Энцо Феррари. Победивший скорость - Ричард Уильямс
Феррари и впрямь мог быть очень щедрым, причем не только по отношению к своим сотрудникам; он вообще был не чужд, филантропии. В частности, он финансировал ряд медицинских исследований в институте Марио Негри в Милане, а также основал диагностический центр имени Дино Феррари в Миланском университете. Кроме того, в моденской городской клинике он установил за свой счет диагностическую аппаратуру, основанную на принципе магнитного резонанса. Эта аппаратура помогала диагностировать на ранней стадии многие болезни — в том числе и мышечную дистрофию. А еще он давал субсидии на продолжение образования детям своих сотрудников. «Если вы о чем-то его просили, он никогда не говорил «нет», — писала Бренда Вер-нор. — Но у меня лично никогда не хватало для этого смелости. Я слышала, как глава одного из отделов просил устроить в больницу маленького сына своего механика. «Но почему он сам ко мне не обратился?» — с удивлением вопросил Старик. То-то и оно. Бедняга не отважился. И никто бы не отважился — за исключением, быть может, двух-трех самых близких ему людей. В принципе, Энцо был очень гуманным человеком. Только не все об этом знали. А я знала. Потому что он был такой же, как я. Он начал свою карьеру фактически на пустом месте и хорошо понимал людей, которые начинали с нуля. Хотя со временем он стал богатым и знаменитым, он не забыл, что значит жить в нужде. А еще он был очень чувствителен, даже сентиментален, хотя и старался этого не показывать. Иногда, если в семье его сотрудника кто-нибудь заболевал, Феррари оказывал ему материальную помощь или находил нужного врача-специалиста. Причем старался делать это так, чтобы об оказанном им вспомоществовании знало как можно меньше людей. Он отвечал на каждое пришедшее в его адрес письмо. Если написать равное по объему ответное послание ему не удавалось, то он посылал открытку, где его собственной рукой фиолетовыми чернилами было проставлено что-нибудь вроде: «Спасибо, что не забываете старика». Если ему писал ребенок, то он отсылал ему в ответ не только открытку, но и какой-нибудь сувенир или маленький подарок. Ему писали даже заключенные, которые жаловались па судьбу и просили денег. Феррари не оставлял такие просьбы без ответа и посылал на их адрес небольшие суммы — когда 20 000 лир, а когда и 50 000. Узнав об этом, один из его помощников настоятельно его попросил больше этого не делать. «Ходят упорные слухи, что вы помогаете преступникам, — сказал он. — Вы хоть представляете, как может на это отреагировать пресса?»
В лучшие времена, вспоминала Бренда Вернор, «Скудерия Феррари» была как одна большая семья. «Когда наши парни готовили машины к гонкам, я, прихватив с собой пару бутылок «Ламбруско», бутерброды и пирожные, приходила к ним па испытательную трассу. Мы пили вино, разговаривали и, бывало, засиживались далеко за полночь. Теперь уж не то. На трассу никого не пускают, и проникнуть чуда ничуть не легче, чем в Алькатрас. Это не Феррари, это ребята с Fiat такие порядки завели. Теперь болтушки вроде меня в «Скудерии» долго не задерживаются. Их безжалостно увольняют. При Феррари все по-другому было. Когда он командовал парадом, ты чувствовал себя частью команды и знал, что никто, кроме босса, уволить тебя не может».
Членство в семье, имя которой было «Скудерия Феррари», налагало известные обязательства. «В августе, когда в Италии все нормальные люди уезжают в отпуск, у мистера Феррари, который никогда никуда не уезжал, всегда было плохое настроение. Людей на фабрике оставалось мало, а ему требовалась компания. Особенно 15 августа, когда начинался праздник, известный в местной округе под названием Ferragosto. Козлами отпущения становились мы с Майком. Он приглашал нас на обед всю неделю, пока длился Ferragosto. Предприятие на время отпуска закрывалось — кроме экспериментального цеха, поскольку в августе обычно проходили гонки. В суббогу и воскресенье, в дни гонок, Феррари тоже приглашал нас на обед — он не любил смотреть телевизор и сидеть за обеденным столом в одиночестве».
Гонщики для Феррари были прежде всего наемными работниками. «Он их использовал. Он в них нуждался, он им платил, чтобы они выполняли нужную ему работу — и делали это но возможности хорошо. Думаю, нелюбимых гонщиков у него не было. Фил Хилл, насколько я знаю, с ним постоянно спорил, но сказать, что Феррари по этой причине его терпеть не мог, было нельзя. Хотя гонщиков он, конечно, ругал — уж не без того. Если водитель допускал серьезную ошибку, Феррари начинал на него орать, а в некоторых случаях даже обзывал «проклятым идиотом». Впрочем, дойдет до этого или нет, никто не знал. Со Стариком ничего нельзя было сказать заранее».
Нельзя, однако, сказать, чтобы Феррари относился ко всем гонщикам одинаково. Были у него и любимчики. К таковым относились Кампари, Молль, отчасти Коллинз, а в последние годы — Жиль Вильнев. «По Жилю он просто… Нет, слова «с ума сходил» я употреблять не стану, но Жиля он любил — это точно. Жиль для него был все равно что родной сын. Впрочем, он и Бандини любил, потому что Бандини был такой же бабник, как и он сам. И Скарфиотти ему нравился. Но не до такой степени, как Жиль. Возможно, потому, что Жиль был настоящий душка. Я это к тому говорю, что его все любили. А какой гонщик был! Ему любую машину можно было дать, даже самую плохую. Жилю было наплевать — одет, и ладно. Он был настоящим профессионалом и с техникой творил чудеса. Помнится, он как-то приехал в боксы без
