Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

Шутка в том, чтобы схватить один из них прямо под носом у хозяина и уплыть, размахивая им, после чего лодочник пускается в красноречивые рассуждения, а мальчики перекрикивают его, и все очень веселятся. Я лишь надеюсь, что Пэлгрейв не вернётся из Сукум-Калеха, чтобы забрать Махбрука, как только тот поумнеет — не в краже кувшинов, а в работе. Он уже очень хорошо стирает мою одежду; его крепкие чёрные руки созданы для того, чтобы быть прачкой. Ахмет с большим нетерпением ждал вашего приезда. Он без ума от поездки в Англию и в глубине души планировал втереться к вам в доверие и поехать в качестве «генерального слуги». Он совсем маленький, не больше семилетнего ребёнка, но арабский мальчик «ни в чём не сомневается» и прекрасно готовит. Что бы сказал английский респектабельный повар, увидев, как «два блюда и десерт» готовит на старом костре из нескольких кирпичей малыш в синей рубашке? И при этом очень хорошо готовит, а потом подаёт несравненный кофе.

Вам будет приятно узнать, что ваша замечательная история о лондонском извозчике имеет здесь точный аналог. «О, милостивый Боже, что с тобой, Ахмет, брат мой, и почему у тебя так сжалось сердце, что ты ни разу не сказал мне: «К чёрту твоего отца, или сына собаки, или свинью, как ты обычно делаешь».

Не могла бы ты накопить денег на отпуск и приехать на четыре месяца следующей зимой с моим Морисом? Хотя, возможно, тебе будет скучно на Ниле. Я не знаю. По-моему, люди либо наслаждаются этим, либо скучают. Я рад слышать от Джанет, что у тебя всё хорошо. Мне гораздо лучше. Плотник закончит работу над лодкой сегодня, потом начнётся покраска, и через неделю, иншалла, я вернусь на неё.

21 Сентября 1886 года: миссис Остин

Миссис Остин.

Недалеко от Булака,

21 сентября 1886 года.

Дорогая Муттер,

Мне уже намного лучше; погода восхитительная, а Нил в полном разливе, что делает речные пейзажи с борта лодки очень красивыми. У Алика от его рассказов о поездках с Джанет по милой старой Англии у меня потекли слюнки; похоже, она его совсем раскрепостила. Я никого не видела и не встречала, кроме своего соседа по «следующей лодке», Гуды Эффенди, потому что Омар весь день работал на лодке, а мне было лень и не хотелось выходить одной. Большой Хассан, ослик, стал слишком ленивым, чтобы ходить, а мне не хочется ходить здесь в одиночку с маленьким мальчиком. Однако я целыми днями гуляю на свежем воздухе и чувствую себя очень хорошо. Мои два маленьких мальчика очень забавны и хорошо мне служат. Новости из Европы, по моим наивным представлениям, удручают, возвращают нас к военному деспотизму, который, я думаю, вызвал бы у нас возмущение во времена наших отцов. Я получаю много газет от Росса, которые потом попадают к арабскому бакалейщику, читающему «Таймс» и «Сатердей Ревью» в своей лавке на базаре! Что дальше? Груз книг, который вы с Аликом отправили, будет очень кстати зимой. Если бы я был художником, я бы обратился к мусульманским традициям Иосифа и Марии. Он вовсе не был седобородым стариком, знаете ли, а был молод, красив и чист, как сама Богоматерь. Они были двоюродными братом и сестрой, выросли вместе, и она избегала пустых разговоров с другими девушками и ходила к колодцу со своим кувшином, держась за руку Иосифа, который нёс свой. После того, как ангел Гавриил возвестил ей волю Божью и дунул в её рукав, отчего она зачала «Духа Божьего», Иосиф с ужасом увидел её состояние и решил убить её, как того требовал его долг как ближайшего родственника мужского пола. Он последовал за ней с ножом в руке, намереваясь убить её у следующего дерева, но каждый раз его сердце подводило его, пока они не добрались до колодца и дерева, под которым снова стоял Божий посланник и говорил: «Не бойся, Иосиф, дочь твоего дяди носит в себе Ису, Мессию, Духа Божьего». Иосиф без страха женился на своей кузине. Разве это не прекрасно? Два примера юношеской чистоты и благочестия, стоящие рука об руку перед ангелом. Я думаю, что художник мог бы изобразить мягкоглазого сирийского мальчика с кувшином на плече (у неё кувшин на голове) и серьёзную, скромную девушку, которая сторонилась всякой нечестивой компании.

Теперь я знаю всё о Шейхе Салеме и о том, почему он сидит обнажённым на берегу реки. Я узнал это от очень высокопоставленного человека — великого Шейха, которому это было открыто. Ему доверили заботу о нескольких священных верблюдицах, таких как та, на которой Пророк за одну ночь доехал до Иерусалима, и которые невидимы для всех, кроме избранных. Он потерял одну из них, и теперь он — пленник Бога, пока её не найдут.

Письмо от тёти Чарли, в котором она рассказывала о своей жизни в деревне и о жизни Рейни, о школьных праздниках и т. д., заставило меня расплакаться и напомнило мне — о, как ярко! — о разнице между Востоком и Западом, которая, однако, не полностью в пользу дома, хотя в основном так и есть. Что здесь приятно, так это простота. С тех пор, как я здесь, трижды приходили парни из самых уважаемых семей Луксора, чтобы попросить гостеприимства, которое заключалось в месте на палубе лодки и возможности макать хлеб в общую миску вместе с моим мальчиком-рабом и Ахметом. Хлеба, который они принесли с собой, «хлеба и крова» не просили, так как они спали под навесом. В Англии я бы отказался от такого гостеприимства из-за стыда и расходов. Главной целью парней было заслужить уважение, находясь под моим присмотром вдали от своих отцов, чтобы их семьи были довольны. И пока они ели и спали, как нищие, можно сказать, они читали свои книги и болтали со мной, когда я выходил на палубу, на равных, проявляя лишь должное уважение к моему возрасту. Я подумал о «приютах и учреждениях для сирот» и обо всех бесчисленных трудностях такого рода и задался вопросом, не стоит ли сказать что-нибудь об отсутствии цивилизации в том, что касается ножей, вилок, кроватей, пива и, прежде всего, первого и второго столов. Конечно, климат во многом определяет то, с какой лёгкостью здесь принимают вдов и сирот.

До свидания, дорогая матушка: сегодня почтовый день, и Рейс Мохаммед собирается тащиться в город в ослепительно белом тюрбане и роскошном чёрном одеянии. Его первая жена, с которой он собирался