Пушкин и финансы - Коллектив авторов
В отношениях к долговым обязательствам перед Опекунским советом Пушкин не проявил какого-либо своеобразия. Он волновался в первый год после займа, 3 августа 1831 г. просил Нащокина: «Еще покорнейшая просьба: узнай от Короткого, сколько должен я в ломбард процентов за 40000 займа, и когда срок к уплате?.. Да растолкуй мне, сделай милость, каким образом платят в ломбард? Самому ли мне приехать? Доверенность ли прислать? Или по почте отослать деньги?»[876] Нащокин успокоил друга, и Пушкин отнесся к погашению с фамильной беспечностью. В первые три срока – за 1832, 1833, 1834 гг. – от него не поступило ни копейки ни в погашение капитала, ни в уплату процентов.
В 1834 г. Московский опекунский совет обратил внимание на застарелого неплательщика, и началось дело о взыскании денег с «10-го класса А. С. Пушкина». Опекунский совет обратился в Нижегородское правление; правление 15 сентября дало указ Сергачской дворянской опеке и Сергачскому земскому суду; 25 сентября Опека предписала учинить опись имению Пушкина, а Сергачский земский суд постановил сообщить о взыскании дворянскому заседателю Трескину – с тем, чтобы он закончил дело не далее двух недель. 30 сентября постановление было сообщено Трескину, 15 октября, за неисполнением, оно вновь было сообщено с понуждением. Но дело застопорилось, как потом объяснял земский суд, из-за того, что одновременно производилось взыскание и с отца, и с сына, и, когда поступил платеж по долгу отца, вышло что-то в роде отсрочки для сына. 30 октября 1834 г. управляющий имением Болдиным Пеньковский сообщил о беде. 10 ноября Пушкин ответил ему: «Получил я ваше письмо от 30 окт. и спешу вам отвечать. Долг мой в Опекунский совет я заплачу сам, а из доходов Болдина не должно тратить ни копейки. Что касается до 1270, требуемых за просрочку батюшкинова долга, то если можете найти такую сумму, то заплатите»[877]. 6 февраля 1835 г. Нижегородское губернское правление приказало: «Сергачскому Земскому суду за предосудительную медленность сделать выговор и строго подтвердить опись имению г. Пушкина доставить в сие правление с первой почтой под опасением за дальнейшую медленность строгого взыскания и Сергачской опеке, дав знать о сем, предписать по зборе доходов с упомянутого имения отправить оные в полном количестве в Совет». Тучи сгустились над Кистеневым, и Пеньковский, конечно, из болдинских доходовXXXI внес 7200 руб. в Сергачский земский суд и предотвратил опись Кистенева[878].
VII
Нижегородскими имениями Пушкиных – отца и сына – продолжал управлять Михаил Иванович Калашников, продолжал разорять и грабить. В сентябре 1832 г. Пушкин даже выдал ему доверенность. Сохранилось несколько писем Калашникова к своим господам – и Сергею Львовичу, и Александру Сергеевичу. Писаны письма писарем и только подписаны Калашниковым. Все они делового характера, обычно содержат сообщения о высылке денег, о состоянии хлебов, дают стереотипную фразу «при вотчине вашей все благополучно» и неизменно заканчиваются «честь имею остаться с истинным моим высокопочитанием и преданностью милостивого государя покорный слуга и раб навсегда пребуду Михайла Калашников».
Но и беспечнейший Сергей Львович обратил, наконец, внимание на бедственное положение имения и пришел к решению отставить Калашникова от управления. Калашников чувствовал, что надвигаются на него неприятности, искал защиты у молодого барина. Он писал ему и сам, и просил дочь ходатайство – вать за него.
Сохранилось письмо Калашникова к Пушкину, издаваемое нами впервые. Оно свидетельствует о затруднениях, в каких находился Калашников, о том походе, который был предпринят против него его подданными – крестьянами и подчиненными. К сожалению, нижний край письма съеден мышами, и потому полный смысл невосстановим. Письмо написано все целиком собственноручно Михайлой Ивановым. Он писал:
(1) Милостивый Государь
Александр Сергеевичь
извините меня милостивый государь что я без покою вас моею прозбою, так как я писал прежде и посылал бумаги черновые писанныи Васильем Козловым к батюшке вашему, ноето и теперь подтверждаю точно им Козловым писаны были о чем я узнал ему хотелось. . . . . . не было дела до. . . . вашей части за. . . . бы крестьяне зна. . . . не. . гов. . . болд. . . .
(2) не будет нетолько. . . . но бог его наказал о чем не известно нам акрестьяне со всем неписали иничего незнают толко отних ни писано. . . . . . подписаны в прозбе, вовсем был участник наш земский, за все мои к нему милости он злом плотит за что и его божия казнь не оставит без наказания, ая всегда скажу как сын пред отцом а нежаишим ра. . . служу всегда. . . . . . . .
(3) дет меня помянуть, естьли ваши милости мне не помогут, я незнаю. . . . взять и как другие. . . . и как уберегут, мне и того довольно что. . . . и есть что найдешь и слава богу, я. . . . как верной раб пред вами и пред богом не дам ответа, засим репортую вашей милости что. . . . состоит все бла. . . . засим честь име. . . . айшим вы. . . . и преданностью. . . . госуд. . . . [879].
Письмо это не датировано или, вернее, датировка объедена мышами, на бумаге с водяным 1830 годом и явно относится ко времени, предшествующему удалению Михаила Иванова.
13 февраля 1833 г. писала Пушкину и дочь Калашникова. Это письмо находится сейчас в моем распоряжении; оно – единственное сохранившееся из переписки поэта с героиней крестьянского романа. Калашникова была неграмотна и должна была диктовать свои письма, а писал ей обычно ее муж. Очевидно, он не совсем следовал диктовке и изображал в письме не совсем то, что слышал, и, кроме того, предавался по временам канцелярскому словоизвитию, а от этого стиль выходил чересчур кудрявым. Пушкин обратил внимание на кудрявый стиль писем бывшей своей возлюбленной и спросил ее в письме, откуда такие кудрявые письма. Когда ей пришлось отвечать на вопрос Пушкина в письме к ней, она обратилась не к мужу, а к сельскому грамотею, тому самому, который писал письма ее отцу. Им и написано это единственное сохранившееся письмо. Вот из тридцатых годов голос милой, доброй девушки, оживленной
