Энцо Феррари. Победивший скорость - Ричард Уильямс
Но в 1980 году чемпионом он не стал. По сравнению с прошлогодней 312Т4 новая модель Т5 оказалась крайне неудачной. Она была настолько плоха и ненадежна, что чемпион прошлого года Шехтер уже к середине сезона потерял к гонкам всякий интерес и начал подумывать о том, чтобы сменить «конюшню». Феррари понимал, что дело не ладится, и с каждым днем становился все более раздражительным и подозрительным. Бренда Вернор, одна из персональных секретарей Феррари, отвечавшая за «англоязычный» сектор в команде, писала о тех временах так: «Эпоха Шехтера и Вильнева была знаменита еще и количеством отчетов. Хотя Старик смотрел гонки по телевизору, он требовал, чтобы его пилоты после соревнований в обязательном порядке присылали ему телексы с изложением своей точки зрения на причины неудачи и предложениями, как можно этих неудач избежать. Похоже, он осознал, что его помощники временами лгут, и решил получать информацию исключительно из первых рук». Соревнования между тем шли своим чередом, и если Шехтер, осознав, что на Т5 победить невозможно, особенно не напрягался, то Вильнев продолжал выходить на каждую гонку, как на бой. Но и у него дело не ладилось. Два пятых места за весь сезон вряд ли можно назвать выдающимся результатом. Фаворитами чемпионата были команды Williams и Brabham, чьи машины были снабжены двигателями Ford. В этом сезоне стал входить в моду и новый тип двигателя. Впервые появившиеся в гонках в 1977 году Renault с турбонаддувом во время сезона 1980 года так хорошо себя зарекомендовали, что Феррари и Форгьери стали подумывать о создании машины с аналогичным мотором.
Феррари не слишком нравилось, как повел себя в сложившихся обстоятельствах Шехтер. Этот выходец из Южной Африки его ожиданий не оправдал, и Феррари считал, что своими былыми победами он обязан, прежде всего, прежней удачной машине. Шехтер чувствовал, что отношение босса к нему переменилось, и его стремление уйти из команды стало твердым и осознанным. Поэтому, когда Феррари, вызвав его к себе в кабинет и основательно пропесочив, в конце разговора сказал: «Ciao, campeone» — «Прощай, чемпион», он с облегчением перевел дух и уехал из Маранелло, не испытав при расставании со «Скудерией» ни малейших сожалений.
Глава одиннадцатая
Последние годы жизни Феррари прошли относительно спокойно. Сидя на ферме во Фьорано, он изображал из себя любящего дедушку, не забывая, помимо внуков, приглядывать и за своими «сыночками» из «Скудерии», возившимися с машинами Формулы-1. Он регулярно справлялся о том, как у них идут дела, а подчас, желая позабавиться или немного их расшевелить, затевал очередную интригу и, дергая за ниточки, наблюдал за тем, как они суетятся, пытаясь понять, чего же хочет от них босс.
В начале 80-х годов в Маранелло выпускали уже около сорока спортивных автомобилей в неделю. Поскольку это была зона ответственности концерна Fiat, Энцо уже не требовалось лично встречаться с каждым клиентом, намеревавшимся приобрести Ferrari Testarossa или какой-нибудь другой эксклюзивный спортивный автомобиль. Но и у него самого забот хватало. Из 700 рабочих и служащих фабрики в Маранелло под его командой находилось 200 человек, работавших в экспериментальном цехе Формулы-1. Феррари обходился с секретарями и сотрудниками своего офиса весьма любезно. Он шутил с ними, интересовался здоровьем их близких и делал им комплименты. «Старик был очень наблюдательным человеком, — писала Бренда Вер-нор. — Когда он меня видел, то говорил что-нибудь вроде: «Как вы замечательно выглядите!» — а потом в деталях обсуждал мои наряды, в которых я появлялась в офисе в течение недели. Он все замечал и все помнил. Однажды я подготовила по его заданию официальное послание для клиента и положила ему на стол. Через некоторое время он вернул мне письмо и сказал: «Вы неверно указали адрес. Он не живет там уже три года». После этого он сообщил мне правильный адрес и добавил: «Перепишите». Почти до самого конца жизни он сохранял прекрасную память и ясность рассудка».
Рабочие и служащие Феррари были чрезвычайно ему преданы, и не потому, что он много им платил. «Зарплата в Маранелло никогда не была очень высокой, — писала Бренда, — что бы там ни думала по этому поводу публика. Работать на Ferrari уже само по себе было привилегией. Мы, его сотрудники, понимали это, как никто, и старались делать свою работу хорошо, не ожидая от него ни прибавок к зарплате, ни особых похвал. Феррари тоже относился к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Как-то раз он потребовал, чтобы я отослала телекс — огромный рулон чуть ли не в милю длиной. «Но сначала, — сказал он, — составь его примерный план и покажи мне». Я сделала, как он велел. Он просмотрел исписанные мной листки и стал давать указания, что изменить и куда тот или иной параграф переставить. Я все исправила в полном соответствии с его замечаниями и принесла ему. Он сидел в ресторане «Каваллино» и закусывал. «Есть хочешь?» — спросил он у меня, склонившись над бумагами. «Я уже обедала», — сказала я. «Тогда хоть пирожное «Македония» возьми», — пробурчал он и вдруг принялся на меня орать, вменяя мне в вину те изменения, которые я сделала в тексте по его распоряжению. «Извините, конечно, Инженьере, но я все сделала в точности так, как вы мне велели», — заметила я. «Неужели?» — спросил он. Я кивнула. Он пожевал губами и сказал: «Ну, коли так, тогда отсылай». Не извинился, даже не сказал: «Ты неплохо поработала», просто велел отсылать, и все. Хоть это было и оскорбительно, я на него не обиделась. Мы, его сотрудники, готовы были стерпеть от него и не такое. Потому что это был не кто-нибудь, а сам синьор Феррари — живая легенда итальянского автоспорта. Он был большой оригинал… Как-то раз на фабрику пришел парень
