Владимир Полушин - Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

Оставшиеся на хозяйстве в имении, по-видимому, Варвара Ивановна и Констанция Фридольфовна объявили крестьянам, что если родится наследник, все долги будут им прощены! Когда же радостная весть докатилась до Слепнева, крестьянам не только простили долги, но и вынесли для угощения большие лукошки с яблоками.

Рождение ребенка в семье поэта знаменовалось еще одним событием. Анна Андреевна вспоминала: «Скоро после рождения Левы мы молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга». Это был фактический разрыв.

После 1912 года Николай Степанович больше не открывал в Слепневе летние сезоны. Беспечная и счастливая пора летнего слепневского времяпровождения закончилась для поэта навсегда.

Глава XII ПУТЕШЕСТВИЯ В АБИССИНИЮ

1. КОРРЕСПОНДЕНТ «РУССКОЙ РЕЧИ»

1 сентября 1910 года Гумилёв был приглашен на прием к графу Алексею Толстому. На вечере у графа собрались авторы «Аполлона»: Михаил Кузмин, Геннадий Чулков, Евгений Зноско-Боровский, Белкин, Петр Потемкин, Сергей Судейкин. Было весело, шумно, начало осени обещало оживление литературной жизни в Санкт-Петербурге.

За шампанским беседовали о летних приключениях. Николай вспомнил, что без одной недели девять месяцев как он покинул абиссинский порт Джибути. Друзья поинтересовались, не собирается ли он снова к дикарям, и поэт объявил, что не позднее 22 сентября он уедет в Африку. Это сообщение было встречено новыми тостами и пожеланиями привезти из Абиссинии шкуру льва или, на худой конец, леопарда! Никто не воспринял заявление поэта всерьез.

9 сентября 1910 года Гумилёв встретился с Кузминым в редакции «Аполлона». Николай Степанович сказал, что торопится закончить все редакционные дела, так как впереди его ждет колдовской континент. Михаил Алексеевич понял; что на вечере Гумилёв не шутил. А у самого Николая Степановича уже звучал «дикарский напев зурны».

В сентябре Николай Гумилёв писал Валерию Брюсову: «…я Вас очень благодарю за Ваше письмо и приглашенье. Для меня большая честь печататься в изданьях, руководимых Вами… В настоящую минуту то небольшое количество стихотворений, которое у меня было после „Жемчугов“ (я летом вообще пишу мало), разобрано разными редакциями. Рассказов я вообще не писал уже довольно давно. Но, конечно, Ваше письмо заставит меня работать… Дней через десять я опять собираюсь ехать за границу, именно в Африку. Думаю через Абиссинию проехать на озеро Родольфо[24], оттуда на озеро Виктория и через Момбад в Европу. Всего пробуду там месяцев пять. Ваша последняя статья в „Весах“[25] очень покорила меня, как, впрочем, и всю редакцию… Кстати, относительно „Аполлона“ я хочу Вас предупредить, что хотя я и считаюсь его ближайшим сотрудником, но влияние (и то только некоторое) имею лишь на отдел стихов, статьи же, рассказы и хронику читаю только по выходе номера».

13 сентября Николай Степанович пригласил своих близких друзей на прощальный вечер, который он устраивал в редакции «Аполлона». Естественно, был Сергей Маковский, пришли граф Алексей Толстой с женой Софьей Дымшиц-Толстой, Сергей Судейкин со своей красавицей женой, граф В. Комаровский, позже подошел Валериан Чудовский. Застолье в редакции только раззадорило всех, и компания отправилась по предложению Гумилёва в Царское Село…

Последние перед поездкой дни поэт проводил в работе: отвечал на поступившие письма, готовил рецензии для «Аполлона» и собирался в дорогу. 20 сентября, прочитав слабые стихи А. Архангельского, тем не менее дал ему обстоятельный ответ и уважительно закончил письмо: «В надежде на Ваши будущие успехи». В этом эпизоде — весь Гумилёв, его серьезнейшее отношение к поэтам и поэзии.

В эти дни Николай побывал в редакции. В дневнике Михаил Кузмин записал: «В „Аполлоне“ был Гумми с седлом. Женю (Зноско-Боровского. — В. П.) долго ждали. Пошли обедать втроем и потом на Негритянскую оперетку[26], оказавшуюся вздором. Сначала было весело, но потом Потемкин и Гумилёв напились, последний удалился в Царское…» Вероятнее всего, на африканскую оперу друзей затащил именно Гумилёв.

Наконец все приготовления были закончены и поэт 22 сентября отправился в Одессу.

На другой день Анна Андреевна написала А. Архангельскому: «Николай Степанович Гумилёв уехал вчера на 4 мес<яца> в Африку».

В последних числах сентября пароход «Олег» увозил поэта из одесского порта в Турцию. 1 октября Гумилёв был уже в Константинополе.

В то время как младший из братьев плыл навстречу новым приключениям, старший — Дмитрий Гумилёв — по состоянию здоровья решил покинуть военную службу и 3 октября Высочайшим приказом был зачислен в запас армейской пехоты по Петербургскому уезду.

7 октября Николай Степанович отправил ответственному секретарю «Аполлона» Е. Зноско-Боровскому из Константинополя почтовую открытку: «Дорогой Женя, прости, поэма через неделю. Кланяйся всем. Твой Н. Гумилёв». Речь идет о поэме «Открытие Америки», которую Гумилёв писал на пароходе. Там же он, видимо, написал и два стихотворения. В одном из них — «У камина» — сквозит явная обида на Ахматову, что она не понимает его увлечения Африкой.

12 октября, когда Гумилёв прибыл в Каир, в Санкт-Петербурге в окружном суде наконец было закончено рассмотрение дела о его дуэли с М. Волошиным. Суд вынес довольно нелепое решение: приговорить Гумилёва к семи дням домашнего ареста, а Волошина на один день заточить дома. Интересно, как выполнили это решение суда судебные исполнители?..

Тем не менее газеты снова подняли шум вокруг этой уже изрядно подзабытой истории. Опять запестрели заголовки: «Дуэль между литераторами» («Копейка», 1910, 13 октября), «Дело литераторов-дуэлянтов» («Русское слово», 1910, 13 октября), «Дуэль из-за поэтессы» («Петербургская газета», 1910, 13 октября). Гумилёва в Петербурге не было, но жене читать все это было неприятно.

В тот день, когда в Петербурге раздался газетный залп, Гумилёв был в Бейруте, потом в Порт-Саиде, откуда послал в тот же день законченную поэму «Открытие Америки» С. К. Маковскому с припиской: «В поэме я принимаю заранее все изменения, сделанные Вами вместе с Кузминым и Вячеславом Ивановичем»[27]. А 23 октября Гумилёв уже плыл на пароходе из Шеллаля в Хальфу.

24 октября ему пришлось проститься на время с морем и пересесть на поезд, идущий в Порт-Саид. И снова море — на сей раз Красное.

В последних числах октября Гумилёв попадает наконец в Джеду и Джибути.

В Джибути, только пароход стал на рейд, как к судну направилась целая флотилия туземных лодочек, ведомых черными сомалийцами. На одной из них поэт добрался до берега и отправился в город искать жилище.