Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Великая эсхатологическая мечта Иоанна Грозного – превратить Русь в подобие общежительного государства-монастыря со строгим уставом и нелицеприятно строгим игуменом, не воплотилась в жизнь. Да, она и не могла быть реализована, потому что нельзя же на земле учредить реальное подобие Града Небесного. Несовершенное и временное не может творить совершенное и абсолютное. Первый Царь прекрасно это осознавал; он был далек от совершенства, как и тот исторический «человеческий материал», из которого можно было бы сотворить нечто подобное. Его порыв был беспредельно высоким, искренним и недостижимым, но он не погиб втуне. Первый Царь сделал Русь духовно монолитной и структурно единой, способной превозмочь превратности и опасности, грозившие ей со всех сторон.
Царь Иоанн Васильевич продолжил дело своего деда Иоанна III – собирателя «Земли русской», которого тоже, кстати, величали «Грозным». Его внук Иоанн Васильевич завершил начатое, соединив все, приобретенное ранее в единое целое, жесткими и даже жестокими мерами. Но то был век беспощадный, а историческая ставка была слишком велика. По сути дела, речь шла о том, быть или не быть Руси не просто «отметиной на карте», а самостоятельной и влиятельной мировой силой. И она таковой стала, сохранив и приумножив обретения не только государственно-территориальные, но и духовные.
Православный Крест не только воссиял на новых просторах, но и являл свою жизнеутверждающую силу и на старых. Сцементированная единством веры и власти, Русь получила новые исторические возможности. Плата была дорогой – войны истощали национальный организм, жертвы от битв внешних и внутренних были огромны. Но они были принесены не напрасно. Вопрос: «быть» или «не быть» Православной Руси уже больше не стоял.
Смерть Иоаннова доставила радость врагам как внутренним, так и внешним. Один из известнейших русских книжников и современник событий дьяк Иван Тимофеев (ок. 1555–1631) в своем «Временнике», составленном около 1619 года, написал о кончине Иоанна Васильевича. «Все государства, соседние с его (Царя. – А.Б.) владениями, державы, которые касались границ его земли, не только враги и близко живущие, но и далекие мнимые друзья его, смерти его весьма обрадовались, (считая) потерю его как бы некоторым для них великим приобретением… И что удивительного, если смерти его коварно радовались посторонние? Ведь и рабы его, все вельможи, страдавшие от его злобы, и они опечалились при прекращении его жизни не истинною печалью, но ложной, тайно прикрытою. Вспоминая лютость его гнева, они содрогались, так как боялись поверить, что он умер, а думали, что это приснилось им во сне. И когда, как бы пробудившись от сна и придя в себя, поняли, что это не во сне, а действительно случилось, чрез малое время многие из первых благородных вельмож, чьи пути были сомнительны, помазав благоухающим миром свои седины, с гордостью оделись великолепно и, как молодые, начали поступать по своей воле»[586].
Когда Иоанн Васильевич взошел на Престол Государства Российского, то, образно выражаясь, все четыре стороны света были Руси-России враждебны. С Юга и Востока смертельной угрозой нависал исламский мир, а с Запада – столь же враждебный мир Католичества и Протестантизма. Север же – холодный и дикий, не мог служить государству ни опорой, ни отдушиной. Когда же Первый Царь умер, то картина была совершенно другой. На Востоке Россия покончила с остатками Золотой Орды и «приросла Сибирью». Юг хоть и продолжал представлять угрозу, но масштаб ее теперь был совершенно иной. В Стамбуле больше не вынашивали планы с помощью своих крымских вассалов покорить и уничтожить Русь. Эта задача отныне представлялась невыполнимой.
На Западном направлении положение мало изменилось. Духовные враги те же, но диспозиция уже иная. Да, Русь временно проиграла войну за Прибалтику, но главная цель была достигнута: Запад уже не мог рассчитывать не просто на выигрыш той или иной военной компании, а на сокрушение Руси. Теперь это уже стало невозможным, а потому ненавистники Руси прибегали потом к иным, более изощренным средствам.
Через двадцать лет после смерти Иоанна была использована новая, не военная, а «политическая технология». На сцене появился самозванец, «плоть Царя Иоанна», корень «древа Рюрикова». Вооружившись этими неотразимыми атрибутами, враги закордонные выдвинули марионетку под именем убиенного сына Грозного «Димитрия Иоанновича» и попытались осуществить «проект» по польскому завоеванию и католическому закабалению России. В какой-то момент уж казалось, что замысел осуществился: Лжедмитрий в июне 1605 года «воцарился» в Москве. Но восторжествовала не коварная интрига, а – правда истории. Гнев народный в мае 1606 года смел самозванца.
Тогда у польско-католических антирусских инспираторов возник новый «проект»: на сцене появился Лжедмитрий Второй, пресловутый «тушинский вор». До царских палат в Кремле ему добраться не удалось, он «воцарился» в селе Тушино под Москвой. Финал второго «проекта», как и «первого», оказался бесславным.
Во всех этих коварных и кровавых интермедиях с Лжедмитриями в значительной степени повинна русская аристократия, та, которую Иоанн Грозный не любил и долго преследовал. Именно представители известных боярских родов первыми «приветствовали» самозванцев, приносили «присягу» на верность. Потом, правда, отрекались, перебегали от одного к другому. «Сиятельные и вельможные» думали главным образом о своем благополучии, об интересах собственного родового клана, личной имущественной выгоде, но отнюдь не об интересах страны. Русь являлась для них как бы «приложением» к их поместьям, к их вотчинам.
Вотчинная психология и вызвала к жизни небывалый акт национального предательства: в 1610 году правящая боярская группировка из семи лиц («семибоярщина») заключила сделку с поляками о признании русским царем польско-шведского пятнадцатилетнего принца Владислава[587] и впустила в Москву польские войска. Понадобились неимоверные усилия, национальное восстание с колоссальными человеческими жертвами, чтобы свергнуть это новое иностранное иго. Данная история воочию показала, что Иоанн Васильевич был совершенно прав, когда не доверял родовитым и именитым. В «семибоярщине» заправляли те самые роды, которые «понесли потери» при его правлении: князья Мстиславские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Оболенские, бояре Шереметевы и Романовы. Не было больше «Грозного Царя», и можно было торговать национальным достоянием, выторговывая у иностранцев только для себя и только для своих близких родовые привилегии и личные «преференции».
Никто из предателей-аристократов, запятнавших себя различного рода отступлениями и преступлениями в
