. К назначенному времени на совещание собрались: генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Романовский, я, Марков, Попов, приехавший вместе с полковником Сидориным, и несколько строевых офицеров, позванных генералом Корниловым.
Генерал Попов доложил, что он с небольшим отрядом, в общем около двух тысяч коней при двух конных батареях, и группою донских офицеров оставил Новочеркасск около часу дня 12(25) февраля; что большевики при выходе его из города уже в него входили; что
