Саймон Мюррей - Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

Водитель так резко нажал на тормоза, что я чуть не вылетел через лобовое стекло. Он повернулся ко мне, открыв рот в полном недоумении. Очевидно, он решил, что я сотрудник тайной полиции, и начал без передышки бормотать:

— В чем дело? Кто вы такой? Я не совершил ничего противозаконного! Кто? Что? Почему? Nom de Dieu![104]

Я успокаивающе поднял ладонь и сказал:

— Вы дали мне пятнадцать суток за пьянку в карауле. Я служил в парашютно-десантном.

Он долго и пристально смотрел на меня. Затем по его лицу медленно расплылась улыбка. Он погрозил мне пальцем и чуть ли не нараспев произнес:

— Vous avait meritez![105]

Я согласился с ним.

Мы подъехали к отелю. Он отказался брать плату и потащил мои чемоданы в вестибюль. Рядом с портье находилась стойка бара, за которой мальчишка протирал стаканы. Мой новый друг потребовал бутылку «Рикара» и два стакана со льдом, добавив: «Depechez-vous».[106] Все-таки легион — самый элитарный клуб в мире!

В 2000 году мне неожиданно предложили стать членом правления французского футбольного клуба «Амикаль». Оказалось, что эта организация объединяет бывших легионеров, разбросанных по всему свету. Я встретил здесь много знакомых, в том числе Л'Оспиталье. Получаю от этой работы большое удовольствие.

В легионе было, конечно, тяжко, и он отнял у меня несколько лет в переломный момент жизни. Но сейчас, оглядываясь назад, я ни капельки об этом не жалею. Это был великолепный, ни с чем не сравнимый период. Такого чувства товарищества не бывает больше нигде; в мире тогда дышалось свободнее, чем сейчас; у нас было больше времени, больше возможностей. Девятнадцатилетний парень мог отложить все дела и сбежать на край света — например, в горы. Сегодня, мне кажется, мир каждого отдельного человека сужается и прагматические цели, которые человек перед собой ставит, требуют, чтобы он непрерывно двигался по избранному пути с того момента, когда он сдает свой первый экзамен.

Но все же время есть. И тому, кто колеблется и еще не погряз в рутине, я советую, пока он молод, подниматься на горы, попадающиеся на жизненном пути, и тогда в шестьдесят лет он будет чувствовать себя счастливым.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Смерть ждет меня, назначив мне свиданье,И мне от встречи с ней не уклонитьсяКогда весна живит своим дыханьемЛуга цветущие душистой медуницей.Смерть ждет меня, и я иду на зовСредь яблоневых листьев и цветов,

Что в синеве шумят над головою.Смерть ждет меня весеннею порою.И, может быть, я руку ей подам,И вместе мы сойдем в ночной провал,И мне она глаза заклеит воском…Смерть ждет меня за этим перекрестком,За тем холмом…А я бы предпочел

В неверном свете на исходе дняВ твои, любимая, упасть шелка,Заслышав шорох скинутого платья,В твои, любимая, попасть объятьяИ до утра тебя не покидать,В то время как душа в чудесных снахТомится и на ощупь путь впотьмахПытается обратный отыскать…Но не дано нам этим насладиться.Смерть ждет меня. Мне надо торопиться.

Парень в армии служил,Весел и беспечен был,Свистом звонким по утрамВторил сойкам и щеглам.

Под снарядами в траншеях,Когда от вшей отбою нет,Он вытащил свой пистолетИ снес кочан с солдатской шеи.

С восторгом глядя на парадПечатающих шаг солдат,Молись, чтоб не попасть туда,Где юность гибнет без следа.

ПРИЛОЖЕНИЕ II

Когда новый император Мексики — ставленник французов Максимилиан[107] — высадился в мае 1864 года на берегу Мексиканского залива, французские войска в количестве сорока тысяч человек занимали столицу страны Мехико, приморский город Веракрус и узкий коридор между ними. Мексиканский лидер Хуарес,[108] располагавший двадцатью тысячами солдат, не давал французам покоя, постоянно нападая на их транспорты, курсировавшие между побережьем и столицей. В начале апреля 1863 года к французам прибыло подкрепление в виде двух батальонов Иностранного легиона.

В конце того же месяца потребовалась вооруженная охрана, чтобы сопровождать транспорт, перевозивший золото для войск, размещенных в глубине страны. Задача была поручена 3-й роте 1-го батальона, из личного состава которой в строю находились только шестьдесят два легионера, а остальных, в том числе и командование роты, свалила желтая лихорадка. Три офицера вызвались идти с отрядом: капитан Данжу, наемный офицер лейтенант Вилен и второй лейтенант Моде. Данжу был опытным офицером и побывал с французской армией в Италии, Алжире и Крыму, где потерял левую руку и носил протез.

Известие о предстоящей перевозке золота просочилось во вражеский стан, и командовавший мексиканскими войсками полковник Милан решил перехватить транспорт и собрал войско в две тысячи человек, в том числе восемьсот кавалеристов, вооруженных винтовками «ремингтон» и «винчестер».

Рано утром 30 апреля 3-я рота двинулась по контролируемому французами коридору впереди транспорта, чтобы убедиться, что путь свободен. В арьергарде был оставлен лишь небольшой отряд. Разведка у французов работала плохо, и они даже не догадывались, что противник следит за каждым их шагом. Два взвода двигались растянутой колонной; Данжу вместе с двумя мулами, перевозившими продовольствие, находился в середине. Около семи часов утра рота прошла заброшенную деревушку Камерон, расположенную на речке, знаменитой своими раками. Вся деревня состояла из фермы с хозяйственными постройками и еще несколькими полуразвалившимися лачугами и была обнесена стеной. Примерно в миле за Камероном Данжу объявил привал, чтобы устроить кассекрут. Развели костры и сварили кофе, но выпить его не успели, так как в этот момент их атаковала конница Милана. Легионеры построились в каре и приготовились отражать атаку. Хотя их захватили врасплох, их преимущество заключалось в том, что кавалерии было трудно маневрировать среди зарослей тропической растительности и высокой травы. Легионеры вели непрерывную ружейную стрельбу, не подпуская к себе конницу. Не имея возможности атаковать в лоб, Милан стал окружать роту, постепенно подбираясь к ней все ближе. Данжу, понимая слабость своей позиции, решил отступать с боем под защиту стен Камерона. К несчастью, мулы при первых же выстрелах умчались прочь, унеся с собой не только продовольствие, но и запас боеприпасов, что, понятно, усугубляло трудное положение французов.