Наталия Вулих - Овидий

120 Разве, глупая, я не оказалась в силках,

Яблока жертва — Кидиппа и жертва его — Аталанта,112

Что ж, значит, можешь считать, ты Гиппоменом себя!

Пусть бы лучше ты был во власти младенца, который,

Ты утверждаешь, несет факел какой-то в руках.113

125 Честные люди надеяться могут, не зная обмана.

Не коварством, мольбой мог бы меня ты склонить.

И почему ты силу избрал, не став мне желанным

Сам по себе, не раскрыв то, чем ты мог бы пленить.

Не убедить, захватить ты меня предпочел почему-то,

130 Если б не это, была б я благосклонна к тебе.

Пользу какую тебе приносит формула права —

Клятва, которую я перед Дианой дала?

Клятва — дело души, моя же к ней непричастна.

Если идут из души, искренны, значит, слова.

135 Если б на брак я тебе согласие дать пожелала,

Так по законам свершен должен был быть договор.

Те же слова, что сказала я, были пусты и бездушны,

И не могут они вес доказательств иметь.

Поклялась ведь не я, прочитала на яблоке клятву,

140 Разве так я тебя мужем должна бы избрать.

В сети лови ты других, бросив яблоко, письма пиши им,

Если выйдет, гляди, можешь ты стать богачом.

Пусть клянутся цари, что тебя своим царством одарят.

Всем, чем мир наш богат, сможешь ты так завладеть.

145 Станешь могуществом выше Дианы самой, превзойдя ее властью,

Если писанья твои неотразимы для всех.114

А теперь, все сказав и твердо тебе отказавши,

И до конца доведя дело о клятве моей,

Я сознаюсь, что боюсь свирепого гнева Дианы.

150 Он — причина того, что я больная лежу.

И почему, в самом деле, как только свадьбу готовят,

Так невесту тотчас одолевает недуг.

Трижды уже Гименей,115 подойдя к алтарям моим брачным,

Спешно бежит, в пустоте свадебный бросив чертог.

155 Еле в вялой руке он держит свадебный факел,

Чуть-чуть горящий, но лень пламя сильнее раздуть.116

А с венков, им надетых, струи ароматов стекают.

Плащ же шафранный влачит по полу он тяжело.117

Только порога коснется, страх смерти и слезы он видит,

160 Все, что так чуждо ему и от торжеств далеко.

Он стыдится, веселый, в толпе выделяться печальной,

Пурпурным цветом плаща щеки горят у него.

И, срывая венки, далеко от себя их бросает.

И вытирает масла, с блещущих ими волос.

165 У меня же горит все тело от скрытого жара,

И одежда гнетет тяжестью страшной меня.

Вижу родителей плач, на лице своем чувствую слезы,

И погребальный горит факел — не свадебный здесь.

О пощади же, богиня, украшена пестрым колчаном,

170 Брата118 ко мне позови, чтоб исцелил он меня.

Разве не стыдно тебе, что он спасает от смерти,

Ты же, напротив, грозишь смертью без жалости мне.

Ведь не я заглянула бесстыдно в пещеру, когда ты

Искупаться в ключе в сени лесной собралась.119

175 Нет, не я твой алтарь, средь других стоявший, презрела,

И презренья моя мать не питала к твоей.120

Я виновата лишь в том, что прочла подложную клятву

И смогла разобрать смысл вредоносных стихов.

Ты же, Аконтий, моля за меня, кури благовонья,

180 Если любишь, и смой с рук навредивших вину!

Но почему до сих пор, хоть тебе я дала обещанье,

Дело Диана ведет так, чтоб не быть мне твоей.

Можешь, пока я жива, надеяться ты, так зачем же

Жизни лишает меня, светлой надежды тебя?

185 И не верь ты, что тот, кому я обещана в жены,

Сидя рядом с больной, руки гладит мои.

Если ему разрешают, сидит он, зная, однако,

Что еще девушка я, девственно ложе мое.

Думаю, он уже понял всю шаткость своих упований,

190 Это причина тех слез, что он скрывает от всех.

Редко и робко лаская, он скуп и в своих поцелуях,

А называя «своей», он неуверен во мне.

Не удивляюсь, ведь чувства свои проявляю открыто,

Если войдет, то к стене я отвернуться спешу.

195 Не говорю с ним, глаза закрываю, что сплю, притворяюсь.

Руку его оттолкну, если коснется меня.

Стонет, вздыхает, горюя, что я обижена чем-то,

Между тем как ничем он не обидел меня.

Мне тяжело, что приятно тебе это все, что ликуешь

200 И что чувства свои я открываю тебе.

Если по правде сказать, то гнева ты больше достоин,

Ты, кто в сети меня так вероломно поймал.

Пишешь, что хочешь увидеть меня, изнуренную жаром,

И хоть далек от меня, но и оттуда вредишь.

205 Удивляюсь тому, что имя Аконтия носишь,

Ранит издалека и тяжело «острие».121

Я не восстала еще от этой раны, как снова,

Словно пикой меня, ранил теперь и письмом.

И зачем приходить, чтоб мною больной любоваться, —

210 Вот он — военный трофей, гением взятый твоим!

Я исхудала совсем, нет румянца, бледные щеки,

Яблоко, помню, твое было вот так же бело.

Мертв этот цвет без оттенков, без всяких розовых бликов.

Словно из мрамора лик только что вырублен мой.

215 Матов бывает вот так роскошный серебряный кубок

От воды ледяной блеск потеряв на пиру.122

Если увидишь меня, то скажешь, что прежде не видел:

«Нет! На такую зачем тратить искусство свое!»

Клятву ты мне возвратишь, боясь союза со мною,

220 Станешь Диану просить, чтобы забыла о ней.

Может быть, клясться в обратном меня ты захочешь заставить

И другие слова, чтоб прочитала, пришлешь.

Но хочу, чтобы ты увидел меня, как и просишь,

Чтоб убедился, какой стала невеста твоя.

225 И хотя твое сердце железа тверже, Аконтий,

Но от меня получить просишь прощение ты.

Постарайся узнать, к каким мне средствам прибегнуть,

Чтоб исцелиться. Пойди к богу дельфийскому в храм.

Слухи ползут, что и он на меня обижен за что-то,

230 Данное мной при сестре слово нарушила я.

Бог и жрецы, и мои предчувствия в этом едины,

Нет ничего, чтоб с твоей не совпадало мечтой.

Все благосклонно к тебе, или новые найдены строки,

Те, которыми ты всех олимпийцев связал?

235 Раз ты богов покорил, то за ними следовать нужно,

И, обету верна, руку тебе я даю.

Об остальном забота твоя! Я сделала больше,

Чем пристойно, веду письменно речи с тобой.

Все утомилася я, от палочки писчей больная

240 Службу свою выполнять больше не может рука.

Тот я, кто автором был шутливых любовных элегий.