Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев
Добровольческая Армия, решив положить этому конец, сформировала особый корпус с целью освобождения этого места мучений. В январе мы узнали о том, что Кисловодск снова взят. И снова в Туапсе потянулись беженцы — теперь по холоду и снегу, измученные, бледные, больные. В то время как мы уже тут «бросили якорь», они казались только что после кораблекрушения. Конечно, мы старались найти для них кров, что было практически невозможно в уже переполненном городке. Наши товарищи по несчастью несли с собой, увы, и тиф. Иногда, признаюсь, мы опасались даже ходить по улицам, не в состоянии ответить на их мольбу о тепле и доме, на их вечный вопрос: «Помогите нам уехать из этой несчастной страны, мы хотим во Францию, в Италию, хотя бы в Константинополь!».
Что же делать? Куда деваться? Всех нас мучил этот вопрос. Не можем же мы на всю жизнь оставаться в Туапсе, с инфекцией, немыслимой дороговизной, нехваткой жилья. Идти на север — опасно. Там народу стало в три раза больше из-за беженцев и тоже бушуют эпидемии. Нельзя было идти и на юг — он принадлежал грузинам, враждебным к русским. Оставался только Батум, на южном Кавказе, место весьма надежное. Морской порт, занятый англичанами, с отличной санитарной обстановкой, с кораблями, которые ежедневно шли в Константинополь и Европу{45}. В Италии у нас была вилла, оставленная в начале войны, но как туда вернуться? С Батумом не было никого морского сообщения. Да, по Черному морю стали вновь ходить какие-то русские судна, но они были переполнены беженцами, плывущими Бог знает куда. Все кабины, палубы и даже спасательные плоты были забиты людьми, часто больными тифом. Кроме того, плату за перевоз брали столь высокую, что мы не могли себе ее позволить — из-за многочисленности нашего семейства. Часто эти паромы задерживали в грузинским портах, подвергая пассажиров издевательствам и даже арестам. Наше отплытие казалось неосуществимой мечтой.
В один скверный и холодный февральский день порт Туапсе с удивлением увидел в своих водах английский эсминец. Во время навигации, застигнутый непогодой, он был вынужден укрыться тут на пару дней. Со смутной надеждой, что этот корабль может нас спасти, я отправилась под снегопадом в порт. На просьбу увидеть капитана мне ответили, что он сошел на берег, дабы отдать визит начальнику округа. Я была с ним знакома и направились прямиком туда. Семейство уже принимало за обедом английского капитана. Его молодое лицо, энергичное и симпатичное, сразу внушало доверие: я тут же решились обратиться с вопросом о совете и поддержке.
— Как нам уехать? Мы, многочисленное семейство, не можем тут больше оставаться, без средств к существованию, без крыши над головой — а там, в Италии, у нас есть собственный уголок{46}. Как же нам попасть в Батум и оттуда — в Европу?
— Мадам, Вы желаете уехать? — говорит капитан. — Нет ничего проще. Я вас всех возьму на мой корабль.
Я не ожидала подобного ответа... Взволнованная, говорю:
— И когда нам прийти?
— Завтра утром, в шесть часов. Уплывем, если позволит погода.
Мы уплыли не на следующее утро, а спустя два дня. Трудно рассказать должным образом о заботе и сострадании, которое нам выказали англичане, об их поддержке и помощи, оказанной с деликатностью и энергией. Наш капитан, лейтенант Пеплоэ [Peploe], относился к тем людям, про кого was true the proverb: deeds, not words [права пословица: делами, а не словами].
Вечером того же дня мы приплыли в Батум и через несколько дней — не без помощи нашего благодетеля, капитана Пеплоэ — получаем бумаги от английских властей, необходимые для продолжения нашего плавания на другом, большом английском корабле.
26 марта 1919 года мы благополучно прибываем в Италию.
То those who belong to the great British Nation as well as to the Nation itself, I address these lines. May the readers know what Britain has done and is doing for us until now, notwithstanding unearthly difficulties, and let them know that ever and ever shall we Russians be thankful for Great Britain's loyal and deeply friendly attitude towards brethren in need [Тем, кто принадлежит великой Британской Нации, как и самой Нации, посвящаю эти строки. Пусть читатели знают, что Британия сделала и продолжает делать для нас, невзирая на огромные сложности; пусть знают, что мы, русские, всегда будем признательны Великобритании за ее верность и глубокую дружбу к нуждающимся собратьям].
Флоренция, июнь 1919 года
Перевод с итал. М.Г. Талалая
От публикатора
Профили на песке
Александра Васильевна Олсуфьева, в замужестве Бузири-Вичи
Живописец, скульптор, дизайнер Александра Васильевна Олсуфьева, дочь графа Василия Алексеевича Олсуфьева и Ольги Павловны, рожд. графини Шуваловой; родилась 2 мая 1906 года во Флоренции, детство провела в Москве и в семейном имении Ершово близ Звенигорода. Весной 1919 с матерью, тремя сестрами и братом добралась до Батуми, затем на британском корабле выехала в Италию, куда еще ранее попал отец (см. выше воспоминания Ольги Павловны).
Получив художественное образование, в 1928 году вышла замуж за архитектора и искусствоведа Андреа Бузири-Вичи (Andrea Busiri Vici; 1903–1989). Спустя три года поселилась с мужем в Риме. В 1931 г. она провела в Риме, в замке Святого Ангела, первую персональную выставку, на которой представила живописные миниатюры. В дальнейшем работала в различных
