Валерий Григорьев - Обречены на подвиг. Книга первая

– Ты где ищешь, е… твою мать, летчика?!

– В море, в маловысотной зоне.

– Идиоты! А вы поинтересовались у радиотехнических войск, где закончилась его проводка?

Проводкой называли кальку с рабочего планшета оператора радиолокационной обстановки, своего рода документ, подтверждающий местонахождение самолета в тот или иной период времени.

– Никак нет! – с готовностью понести наказание за свою оплошность ответил Командующий авиацией.

– Так поинтересуйтесь! Почему Командующий округом должен вам давать такие элементарные указания? – немного сбавив гнев, произнес Константинов. И скомандовал:

– Немедленно направить наземную поисковую группу! Азимут триста двадцать градусов, удаление восемьдесят километров! Там оборвался полет Голушко!

– Не может быть! – невольно вырвалось у подполковника Жукова.

– Там же горы!

– Вот именно, горы! Так ты руководил полетами, что самолет ушел в горы на пятьдесят километров от береговой черты!? – снова распалился командующий.

Подполковник Шостак стал давать указания на срочные сборы наземной поисковой команды.

Основная масса летчиков не верила, что Голушко мог так далеко уклониться от пилотажной зоны. Я взял полетную карту и поставил на ней точку, где оборвался полет моего товарища. Она находилась почти в центре третьей зоны!

– Неужели он полетел вместо первой в третью? Ведь я ему все объяснил! Неужели слепо пошел по Инструкции?

Уже через час поисковая команда на армейском грузовике отправилась к указанному Командующим месту.

Ближе к вечеру позвонил из какого-то горного селения подполковник Шостак и доложил командиру полка, что место падения самолета найдено. Самолет столкнулся с почти отвесным склоном горы на высоте восемьсот метров. Летчик погиб. Жители близлежащего селения слышали в облаках гул пролетевшего самолета. Затем гул возник снова и вдруг прервался громким хлопком. Высота горы, с которой столкнулся Голушко, была тысяча шестьсот метров. Вообще удивительно, как он умудрился ни с чем не столкнуться еще раньше: тот район покрыт сплошными горами с вечными ледниками и седыми снежными вершинами. Еще до входа в зону он несколько раз пролетел в довольно узких ущельях.

От удара со скалой на скорости семьсот пятьдесят километров в час произошел взрыв. Двигатели, каждый массой две с половиной тонны, по инерции, усиленной энергией взрыва, обогнули вершину горы и упали на противоположном, более пологом склоне. Нашли небольшой кусок кожаной куртки летчика и его летный ботинок…

Уже позже, прокручивая магнитофонную ленту, которая была записана на спарке МиГ-25пу, которая в то время была в воздухе, мы услышали, что Голушко доложил о занятии первой зоны на высоте восемьсот метров. Квитанции от руководителя полетов он не получил. Сразу же после входа в зону стал просить выход на аэродром. Никто ему не ответил. Было понятно, что самолет находился в горах, вне пределов прямой «радиовидимости», и группа руководства его не слышала. Судя по всему, летчик чувствовал: что-то не так. Возможно, постоянно срабатывал речевой информатор, который предупреждает пилота о выходе на «опасную высоту».

По проводке, предоставленной радиотехническим батальоном, было понятно, что самолет отошел от аэродрома с курсом триста пятнадцать градусов – с разницей на сорок пять градусов, если правильно входить в зону.

Прощание с однокашником

На следующий день громадный цинковый ящик, который трудно было назвать гробом, стоял возле ЗВС, где я совсем недавно разговаривал с Толиком и откуда он ушел в свой последний полет. Мы знали, что там только кусок куртки и ботинок, а все остальное заполнено мешками с песком.

Толпа офицеров и членов их семей, молча склонив головы, проходила мимо. И та же картина, как в день похорон Славы Рахимова: безутешная молодая вдова, еще недавно такая веселая и неунывающая, и маленькая дочка на руках у кого-то из женщин… И троекратный залп почетного караула, и транспортный Ан-12, под звуки гимна Советского Союза поглотивший все, что осталось от моего друга.

Комиссия из Москвы во главе со знаменитым в авиационных кругах полковником Григорьянцем долго ломала голову: что же произошло на самом деле? Конечно, сразу же всплыли недостатки в организации полетов, связанные с противоречиями между фактической и документальной характеристикой пилотажных зон. Наши местные вожди пытались доказать, что на самом деле летчики правильно занимали зоны и пилотировали, а то, что написаны в Инструкции – простые формальности, которые никто не выполняет. Потребовалось всего два дня работы, чтобы привести Инструкцию в соответствие с фактическим положением вещей. Теперь каждый летчик, взяв документ, мог самостоятельно разобраться, как летать в пилотажные зоны. Два дня? Нет, потребовалась жизнь. Жизнь летчика Анатолия Голушко.

Последний день его жизни комиссия восстановила с точностью до минуты. Оказывается, с утра он поехал на своем мотороллере посмотреть на останки самолета МиГ-25, на котором погиб Славик Рахимов. Толик не служил в полку, когда погиб Рахимов, с ним и Юрой Поварницыным он познакомился на отдыхе в Юрмале. Толик очень сильно переживал гибель Славика и часто в разговорах его вспоминал.

А я вот даже не знал, где находится разбившийся самолет, и ни разу возле него не был.

Зачем он туда поехал? Может, просто вспомнил Славика. А может, что-то почувствовал…

А накануне, опять же по слухам, он поссорился со своей Галкой. Не знаю, насколько серьезной была, и была ли вообще, эта последняя их ссора. И кое-кто даже предположил, что вот таким способом он решил свести счеты с жизнью. Бред, который трудно придумать, тем более в него поверить. Я знал, что Толик очень любил свою жену и в буквальном смысле пылинки с нее сдувал. И хотя был он у нее «под каблуком», но это его вполне устраивало, а может быть, даже и нравилось. Мне вспомнилось, как Толик, женившись на четвертом курсе в училище, однажды пожаловался, что молодая жена, когда он приходит к ней в увольнение, заставляет его заниматься домашними делами, делать уборку, бегать по продуктовым магазинам. Костя Барсук, бабник и циник, дал ему «мудрый» совет:

– Чтобы жена уважала, ты должен дать ей в морду! Один раз и навсегда! Только без всяких прелюдий, с порога – в нюх! Будет как шелковая!

Наивный Толик послушал баламута и сделал все, как тот советовал. Уже через час после выхода в увольнение он снова был в казарме – с фингалом под глазом и поцарапанным лицом. Галка, не смотря на всю её миловидность и женственность, была еще та казачка, и за себя могла постоять. Бедному молодожену пришлось изрядно постараться, потратить немало денег на цветы и времени на уговоры, чтобы вымолить прощение. Его помиловали только через неделю. И с тех пор он сам был как шелковый.